Утраченный символ - Браун Дэн

Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114

«Почти приехали. – Мальчик вытянул шею и увидел платформу. – Еще чуть-чуть».

Лифт наклонился, устремившись к обзорной площадке, и шахта начала сужаться: массивные балки сомкнулись в тесный вертикальный туннель.

– Пап, я…

Внезапно наверху что-то оглушительно треснуло. Лифт дернулся и покосился, потертые тросы хлестнули по стенкам кабины, точно змеи. Мальчик потянулся к отцу.

– Пап!

На один ужасный миг их глаза встретились.

А потом дно ушло из-под ног.

Роберт Лэнгдон подскочил на мягком кожаном сиденье, стряхнув остатки сна. Он был один в огромном салоне частного реактивного самолета «Фалкон 2000EX», который сейчас боролся с турбулентностью. На заднем плане ровно гудели двигатели «Пратт энд Уитни».

– Мистер Лэнгдон, – раздался над головой трескучий голос, – мы подлетаем.

Лэнгдон выпрямился и убрал распечатку с лекцией в кожаный портфель. Сон настиг Лэнгдона на середине статьи о масонской символике. По-видимому, о покойном отце напомнило неожиданное приглашение от Питера Соломона, полученное утром. Питер был давним наставником Роберта.

«Второй человек после отца, которого мне не хочется расстраивать».

Пятидесятивосьмилетний меценат, историк и ученый взял Лэнгдона под свое крыло почти тридцать лет назад, во многом заменив юноше умершего отца. Несмотря на внушительное состояние и принадлежность к влиятельной семье, серые глаза Соломона всегда лучились смирением и теплом.

Солнце уже село, но Лэнгдон по-прежнему видел четкие очертания самого высокого в мире обелиска, взмывающего в небо подобно античному гномону. Облицованная белым мрамором колонна высотой в пятьсот пятьдесят пять футов отмечала собой место, где бьется сердце нации. От обелиска в сложном переплетении расходились улицы столицы.

Даже с воздуха Лэнгдон чувствовал почти мистическую мощь Вашингтона. Он любил этот город и, как только самолет коснулся земли, ощутил в груди приятное волнение. Самолет вырулил к частной стоянке, расположенной где-то на просторах международного аэропорта Даллеса, и остановился.

Лэнгдон собрал вещи, поблагодарил пилотов и вышел из роскошного салона на трап. Холодный январский воздух дарил чувство приятной свободы.

«Дыши, Роберт», – подумал он, с наслаждением окидывая взглядом открытое пространство.

Белый туман сплошным покровом стелился по взлетно-посадочной полосе, и Лэнгдону показалось, что он ступает не на асфальт, а в болото.

– Здравствуйте! Здравствуйте! – раздался певучий женский голос с британским акцентом. – Профессор Лэнгдон!

Радостно махая рукой, к нему спешила женщина средних лет, с бейджиком на груди и блокнотом в руках. Из-под стильной вязаной шапочки выбивались волнистые светлые кудри.

– Добро пожаловать в Вашингтон, сэр!

Лэнгдон улыбнулся.

– Спасибо.

– Меня зовут Пэм, я из пассажирской службы! – Она тараторила с таким жаром, что Лэнгдону стало чуть-чуть неловко. – Пойдемте, машина уже ждет.

Он пошел за ней к терминалу авиаслужбы «Сигначер», окруженному новенькими частными самолетами.

«Стоянка для богатых и знаменитых».

– Простите за беспокойство, профессор, – робко проговорила женщина, – но вы тот самый Роберт Лэнгдон, который пишет о символах и религии?

Помедлив, он кивнул.

– Так и знала! – просияла Пэм. – Мы в книжном клубе недавно читали вашу книгу о священном женском начале и церкви. Какой был чудесный скандал! Любите же вы наделать шуму!

– Я не шума добивался, – с улыбкой ответил Лэнгдон.

Пэм почувствовала, что он не настроен говорить о работе.

– Извините, что-то я совсем заболталась. Вам, верно, ужасно надоело, что вас везде узнают… Но тут вы сами виноваты! – Она игриво покосилась на его одежду. – Форма выдает вас с головой.

Форма? Лэнгдон окинул себя взглядом. На нем были привычная темная водолазка, твидовый пиджак, брюки цвета хаки и мокасины кордовской кожи – так он всегда одевался, идя на встречи, лекции, фотосессии и светские мероприятия.

