Третья тайна - Эллиот Кендра

— Вы были знакомы с Оливией или Саломеей?

Откинувшись на стул, священник неохотно ответил:

— Почему вы спрашиваете?

— Вчера утром я побывал на месте преступления. Видел их дом, а Оливия вообще скончалась на руках у Мерси. И кое-что из того, что я там увидел, просто не могу выбросить из головы. С момента убийства меня пичкали всякими слухами. Я пытаюсь отделить факты от вымыслов… — Он сделал паузу. — Вы же знаете, что местонахождение Саломеи до сих пор не установлено?

— Да, слышал. Надеюсь, она не пострадала. — Дэвид, подавшись вперед, облокотился о стол, глядя собеседнику в глаза. — Вы хотите знать, считаю ли я их ведьмами.

Такая формулировка прозвучала нелепо, даже смешно.

— Да, в этом роде. Я кое-что почитал о колдовстве — пытался понять, что же могло происходить в их доме…

Дэвид поджал губы и, казалось, взвешивал слова, решая, чем именно поделиться.

— Когда-то я встречал Оливию, — начал он. — Много лет назад… задолго до рождения Морриган. Тогда она пришла ко мне.

— Серьезно? — изумился Трумэн. — Я думал…

— Что она не захочет иметь никаких дел с церковью, верно? А Оливия все-таки пришла за советом — я давал их всем нуждающимся. Ей больше не с кем было поговорить. Из близких у нее была только дочь Саломея, и Оливия беспокоилась о ней… как любая мать.

Трумэн был заинтригован:

— И что она вам говорила?

Дэвид нахмурился:

— Я не имею права вдаваться в подробности. Могу лишь сказать, что она волновалась о будущем дочери. Не хотела, чтобы Саломея тоже стала изгоем.

— Разве Оливия не сама решила жить подальше ото всех?

— Да. Но она знала, что болтают о ней в городе. Местные при виде нее переходили на другую сторону улицы и отводили взгляд, если сталкивались с ней в магазине.

— Ужасно.

— В тот день я увидел просто одинокую женщину, которая хотела для дочери другой участи.

— Сколько тогда было Саломее?

— Около двадцати.

— Достаточно взрослая, чтобы самой принимать решения.

— Отчасти из-за этого и беспокоилась Оливия. Саломее нравилось, что ее считают ведьмой: возможно, она даже поощряла эти слухи. По словам Оливии, ее дочь наслаждалась тем, что ей не доверяют и боятся.

Дерзкий взгляд темных глаз. Опасно-соблазнительные изгибы тела.

— Понятно.

— Я сказал Оливии, что она не может заставить дочь измениться. Саломея уже взрослая. Оливия могла лишь наблюдать со стороны и проявлять свою любовь.

— А колдовство? — не унимался Трумэн.

Дэвид заерзал: ему явно стало неуютно.

— Оливия уверяла, что практикует только белую магию.

— Кажется, вас это не слишком обрадовало…

— Я осуждаю любую магию.

— Насколько я понял из прочитанного, белая магия основана на силах природы. Почитание стихий и все такое.

— Да, мы побеседовали о том, чем она занимается в сотворенном Господом мире. Оливия не видела в своих методах ничего плохого.

— Но, думаю, она гордилась результатами, а не методами.

Лицо Агирре прояснилось.

— Именно так. Наша беседа была любезной и содержательной, но, боюсь, у меня не получилось убедить ее в неверности выбранного ею пути. Сабин — неплохая женщина… просто заблудшая.

— Некоторые священники сразу выставили бы ее за дверь.

— Она все-таки человек. С человеческими чувствами. И со своей семьей. Как вы или я. Она пришла ко мне в отчаянии, и я помог ей, как помог бы любому другому. Судить — не мое дело.

После этих слов Трумэн еще больше зауважал Дэвида. Может, порой Агирре вел себя слишком благочестиво, но в душе он хороший человек.

— А Саломею вы встречали?

Священник глубоко вздохнул:

— Да.

Шеф полиции выждал секунд десять, но Агирре так и не продолжил.

— Я тоже ее встречал, — признался Трумэн. — Она меня здорово напугала.

— Да уж! — В глазах Дэвида вспыхнул недоверчивый огонек. — И меня. Я видел ее только мельком, но готов поклясться, что она сразу разглядела все пороки моей души. И мне это не понравилось.

— У меня такое же ощущение.

