Могила на взморье (ЛП) - Берг Эрик

Впервые я это заметила три месяца назад, когда в клинике меня посетили два сотрудника визмарской полиции и задали несколько вопросов об аварии. Это была странная встреча, которая не удовлетворила никого из нас. Но я не смогла помочь агентам – не вспомнила в связи с аварией абсолютно ничего, ни о причине моего посещения Пёль и даже о том, почему я вообще туда ездила, и они не смогли мне объяснить, как произошла авария.

В крови водителя, моей сестры Сабины, не нашли алкоголя, не было следов торможения, а также указания на другого участника аварии. Прежде всего, из-за последнего, полицейские быстро потеряли интерес к моему более интенсивному опросу, так как зачинщица аварии умерла еще на месте.

Полицейские не остались и на полчаса, но мне ненамеренно приходилось сталкиваться с чем-то, что с тех пор больше меня не отпускало: с моей неосведомленностью о себе самой. Потому что пока я отвечала на их вопросы о своей персоне, у меня было чувство, что они говорили о ком-то другом, кого я очень хорошо знала, но чьи мысли читать не могла. Лея Хернандес, урожденная Малер, была женщиной, с которой я должна была еще раз по-новому познакомиться.

Лист за листом, год за годом я отрывала свою жизнь со стены над своей больничной койкой и быстро укладывала в целлофановый пакет. Я дальше рассматривала тысяча девятьсот девяностый год. Очень особенный год. В марте я стала совершеннолетней, а в апреле рассталась со своей первой любовью — Юлианом, в мае мои родители погибли от несчастного случая, в сентябре я обручилась с Карлосом и последовала за ним в Аргентину, где в декабре вышла за мужчину замуж. Я в спешке покинула свое детство — родной Пёль, друзей, свою нелюбимую сестру Сабину, первую любовь...

Я поместила целлофановую упаковку в свою сумочку и когда посмотрела на свои руки, то впервые мне бросилось в глаза то, что они мне такие же чужие, как и мое прошлое. В течение четырех месяцев в клинике я много занималась своим израненным телом со сломанными костями, раздавленными органами, разодранной брюшной стенкой и шрамами на голове. Мои ноги гипсовали, и я трижды перенесла операцию на спине. Три недели я лежала на ортопедической кровати. Мои крики по-прежнему все еще звучали во мне и иногда я даже от этого просыпалась. Но они только наполовину относились к моему раненому телу, другая половина относилась к моменту аварии с шестинедельным былым крошечным существом, которое во мне умерло.

Я узнала о нем только в больнице, после его смерти. С момента моего выкидыша в 2002 году я хотела еще одного ребенка, и вот он появился и ушел, не дав мне возможность его почувствовать и поговорить с ним. Ина Бартольди и я долго говорили об этом ребенке, который, как призрак, появился в моей жизни и исчез из нее; бестелесное, безымянное существо, которое я не смогла удержать. Ваятели, подобные пластическим хирургам, преобразили мое лицо из уродливого комка в достойный облик, который я, к счастью, узнала в зеркале. Мои чувства и душа не полностью выздоровели. Они остались ранеными, деформированными и чужими.

Я опустилась на подушку и разглядывала потолок. Начиналась ли депрессия, о которой меня предостерегали? К тому же, мне казалось, что я как почтовое отправление, которое не имело ни малейшего представления, откуда оно приходило и где находилось, куда шло, кто его прислал и ждал? Таким образом, моя уверенность пропала, начиная с осознания того, что я не знала, буду ли пробовать лакрицу или нет, вплоть до того, что у меня больше не было мечты и никакого представления о будущем? Я потеряла даже привычный для себя голос. Все, чем я еще обладала в полной мере, было в настоящий момент прямо передо мной. И которое я в панике коротала на кровати, как парализованная.

В дверь постучали, и вошла милая молодая, веснушчатая медицинская сестра.

— Все в порядке, госпожа Малер-Хернандес?

— Меня зовут только лишь Малер, — сказала я и очень медленно поднялась, будто хотела убедить себя в том, что еще владела собой.

— Ах, с каких пор?

