Плавучий город - ван Ластбадер Эрик

— В таком случае начнем с того, на чем кончили.

— Обо мне ты знаешь довольно много — то, что я ниндзя и при этом тандзян. Ты позаботилась о том, чтобы узнать о Жюстине и моих отношениях с ней.

— Да, признаю свою вину.

Без макияжа Сейко выглядела еще привлекательнее; выражение ее лица стало мягче, создавалось впечатление, что перед ним сидела невинная девочка. Но он постоянно чувствовал их взаимное притяжение, словно они были связаны невидимыми путами.

— Я хочу попросить тебя сделать кое-что... необщепринятое, — продолжил Николас.

Она усмехнулась:

— Разве мы уже не сделали этого?

— Но я хочу заглянуть в тебя еще глубже, быть может, ты обладаешь даром провидицы? Ведь ты же знала, что мы будем вместе...

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.

— Нет у меня такого дара, не бывает видений или предчувствий. Были видения, только связанные с тобой.

— Дай мне, по крайней мере, проверить, Я ведь тандзян и многое могу увидеть.

— Что, например?

— Пока не знаю.

— Можешь узнать мое прошлое или будущее?

— Такой силы у меня нет. И нет ни у кого. Дай мне свои руки. Не бойся.

Он почувствовал, как она расслабляется по мере того, как его духовная энергия вливается в нее. Ее мозг погружался в глубокий сон. Проникнув в глубь ее существа, он увидел, что Сейко не обладает силой озарения. Для того чтобы научиться и овладеть этой силой, ему придется найти Оками. Он отпустил ее руку, и глаза девушки медленно открылись.

— Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно. Я ... чувствую себя хорошо. Ты нашел то, что искал?

— Нет.

— А что ты можешь сказать о моей жизни?

— Я о ней знаю не больше, чем прежде. Я уже говорил тебе, что не умею читать мысли.

Она кивнула и отняла свои руки.

Он с любопытством взглянул на нее.

— Ты совсем не похожа на ту женщину, которую я нанимал.

— В Токио я была японкой. — Сейко поднялась с места, чтобы вымыть тарелки. — Здесь же, в Сайгоне, я становлюсь вьетнамкой.

— Ты сказала, что у тебя отец — вьетнамец. Он еще жив?

Молодая женщина поставила кипятить воду для чая, взяла фруктовый нож и стала очищать плод.

— Да. Он политик, хотя это слово не вполне подходит в данном случае. Вьетнамская политика настолько тесно сплетается с торговлей, продажей услуг тому, кто больше заплатит, с переменой идеологии при малейшем намеке на переворот, что само слово утратило общепринятое значение. — Она оторвала взгляд от плода и как-то странно поглядела на Николаса. — Мой отец работал на многих разных людей. Он ловкий, что и помогло ему выжить и процветать так долго.

— Не потому ли Ван Кьет выполняет твои приказы?

— Отчасти. — Она аккуратно очистила плод. — Но я достаточно влиятельна здесь и сама по себе.

— Что тебе известно о той женщине, которая была со мной и погибла?

— О Бэй? Я ее знаю. Ее многие тут знают как представителя одного международного агента по продаже оружия.

— Она рассказала мне, что была независимым посредником.

Сейко с вызовом рассмеялась.

— Это Вьетнам. Ни одна женщина здесь не может быть независима. И нет у нее никакой власти.

— У тебя, кажется, есть.

— Но я никогда не говорила, что независима. Даже при влиянии, которым пользуется мой отец, такое было бы невозможно. — Сейко нарезала ломтиками коричневое яблоко, разрезала на продольные ломтики банан и все это уложила на тарелку вместе с другими фруктами. — Здесь у женщин нет никаких прав. Даже если они заслужат какое-то уважение, его оказывают неохотно и очень недолго.

— Итак, у тебя два работодателя: «Сато интернэшнл» и...

— Я работаю на человека по имени Сидаре, у которого здесь разнообразные интересы.

— Сидаре? Он не вьетнамец?

— Нет, не так уж много вьетнамцев имеют власть. — Она пожала плечами. — Но так здесь было всегда. В мировой геополитике мы играем немаловажную роль только благодаря своему географическому положению. Вьетнам десятилетиями был пешкой в игре, но это далеко не все осознавали.

— Ты говоришь об этом с горечью.