— Она излучала опасность и вместе с тем захватывала дух. Жутковатое зрелище. Но это помогло мне понять, почему Саломея притягивала стольких мужчин. Ее манера говорить и держаться словно сулила им побег из скучной обыденности.

— Недолгий побег, — уточнил Дейли.

— Верно. Но иногда мужчины видят не дальше собственного носа.

Само существование профессии Трумэна подтверждало правоту священника. Большинство тех, кого за свою жизнь арестовал шеф полиции, не задумывались о последствиях своих действий. Или им было плевать.

Дэвид встал и подошел к большим книжным шкафам. Провел пальцем по корешкам, что-то ища.

— Знаю, многие ходили к Сабин, чтобы она помогла решить их проблемы…

— Проблемы? — переспросил Дейли.

— Проблемы со здоровьем, деньгами или в личной жизни.

— Да, я уже слышал об этом…

Дэвид вытащил книгу, взглянул на обложку, поставил на место и продолжил поиски.

— Все хотят найти самый короткий путь к цели. Если люди узнают, что кто-то предлагает волшебную пилюлю, то обязательно попробуют ее. — Он вытащил еще пару книжек, посмотрел на обложки, удовлетворенно кивнул и протянул собеседнику: — Может, это поможет вам понять, что произошло в лесу.

Трумэн неохотно взял книги. Названия ему не понравились.

— У вас есть литература по колдовству?

— У меня есть книги на любые темы. Чтобы отвечать на вопросы, нужно знать предмет.

— Как думаете, Оливию могли убить из-за ее веры в колдовство?

Дэвид выдержал взгляд Трумэна.

— Разумеется.

11

Мерси объехала ледяную глыбу посреди дороги.

— Папу вызвали. Корова рожает, — заявила сидящая рядом в «Тахо» Роуз.

Их отец был известен своими животноводческими познаниями и навыками. Сколько Мерси себя помнила, соседи звонили Карлу Килпатрику даже среди ночи и говорили, что ветеринар занят, но кто-то должен помочь при родах их корове или козе. Отец никогда никому не отказывал. Он не был профессиональным ветеринаром — и неизменно напоминал об этом просителям, — но хорошо разбирался в коровах и легко распознавал ошибки в кормлении лошадей, коз, свиней. Некоторые соседи предпочитали сразу обращаться к Карлу, а не к ветеринару. Однако когда Килпатрик понимал, что ситуация выходит за пределы его возможностей, то сам убеждал обратиться к профессионалу.

Навыки ветеринара сделали Карла ценным членом коммуны выживальщиков. Если тот рядом, на него можно будет положиться в случае катастрофы. Здоровый скот ценился на вес золота, а вот больной или травмированный ставил под угрозу семейное благополучие. Исчезни вдруг современные удобства, наличие или отсутствие коровы могло означать разницу между жизнью и смертью.

— Три ночи назад папа помог корове Рикманнов, у нее родилась двойня, — продолжала Роуз. — Все ветеринары были заняты, и бедняжка тужилась несколько часов.

— Оба теленка выжили?

— Да, — с гордостью ответила сестра. — Вот бы их погладить…

В свое время отец на глазах у Мерси помог десяткам коров. Некоторые роды прошли удачно, некоторые — нет. По возможности Карл Килпатрик брал с собой детей, иногда даже вытаскивая из постели посреди ночи, будучи уверенным: это поможет им в критических ситуациях. Мерси уже давным-давно не наблюдала, как отец засовывает руку сзади в тело коровы. В детстве ее не смущало такое зрелище — обычное дело, причем необходимое, чтобы спасти жизнь корове и теленку. Но теперь, в воспоминаниях, это казалось неприятным.

Если мертвый теленок застревал в корове, Килпатрик-старший выгонял из хлева юную Мерси и ее братьев и сестер, кроме старшего — Оуэна. Тот помогал отцу извлечь теленка, иногда — по частям.

Зато когда рождался здоровый малыш, отец буквально сиял. Много раз Мерси видела, как он гладил новорожденного, припавшего к материнскому вымени. Карла Килпатрика переполняла гордость. Он ласково похлопывал корову по спине, говоря, что она славно потрудилась. После того как мокрый живой теленок приземлялся на сено, Мерси завидовала похвалам, которыми отец удостаивал роженицу. Заслужить доброе слово от Килпатрика-старшего было нелегко.