Связавшись по телефону с «Арамко», он извинился за то, что в последний момент отменяет встречу и попросил, чтобы Карьяж, когда явится, вернулся в отель.
Зайдя в спальню, он сбросил пиджак и растянулся на кровати. Из небольшой комнатки, расположенной позади помещения для Бадра, тут же появился Джаббир.
— Не будет ли угодно хозяину, чтобы я приготовил для него ванну?
— Нет, спасибо. Мне нужно просто полежать и подумать.
— Да, хозяин, — Джаббир повернулся, чтобы уходить.
Бадр вернул его.
— Где девушка? — Он почти забыл, что пригласил Сюзанну, маленькую рыжеволосую актрису, которую Юсеф представил ему в Каннах.
— Она вышла пройтись по магазинам, хозяин, — ответил Джаббир. — И сказала, что скоро вернется.
— Отлично. Позаботься о том, чтобы меня не тревожили хотя бы в течение часа.
— Да, хозяин. Задернуть ли шторы?
— Хорошая мысль.
Когда слуга вышел, Бадр закрыл глаза. Ему нужно было так много сделать и так о многом подумать, и у него почти не было времени. Трудно было представить себе, что еще вчера днем он катался со своими сыновьями на водных лыжах.
Он провел с ними весь день. Они бродили по пляжу, безуспешно искали раковины, катались на шлюпке в Сан-Тропезе, ныряли с масками в Поркероле, пировали на островке Левант. Вечером после обеда они уселись в библиотеке на борту яхты смотреть диснеевские фильмы. У него были и другие ленты, но они не предназначались для детей. Но лишь в воскресенье вечером, когда они возвращались в Канны, он понял, что его беспокоит.
Дети в салоне смотрели «Белоснежка и семь гномов». Их восхищенные мордочки, полные внимания, были обращены к экрану. Он поднял руку, давая знак стюарду, который крутил фильм. В салоне стало светло.
Мальчики смотрели на него.
— Ведь нам еще не пора идти спать, папочка, — сказ:
Мухаммед.
— Нет, не пора, — ответил он по-арабски. — Просто я спохватился — мы так весело проводили время, что у нас даже не было возможности поговорить.
— Хорошо, папочка, — согласился мальчик. — О чем мы поговорим?
Бадр посмотрел на него. Мухаммед отвечал ему по-английски.
— Я хотел бы беседовать по-арабски, — сказал он с мягкой улыбкой.
Лицо Мухаммеда скривила гримаска неудовольствия, но он кивнул.
— Да, папа, — ответил он по-арабски.
Бадр повернулся к младшему сыну.
— У тебя все в порядке, Самир?
Малыш молча кивнул.
— Изучали ли вы Коран? — спросил Бадр.
Они оба кивнули.
— Добрались ли вы уже до пророчеств? — Снова они молча кивнули.
— И чему вы научились? — спросил он.
— Я выучил, что нет бога, кроме бога, — с запинками сказал старший, — и Мухаммед пророк его.
Слушая слова сына, Бадр понял, что тот забыл все, чему его учили.
Кивнув, он повернулся к Самиру.
— А чему научился ты?
— Тому же самому, — быстро ответил малыш по-английски.
— Я считал, что мы решили говорить по-арабски, — мягко сказал отец.
Малыш отвел взгляд.
— Мне трудно, папочка.
Бадр молчал.
У Самира было грустное лицо.
— Ты не сердишься на меня, папочка? — сказал он. — Я знаю французские слова...
— Я не сержусь на тебя, Самир, — мягко сказал он. — Это очень хорошо.
Малыш улыбнулся.
— И теперь мы можем снова смотреть фильм?
Он кивнул и подал знак стюарду. Свет в салоне померк, и на экране снова появились кадры. Через несколько секунд дети были уже поглощены приключениями Белоснежки. Но на глазах Мухаммеда поблескивали остатки слез. Протянув руку, Бадр привлек мальчика к себе.
— Что тебя беспокоит, сынок? — спросил он по-арабски.
По щекам ребенка покатились слезы. Он старался подавить рыдания. Бадр ощутил свою беспомощность.
— Расскажи мне, сынок.
— Я так плохо разговариваю, — сказал он по-арабски с сильным английским акцентом. — Я вижу, что ты стыдишься меня.
— Я никогда не буду стыдиться тебя, сын мой, — сказал он, прижимая мальчика к себе. — Я очень горжусь тобой.
Мухаммед улыбнулся сквозь слезы.
— Правда, папа?
— Конечно, сынок. А теперь смотри картину.
После того, как дети пошли спать, он еще долго сидел в затемненном салоне. Юсеф с двумя француженками зашел в салон и, когда Юсеф зажег свет, они увидели Бадра.
— Простите, шеф, — сказал Юсеф. — Я не знал, что вы здесь.
— Все в порядке, — сказал Бадр, поднимаясь. — Я отправляюсь к себе переодеваться.
У него молнией мелькнула мысль.
— Вы были здесь, когда Иордана с детьми прибыла из Бейрута? — спросил он по-арабски.
— Я встретил их в таможне.
— Был ли с ними арабский учитель? Юсеф помедлил несколько мгновений.
— Не думаю. Только горничная.
— Интересно, почему Иордана не взяла его с ними?
— Не знаю, шеф. Она никогда не говорила мне об этом.
Лицо Бадра оставалось бесстрастным.
— Да, и кроме того, у меня практически не было возможности поговорить с Иорданой. Она вечно занята. Вокруг так много приемов.
— Могу представить. Напомни мне утром, чтобы я позвонил в Бейрут. Я хочу, чтобы отец следующим же самолетом прислал учителя.
— Да шеф.
Бадр отправился в свою комнату.
— Вас устроит ужин у «Мускардена» в десять часов в Сан-Тро? — спросил Юсеф.
— У «Мускардена» будет прекрасно.
Бадр по коридору прошел к себе. Юсеф обо всем позаботится. «Мускарден» был самым лучшим рестораном в Сан-Тропезе, и Юсефу нужно только все самое лучшее.
На следующее утро, прежде чем самолет взял курс на Женеву, Бадр вызвал Иордану из аэропорта.
— Что случилось с арабским учителем? — спросил он. — Я думал, что он прибыл вместе с вами.
— Он заболел, и у нас не было времени взять другого.
— Не было времени? — саркастически спросил он. — Ты могла позвонить моему отцу. Он бы тут же нашел и прислал другого.
— Я не думала, что это так важно. Кроме того, у них летние каникулы. Они могут и не учиться.
Его голос был холоден от сдерживаемого гнева.
— Неважно? Откуда у тебя право судить, что важно, а что неважно? Понимаешь ли ты, что Мухаммеду предстоит стать правителем четырех миллионов арабов, а он даже не может говорить на своем собственном языке?
Она молчала.
— Вижу, что я слишком тебе доверился, — сказал он. Я протелеграфировал моему отцу, чтобы он выслал учителя, а когда они вернутся после отдыха, я пошлю их жить в доме моих родителей. Может быть, там они получат соответствующее обращение.