— А чему же мне радоваться? За все время существования страны она подвергалась то одному нашествию, то другому. У нас не осталось собственной культуры. Музыка у нас французская, кухня — смешанная, а стремимся мы выглядеть как американцы.

— Мне трудно судить, но, вероятно, ситуация действительно тяжелая.

— Я ощущаю ее острее, чем другие, ведь я наполовину японка. И в Токио чувствую себя по-другому. Там еще сохранилась самобытность народа, культура, обычаи. Но ведь все это не совсем мое...

— Сейко, я не могу допустить, чтобы ты работала на две компании сразу. Это грубое нарушение принципов безопасности, — перешел Николас к другой теме, а про себя подумал, что в Токио серьезно подозревают, что именно Сейко помогала Масамото Гоэй, одному из руководителей проекта «Ти», которого поймали на торговле микросхемой нейронной сети «Ти» в компании с Винсентом Тинем.

— Теперь ты уволишь меня?

— Только если ты меня вынудишь. — Что толку увольнять, продолжал размышлять Николас. Необходимо узнать, правду ли она говорила. На кого она все-таки работает, кроме него? Важно было создать у нее впечатление, что он ей доверяет. Он боялся, что если это ему не удастся, то он никогда не узнает правду о ней. — Тебе придется выбрать или ту, или другую работу.

— Я не хочу оставлять ни «Сато» ... ни тебя, — сказала она, почти не раздумывая. Мне нужна — нам нужна — защита на то время, пока мы здесь. Сегодня утром ты убедился, что мои связи помогли спасти тебе жизнь. Когда мы вернемся в Токио, я эти связи оборву. Тебя это устраивает?

— Только при условии, если я смогу найти подходящего человека, чтобы управлять «Сато-Томкин» здесь. Помни, ведь Нанги направил тебя в Сайгон, чтобы занять место Винсента Тиня.

Сейко кивнула.

— Договорились.

Николас вдруг почувствовал облегчение. Что такое было в этой упорной, но странно уязвимой женщине, которая почти против его воли притягивала его к себе? Надо как можно скорее найти ответ на этот вопрос.

— Когда Бэй умирала, она назвала мне какое-то место, кажется, Плавучий город...

Сейко быстро повернула к нему голову.

— Что она рассказала о нем?

— Почти ничего. Сказала только, что тоннели Ку Чи, где мы были, находятся на полпути между Сайгоном и Плавучим городом.

— Ей не следовало упоминать об этом месте.

— Она умирала, Сейко. И, наверное, считала, что мне важно об этом знать. А ты мне не скажешь, что такое Плавучий город?

Сейко встала и отнесла в холодильник остатки нарезанных фруктов. Некоторое время она стояла, повернувшись к нему спиной, потом заговорила снова:

— Есть вещи, которые лучше не знать... Тот, кто располагает секретными сведениями, может погибнуть.

— Бэй говорила то же самое. Однако она пыталась мне что-то рассказать...

Сейко снова села за стол и нахмурилась:

— Плавучий город — это своего рода цитадель.

— В каком смысле?

— В прямом и старомодном смысле. Это вооруженный город, место подлинной суверенной независимости во Вьетнаме.

— Ты там бывала?

— Нет. И никто из тех, кого я знаю, не бывал там. — Она взяла его за руку. — Некоторые пытались туда прорваться, другие делали попытки прокрасться. Но никому это не удавалось.

— Откуда тебе это известно?

— Мужчин этих обнаруживали подвешенными вверх ногами в джунглях, окружающих Плавучий город; у них были отрезаны и засунуты во рты половые органы.

Они долго сидели молча. Шум, доносившийся с улицы, стих, им казалось, что они очутились в другом городе и даже в другом веке.

Наконец, взяв ее за руку, Николас спросил:

— Ты сказала, что Бэй работала на международного агента по продаже оружия. Как его зовут?

— Тимоти Делакруа.

Мысль Николаса работала быстро, но лицо сохраняло безразличное выражение. Он слышал о Делакруа от Лью Кроукера. Делакруа утверждал, что поддерживал деловые связи с Винсентом Тинем и компанией, которую он считал «Сато интернэшнл». Как понял Николас со слов Лью, Делакруа занимался всем, что под руку попадет, имел доступ даже к самому новейшему американскому оружию. К нему относился и «Факел-315», сведения о котором Николас увидел на экране своего компьютера парижского филиала «Авалон лтд.».