Пэм рассмеялась.

– Эти водолазки страшно устарели! В галстуке вы бы выглядели более стильно.

«Вот еще, – подумал Лэнгдон. – Только петли на шее мне не хватало!»

В колледже с громким названием Академия Филипс-Эксетер Роберту приходилось шесть дней в неделю носить галстук. Несмотря на романтические представления директора о том, что современный галстук происходит от римского шелкового платка, которым ораторы согревали голосовые связки, Лэнгдон знал: английское слово «cravat», галстук, произошло от «Croat», хорват. Свирепые хорватские наемники, прежде чем ринуться в бой, всегда повязывали на шею платок. Ну а в наши дни этот элемент военного обмундирования носят конторские воители – в надежде запугать врага в ежедневных офисных битвах.

– Спасибо за совет, – усмехнувшись, ответил Лэнгдон. – В следующий раз буду иметь в виду.

На его счастье, впереди показался элегантный «линкольн-таункар», из которого вышел представительный мужчина в темном костюме.

– Мистер Лэнгдон? Меня зовут Чарльз, я из компании «Белтуэй лимузин». – Он услужливо открыл дверь. – Добрый вечер, сэр. Добро пожаловать в Вашингтон.

Лэнгдон оставил Пэм чаевые за радушный прием и сел в шикарный салон «линкольна». Водитель показал ему регулятор температуры, воду и корзинку со свежайшими булочками. Несколько секунд спустя машина выехала с территории аэропорта по частной трассе. «Так вот как живет другая половина!»

Гоня машину по Виндсок-драйв, водитель заглянул в путевой лист и сделал короткий звонок.

– «Белтуэй лимузин», – деловым тоном сказал он в трубку. – Меня просили позвонить, когда я заберу клиента. – Он помолчал. – Да, сэр. Ваш гость, мистер Лэнгдон, прибыл, и к семи вечера я доставлю его в Капитолий. Рад помочь, сэр.

Лэнгдон улыбнулся.

«Все-то у него предусмотрено».

Питер Соломон легко и непринужденно распоряжался немалой властью, не забывая, однако, ни мельчайшей детали.

«Впрочем, несколько миллиардов долларов на счете делу не мешают».

Лэнгдон откинулся на спинку роскошного кожаного сиденья и закрыл глаза. Шум аэропорта постепенно стихал – через полчаса они уже подъедут к Капитолию, а пока хорошо бы собраться с мыслями. События разворачивались так стремительно, что Лэнгдон только сейчас осознал, какой необыкновенный вечер его ждет.

«Прибыл под покровом тайны», – весело подумал он.

В десяти милях от Капитолия между тем старательно готовились к приезду Роберта Лэнгдона.

Глава 2

Человек, называвший себя Малахом, прижал кончик иглы к обритой голове: острие пронзило плоть, и он с наслаждением вздохнул. Тихое гудение машинки манило и завораживало… как и укусы иглы, проникавшей глубоко под кожу и оставлявшей там краску.

«Я – шедевр».

Татуировки никогда не делались ради красоты. Их накалывали, чтобы измениться: нательные рубцы нубийских жрецов за два тысячелетия до нашей эры, татуировки служителей культа Кибелы в Древнем Риме, современные маори и их шрамы «моко»… Испокон веков люди татуировали тело, словно принося его в жертву с целью выдержать испытание болью и преобразиться.

Вопреки грозным предписаниям Книги Левит (19:28), запрещавшим наносить на тело отметины, татуировки стали обычным делом для миллионов современных людей – от модничающих подростков до отпетых наркодилеров и провинциальных домохозяек.

Это стало способом заявить миру о своем могуществе: «Я властен над своей плотью». Упоительное чувство власти, возникающее при физическом перевоплощении, подтолкнуло миллионы людей к тому, чтобы различными способами изменять внешний вид: пластической хирургии, пирсингу, бодибилдингу, стероидам… даже булимии и смене пола.

«Человеческий дух жаждет власти над материальной оболочкой».

Раздался бой напольных часов, и Малах поднял глаза. Половина седьмого. Отложив инструменты, он завернулся в шелковое кимоно и вышел в коридор. Воздух шикарного особняка был напоен резким ароматом красок и дыма восковых свечей, которыми Малах стерилизовал иглы. Рослый молодой человек прошел по коридору мимо бесценного итальянского антиквариата: гравюры Пиранези, стула Савонаролы, серебряной лампы Бугарини.

Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114