— С сегодняшнего дня. Это моя девичья фамилия.

— Хернандес звучит волнующе. Слышится как прекрасный далекий мир.

Для меня имя звучало как обман, отчужденность, развод. Но я не хотела лишать мечты симпатичную молодую девчонку.

— Вы выглядите немного усталой, — сказала она.

Я ответила, подмигивая:

— Если я выгляжу только немного пострадавшей после аварии, при которой врезалась в дерево на скорости сто километров в час, после четырнадцати операций и прочувствованных тысяч часов психотерапии, это не так уж и плохо, верно?

Она улыбнулась, и я ответила тем же.

— Вы любите шоколадные конфеты? — спросила я и продолжила, не дожидаясь ответа: — Это для вашей больничной кассы на кофе. — Я положила двадцать евро рядом с коробкой шоколадных конфет. — Что произойдет с моими книгами, которые я прочитала за последние месяцы? Вы тоже читаете с удовольствием, как я, не так ли? Пожалуйста, пользуйтесь. Это почти все, кстати, от шотландского сентиментального кича о королях до китайского лауреата Нобелевской премии.

— Это супер хорошо.

— Вы и ваши коллеги были ко мне добры.

Я закрыла чемодан и взяла свою сумочку, затем подала руку веснушчатому ангелу в белом и пожелала ей всего хорошего. Все это я достаточно успешно выполнила, однако, когда вышла за дверь, то даже почувствовала попутный ветер.

Но уже на стоянке клиники я неуклюже упала на землю. Полчаса я сидела в арендованном автомобиле, который днем раньше оплатила в Шверине. И не знала, что делать. Я не разучилась водить, а только передвигаться.

Еще раз перебрала все варианты. В Буэнос-Айресе меня ждали апартаменты, несколько подруг и моя профессия фотографа. Должна ли я поговорить с отцом моего потерянного ребенка? Наши отношения закончились только несколько недель назад.

Наконец, я нажала на кнопку.

— Пожалуйста, введите ваш пункт назначения, — сказал мне компьютер женским голосом.

Я набрала Пёль.

— Пожалуйста, уточните.

Уточнила: Бранденхузен.

— Через пятьдесят метров поверните налево.

Я проехала пятьдесят метров и включила поворотник, но налево не повернула. Вместо этого я не сделала ничего.

— Пожалуйста, поверните налево.

Я пережила аварию, моей сестре повезло меньше, она умерла сразу рядом со мной. Мое загадочное возвращение закончилось крахом. Не стояло ли повторное возвращение неизбежно под недоброй звездой?

— Пожалуйста, поверните налево.

Я искала свет в темноте, в конце концов, знание — это истина. Только благородные цели. Тем не менее, я знала, что за правду можно заплатить слишком высокую цену.

Несколько человек были бы живы, если бы я в тот сентябрьский день, много лет назад, повернула направо.

— Пожалуйста, поверните налево.

Впервые через двадцать три года я пересекла дамбу, которая вела с материка на Пёль. Четыре месяца назад я, вероятно, ехала по этой же дороге, хотя это должна была быть другая, неизвестная мне женщина и не я. Я напряженно искала обрывки памяти, включила радио и навигатор, опустила боковые стекла, чтобы воспринимать совместный шум ветра и моря, и мимоходом рассматривала первые дома.

Воспоминание о своем посещении в мае не возвращалось снова и не следовало на это настраиваться также в последующие дни, недели и месяцы. Для того чтобы сегодня появиться в моем сознании отдельными изображениями, как фотографии и вспышки, мелькающие моментальные снимки, которые имеют смысл только тогда, если знаешь всю историю.

Хотя я немного дичилась старой родины, я наслаждалась воссоединением с ней. Бесконечные пастбища и горизонт, куда ни посмотри. Природа предлагала только неподвижные точки, ни холмов, ни больших лесов. Человек приспособился к этому критерию: только случайные колокольни, разрозненные дома и амбары, пестрые луга с коровами и тракторами, и между ними поля рапса. Во многих местах побережье было обрамлено камышом. Плоский остров возвышался над морем так, будто бы его создатель использовал скалку.