С тенью на мосту (СИ) - Рос Наталия

— Твой пес, — глухо проговорил старик, — он вернется. Я отправил его погулять. Не люблю собак.

Вдруг я подумал, что старик мне мерещится, что он всего лишь плод моей фантазии: привиделся из-за палящего солнца, напекшего мне голову. Я встряхнул головой, закрыл и открыл глаза — старик по-прежнему нескладно сидел на траве, подогнув ноги, и рассматривал меня темными, подозрительно бойкими глазами. На его пиджаке слева заметна была вышивка в виде двух лебедей с перекрещенными шеями. Я не особо разбирался в одежде, но знал от отца, покупавшему моему старшему брату школьное пальто и форму, что добротно сшитая вещь стоит хороших денег, и ее сразу можно отличить от той, которую может состряпать местная криворукая девка. Пиджак старика, хоть и запыленный, потрепанный от времени, и достаточно мешковатый для худосочного человека, подсказывал, что в свое время он был качественно сшит умелым портным.

— Мне пора, — снова повторил я, надел свою шляпу и собрался двинуться вперед, чтобы погнать овец.

— Они вряд ли пойдут сейчас куда-нибудь. Эк их разморило.

Я, не обращая внимания на его слова, перекинул сумку через плечо и привычным свистом дал понять овцам, что пора на водопой, к звездному роднику. Так мы называли крошечную речку, стремительно бежавшую внизу Большого холма, из-за того, что ее вода то была светлой и прозрачной, когда ярко светило солнце, то темнела, когда находили облака, и только блестящие камни, лежащие на дне, по-прежнему сверкали и переливались, как звезды на ночном небе.

Овцы меня не послушались, застопорились на месте, будто в первый день были на пастбище, а старый уродливый баран, прозванный Прошкой, принял обороняющую позицию и недобро на меня посматривал. Такое со мной случилось впервые, и я не знал, что делать. Если бы рядом был Бахмен, наверняка он бы объяснил нежелание стада двигаться, но я был один, и даже Орик куда-то исчез. Я еще раз присвистнул и позвал по имени собаку. Никогда еще пес не отзывался на мой зов. Он всегда прилежно выполнял свою работу и ни на шаг не отлучался от меня, ведь мы были с ним большими друзьями. Что-то было не так: воздух стал слишком горячим и тяжелым, и я словно попал в его ловушку. Когда все мои попытки сдвинуть стадо с места оказались безуспешны, я ощутил всю свою беспомощность в этой глупой ситуации, и горькое, неприятное чувство досады, оттого что это происходило на глазах чужого человека, навалилось на меня. Все это словно подтверждало слова старика о том, что я еще слабый и юный для такой работы.

— Иларий, я же сказал, что они не двинутся! — крикнул старик и помахал, призывая меня обратно.

Мне ничего не оставалось делать, как подойти к нему, хотя я очень этого не хотел: он пугал меня. Я, стараясь не подавать виду, что мне страшно, решительно приблизился к нему, осматривая его серьезным взглядом, который должен был показать, что я серьезный противник и в случае чего смогу постоять за себя.

— Откуда вы знаете, как меня зовут? И что вы сделали с овцами и моей собакой? — грозно спросил я, крепко сжимая свою палку.

— Да не тревожься ты так. С ними все будет в порядке. Просто они немного задремали. Зато у нас есть время поговорить.

— Мне не о чем с вами разговаривать, потому что вы… вы лжете и не говорите кто вы, и что вам от меня нужно.

— Разве я лгу? — его широкие и такие же темные, как и волосы, брови поползли вверх. — Я тебе не солгал еще ни на один вопрос. Я сказал, что не местный, и показал откуда пришел, но ты сам мне не веришь. И я также сказал, что мне нужно от тебя. Мне нужен твой дом и твое приглашение.

— С чего это я должен вас приглашать?

— А с того, что я могу помочь тебе. Скажем так услуга за услугу, я тебе — помощь в исполнении твоего желания, а ты мне — крохотный уголок своего дома.

— Кто вы? — выдохнул я.

Воздух становился все горячее и горячее, но, несмотря на это, мне показалось, что вот-вот должен подуть холодный, пронизывающий ветер, и я задрожал от неприятного предчувствия.

— Ты меня не знаешь и никогда не слышал обо мне. Здесь, в ваших краях, такие как я никогда и не были. Я пришел издалека, как видишь, совсем ослаб.

— Не похоже, что вы ослабли.

