Сергей был, в сущности, парнем неплохим, однако не без изъянов, так что наши добрососедские отношения не обернулись дружбой. Не жадный, но из тех, у коих рубль между пальцев не проскочит; с немалым и заметным самомнением, не переросшим, впрочем, в гонор; жизнелюб, любитель закусить и выпить, при случае – пофлиртовать, но в меру: все-таки он оставался семьянином, и к Жанне – а особенно к дочке – относился с трепетной нежностью. В общем, намешано в нем было всякого, хорошего и дурного, а я предпочитаю людей цельных. И в результате мы с ним не то чтоб дружили, но по-соседски приятельствовали; он был моим ровесником, трудился в Психоневрологическом институте, в знаменитой Бехтеревке, но о трудах своих предпочитал молчать. Если что и рассказывал, так анекдоты и байки о своем чудаковатом шефе профессоре Косталевском. Впрочем, шефом его Сергей не называл – ни шефом, ни боссом, ни профессором и уж тем более начальником, а исключительно патроном. Не знаю, что их связывало кроме работы, но упоминалось о Косталевском именно так: патрон, и точка.
Скуратов почесал переносицу:
– Какие отношения были у вас с Арнатовым?
– Дружелюбно-соседские, но без детального проникновения в личную жизнь, – ответствовал я. – Стаканчик белого по праздникам и мелкие взаимные одолжения.
– Но год назад кое-что переменилось?
«Переменилось, само собой, – подумал я. – Дела у Бехтеревки шли не лучше, чем у Промата, и в тот же исторический момент, когда я стал охотиться на крыс, Сергей занялся магией и колдовством». Семья, понимаете! Любимая женщина, пятилетняя дочка плюс легкий флирт на стороне… Кормить-то надо всех… И в результате каждый день я слушал по «кухонному радио»:
– Известный психолог, доктор эзотерических наук Серж Орнати, используя магию и профессиональное мастерство, устраняет ощущение жизненного дискомфорта, стабилизирует ауру, избавляет от сглаза, гармонизирует семейные отношения, помогает освободиться от алкогольной зависимости без ведома больного. Прием в офисе на Садовой, пятьдесят, ежедневно с десяти до шести. Запись по телефону… – Далее следовал телефон.
При всей сходности наших с Сержем метаморфоз имелись и отличия. Мой крысоловный промысел оплачивался неплохо, в разумных, но дефинитных пределах, а Серж, похоже, забогател. Не знаю, какие клиенты гармонизировались у него с десяти до шести, а вот по вечерам – домой, не в офис – подкатывала очень солидная публика. Помню я один «Мерседес»… вишневый, с позолоченным бампером…
Скуратов раздавил окурок в пепельнице.
– Так что же, Дмитрий Григорьич? Переменилось или нет?
– Переменилось, – согласился я. – Сосед мой, Арнатов Сергей Петрович, занялся частной эзотерической практикой. Духи были к нему благосклонны, не обходили вниманием, и в результате он приобрел другую квартиру, пороскошней и попросторней. А эту, за номером сто двадцать два, продал гражданке Малышевой Дарье Павловне и ее попугаю.
– Что вам до этого попугая? – пожал плечами остроносый; вероятно, сон его не тревожили птичьи вопли. – Скажите-ка лучше, когда у вас был последний контакт с Арнатовым? Не звонил ли он вам? Не присылал ли записок? Может, в гости заглядывал по старой дружбе? На стаканчик белого?
Стаканчик был упомянут с явным сарказмом, и мне пришлось разъяснить, что речь идет не о том белом, что превратилось в национальный спорт, а о сухом вине восьмиградусной крепости. Иван Иваныч презрительно хмыкнул – мол, не вешай лапшу, интеллигент! – и повторил вопрос насчет контакта. Я ответил, что с магом Орнати не контактирую месяцев шесть – с тех пор, как он перебрался из нашего кооперативного стойбища в более шикарную конюшню.
Это так же соответствовало истине, как белые ночи в январе, но я не собирался обсуждать с майором УБОП интимные тайны соседей. Жанна – вернее, Джаннат – была чеченкой из Грозного, сбежавшей в наши палестины, в Педиатрический институт, и ее брак с Арнатовым, неверным гяуром и безбожником, противоречил законам шариата. Отец, Саид-ата, а также дяди и братья, коих у Жанны насчитывался целый батальон, такого позора не снесли бы: Сержу вспороли бы живот, Машутку предположительно удавили, а Джаннат до конца своих дней лила бы слезы и крутила овечьи хвосты в ауле Верхний Басарлык. Поэтому родичам Жанны не был известен ни факт ее супружества, ни счастливое разрешение от бремени, ни вполне реальное – и столь же счастливое – материнство. Единожды в год ее навещал отец, летом или ранней осенью, и на период визита все детское и мужское барахло перетаскивалось ко мне либо к другим знакомым, а Серж с Машуткой исчезали – или на юг, или в Лодейное Поле, к православным бабушке с дедушкой, или под Приозерск, на личную мою фазенду, в бревенчатый домик, оставшийся мне от мамы. Так случилось и в этот раз: Серж позвонил и намекнул, что грозный Саид-ата ожидается с ревизией, а я ответил – знаешь, мол, где ключ запрятан. Еще подумал, как будет Жанна объясняться с родичем: их новое жилье тянуло на такую сумму, какую врач-педиатр не мог заработать при всех стараниях за сотню лет.
Но это было их проблемой, не моей, и уж совсем не касалось остроносого майора Скуратова. Я не желал посвящать его в эти пикантные подробности.
Лист перед ним был исписан всего лишь на четверть, но он не спешил, оглядывал кухню и мой кабинет по ту сторону коридора, где находились стол с компьютером, книжные полки до потолка, диван и рабочее кресло. На компьютере скалил зубы чугунный дьявол – старинная статуэтка каслинского литья, символ моей профессии. Сам Сатана, Ловец Душ, Великий Аналитик и Великий Крысолов… Мне показалось, что он взирает на Скуратова с неодобрением.
Но тот не смотрел на Сатану, а изучал обстановку. Глядел внимательно, то ли присматриваясь к мебели, чтоб оценить мои доходы, то ли прикидывая, много ль ожидается хлопот, если затеять глобальный обыск. Причин к нему не было, но все же я слегка вспотел, представив, как обыскивают мой крысоловный компьютер.
Наконец остроносый, закурив сигарету, побарабанил пальцами по столу:
– Добавите что-нибудь еще, Дмитрий Григорьич?
– Возможно, Иван Иваныч. Если буду посвящен в суть проблемы. Трудно, знаете ли, ориентироваться впотьмах… не различишь мелкого от крупного.
