Идеальная девушка - Уэйр Рут

– Это лишь видимость, – замечает Уилл.

Ханна кивает, зная, что Уилл не выгораживает друга – это действительно так. Хотя Хью смахивает на декадента, в реальности он совсем на него не похож. Под маской самоиронии скрывается упорство, драйв и масса амбиций. Именно поэтому он достиг того, что сейчас имеет. Род Уилла принадлежит старой аристократии, правда, от былого богатства остались жалкие крохи – немного земли и картин. Семья Эйприл из нуворишей – отец без роду и племени, шустрый парень из Эссекса сколотил состояние и вовремя обратил его в кеш. Семейство Хью, несмотря на учебу сына в частной школе, не относилось ни к той, ни к другой категории богатства. Отец Хью был участковым врачом, мать – домохозяйкой. Местечковые аристократы, они едва наскребали денег на обучение единственного сына, возлагая на него все свои надежды.

Хью после окончания Пелэма старался компенсировать родителям их жертвы, и у него это неплохо получалось. До окончания колледжа он шел по стопам отца, потом открыл доходную частную практику в Эдинбурге – очень популярную клинику пластической хирургии. Одной из первых клиенток Хью стала мать Эйприл. Ханна не представляет размера доходов их приятеля, но, судя по квартире, Хью многого добился – такое место в центре Эдинбурга дешево не купишь.

– И что она сказала? – уточняет Уилл.

Ханне приходится усилием воли возвращаться к беседе с Эмили. У нее вновь сосет под ложечкой.

– Она сказала…

Ханна умолкает. Официант принес закуски, на минуту наступает передышка, надо разобраться, где чья тарелка.

– Так что она сказала?

– Спрашивала, как я себя чувствую, и…

– Да? – На лице Уилла появляются озабоченность и недоумение с толикой раздражения. Впрочем, возможно, Ханне это лишь мерещится.

– Этот журналист… он пытался связаться с ней. И со мной тоже. Он друг Райана и считает…

О, господи, как тяжело все это выговорить.

Ханна опускает нож и вилку, набирает полные легкие воздуха и заставляет себя произнести нужные слова:

– Он считает, что произошла ошибка. Что Невилла несправедливо осудили.

– Глупости! – Уилл не раздумывает над ответом ни секунды, реагирует быстро и решительно, хлопает ладонью по столу, заставив подскочить столовый прибор и тарелку. Посетители за соседними столиками настороженно оглядываются. – Полная чушь. Надеюсь, ты попросила Эмили больше не вступать с ним ни в какие контакты?

– Она и так не вступала. – Ханна понижает голос до шепота, словно в противовес повышенному тону мужа, и, увидев выражение его лица, включает задний ход. – Они говорили не о Невилле, а в основном о Райане. А ты не думаешь, что…

Повисает пауза.

«А ты не думаешь, что такая возможность все-таки существует?» – хотела спросить Ханна. Но она не осмеливается произнести этот вопрос вслух. Тяжело допустить такое даже в мыслях, а уж озвучивать…

– Милая моя, – Уилл опускает нож с вилкой и протягивает руку через стол, чтобы привлечь ее внимание, – не делай этого. Не додумывай задним числом. Да и чего ради? Только потому, что Невилл теперь мертв? Его смерть ничего не меняет. Не влияет на улики, не отменяет того, что ты видела.

Что правда, то правда. Ханна понимает, что он прав.

Конечно, прав.

Невилл сошел в могилу, не признав своей вины. Что это доказывает? Ничего. Он не первый убийца, отрицавший вину до последнего дня жизни.

Но правда и то, что, признав справедливость обвинения, Невилл после отбытия срока стоял бы теперь на пороге досрочного освобождения. Вместо этого он несколько лет после смерти Эйприл настаивал на своей невиновности и подавал одну бесплодную апелляцию за другой, добившись лишь того, что его имя постоянно, раздувая гнев общественности, мусолила пресса.

Стал бы настоящий убийца так подставляться?

– Ханна? – Уилл сжимает ее руку, заставляя посмотреть ему в глаза. – Ханна, милая, ты ведь это понимаешь, правда? Ты не ошиблась.

– Я знаю.