— Ооо, — заскрипел он, как старое поломанное дерево под порывом ветра, — ты не видел меня, когда я полон сил. Нет, я совсем другой. Долгое путешествие утомило меня, но я надеюсь, что оно того стоило. Сейчас мне нужен отдых и дом. Дом, дом — это очень важно, понимаешь? Многие его не ценят. Когда человек появляется на свет, он уже живет в доме, если, конечно, он родился, как говорят, не под самой хромой звездой. Люди воспринимают дом, как нечто должное, что у каждого он должен быть, а иначе просто не выживешь. Но дом — это не просто место обитания, это источник жизни и силы. У тебя он есть. И мне он сейчас нужен. Мы могли бы сделать обмен: я тебе дам то, что ты больше всего хочешь на свете, а ты мне дашь приют.

Противный, тяжелый комок застрял у меня в горле. Воздух стал невыносимо густым и тягучим, как кисель, и вдохнуть его с каждым разом становилось все сложнее. Я обернулся: мои пластилиновые овцы по-прежнему безмолвно стояли среди такой же застывшей травы.

«Наверное, старик сумасшедший. Сбежал с какого-то села и бродит сейчас, да и глупости рассказывает», — подумал я.

— Нет-нет, я не сумасшедший, — возразил он, будто прочел мои мысли. — Многим может показаться так, но поверь, мой разум ясен и чист, — он сощурился и посмотрел куда-то вдаль. — Тучи сгущаются там, на севере. Холодов не миновать, — потом он снова обратился ко мне: — Скоро ты перейдешь особый мост, отделяющий тебя от детства и ведущий по дороге во взрослый мир. Это особенное время, и не каждому дается шанс воспользоваться тем, что тебе могу дать я. Ты можешь изменить всю свою жизнь. Каковы твои шансы стать кем-то иным в этой жизни? Ведь ты родился пастухом. Разве отец тебе позволит воспротивиться его воле? Ты сам знаешь ответ. Ты всю жизнь проведешь в этих холмах, под знойным солнцем и дождями. Твоя кожа навечно станет бронзовой и блестящей от палящих лучей. Твои руки высохнут и станут похожими на сухие, жилистые, плохо гнущиеся руки старика Бахмена. Твои светлые волосы станут цвета пожухлой, опрелой соломы, и самое страшное, твоя голова будет пребывать в темноте и незнании до самой смерти. Разве не этого ты страшишься? Смотри, на тринадцать лет я могу подарить тебе подарок, но есть два условия. Эх, всегда есть эти глупые условия и правила! Ты можешь пожелать все, что хочешь, но только для себя. Только для себя! — старик вытянул вперед длинный сухой палец с блестящим, будто отполированным ногтем, — и второе, ты должен хранить тайну и никому не говорить о нашей встрече, а иначе ничего не получится.

— Допустим, я поверил во все, что вы сказали, но отчего-то сдается мне, что вам самим это больше нужно, чем мне. Вы запугиваете меня и пытаетесь уговорить.

— Аха-ха! — заскрежетал старик радушно и как-то искренне, словно я действительно сказал что-то смешное, и погрозил мне пальцем, — я не сомневался, не сомневался в тебе! Сразу видно, что ты умный парень, хоть и ни одной буквы не знаешь. Это все так, все так… Правильно говоришь, мне более тебя это нужно. Если не найду дом в скором времени, то исчезну я. Пшик и все! — он сжал кулаки и резко выпустил длинные тонкие пальцы вперед, — вот так вот и исчезну. Поэтому мне и нужен ты, а я нужен тебе. И вовсе не пугаю я тебя, а рассказываю то, что ты и сам знаешь, ведь ты же знаешь, какой будет твоя жизнь?

Старик ловко и шустро поднялся с земли, словно гибкая пружина, поправил на голове запыленную и чуть заломленную слева шляпу и продолжил:

— Мне не нужен твой ответ сразу. У тебя есть время подумать. Ты можешь попробовать одно желание на один раз. Остальное будет, когда договоримся. С меня — подарок, с тебя — приют. Ну вот, теперь пора.

Он повернулся и, насвистывая какую-то тихую мелодию, бодрым шагом направился в сторону села. Со спины, по его походке, трудно было догадался, что он был стариком. Я долго смотрел ему вслед, будто не в силах был пошевелиться. Когда он скрылся за холмом, ко мне, виновато виляя хвостом, подбежал скулящий Орик.