Ханна высвобождает руку, закрывает глаза, потирает переносицу под пластмассовой дужкой очков, пытаясь унять нарастающую головную боль. Но с закрытыми глазами она видит перед собой не лицо Уилла, полное любви и заботы, а лицо Невилла. Не того Невилла, кто действовал ей на нервы с самых первых университетских дней, глядевшего исподлобья, готового воинственно все отрицать, а другого – затравленного, измученного старика, взиравшего с экрана телевизора с мольбой и страхом в глазах.

Прав ли Уилл? Нет, не прав.

Это ее вина, и больше ничья.

До

– Ханна, – произнес доктор Майерс, когда она закрыла папку и поднялась после окончания практического занятия, – задержитесь еще на минутку. Майлз, вы свободны.

Напарник Ханны по практическим занятиям, кивнув, вышел за дверь. Ханне стало немного не по себе – что хотел сказать ей доктор Майерс? Неужели она где-то дала маху? Сочинение Ханны на этот раз ему вроде бы понравилось, чего нельзя было сказать о предыдущих работах. До нее не сразу дошло, что доктор Майерс уже начал говорить и она пропустила первые слова мимо ушей.

– …небольшая вечеринка. Я всегда ее устраиваю в конце каждого семестра. И приглашаю нескольких особо отличившихся студентов. Так мы налаживаем отношения, будет очень весело.

Ханна боялась радоваться. Как он сказал? Особо отличившихся студентов? Неужели он имел в виду ее тоже? Но с какой стати заводить речь о вечеринке, если бы он не хотел пригласить на нее Ханну?

– Она назначена на пятницу, – продолжал доктор Майерс. – Без лишних формальностей, просто бокал хереса у меня дома. По крайней мере, мою квартиру вам не придется долго искать.

Ханна усмехнулась и, не зная, что сказать, выпалила:

– Спасибо, большое спасибо. То есть… да, я согласна.

– Чудесно! Начало в восемь вечера.

– Мне что-нибудь взять с собой?

– Нет, просто приходите.

Выйдя в коридор, Ханна прислонилась к стене, чувствуя, как на лице расцветает широкая улыбка. Она особо выдающаяся! Неужели доктор Майерс действительно так считает?

Другой вопрос – что надеть? Он сказал «без лишних формальностей». Хуже приглашения не придумаешь. По крайней мере, когда говорят «фрак и вечернее платье» или «академическая мантия», не приходится ломать голову. «Без лишних формальностей» может означать что угодно – от маскарадного костюма до джинсов.

– Джинсы, – отрезала Эйприл, когда Ханна спросила у нее совета. – И топ-камисоль из поплина со складками, с закрытым горлом, без рукавов, с единственной перламутровой пуговицей на спине. Деловой прикид спереди, отрываемся на славу сзади.

– Но у меня нет… – начала было Ханна и запнулась. Как бишь назвала Эйприл эту вещь? Что-то там со складками? – У меня нет такого топа.

Пятница через два дня. Времени ходить по магазинам не осталось. «Да и денег тоже нет», – добавила она мысленно. Но такой аргумент Эйприл не понять.

– У тебя, может, и нет. Зато у меня есть. За мной!

Ханна не заглядывала в спальню Эйприл уже несколько недель. При наличии общей гостиной ходить друг к другу в спальню не было необходимости. К тому же у Эйприл часто бывал Уилл, и Ханна побаивалась, что, постучав, может увидеть лишнее.

Теперь Ханну накрыла новая волна изумления – не из-за разницы между комнатой Эйприл и ее собственной, так как роскошные предметы, отвечающие вкусам ее соседки, уже проникли даже в их общую гостиную, – но из-за царившего в спальне Эйприл беспорядка. Одежда валялась повсюду. По углам громоздились целые кучи дизайнерских шмоток. Лампы накрывали абажуры из топов с бисером. С рабочего кресла небрежно свисала ночная рубашка от Джимми Чу. Поражала не только одежда. На подоконнике сиротливо стояли недопитые стаканчики кофе, покрывшиеся ажурным слоем плесени. По полу были разбросаны книги, раскинувшие страницы, как птицы крылья. На ночную тумбочку просыпались из лежащего пузырька какие-то таблетки. Недоеденный пончик истекал жиром прямо на сложенные стопкой сочинения. На полу валялась открытая косметическая палитра, разноцветная пудра была намертво втоптана в ворс коврового покрытия…