Гости - Хант Марго

Изабель взяла написанную маслом картину – одну из последних, которые им осталось упаковать, – и смерила ее критическим взглядом. Это была абстракция на квадратном холсте, написанная яркими красками в духе примитивизма. В углу виднелась неразборчивая подпись.

– Я ее не узнаю. А кто художник? – спросила она.

Марлоу глянула на полотно.

– Дэниел Гарвуд. Он преподавал мне живопись в Университете Вандербильта. Безумно талантливый художник, хотя и не признанный. Мы с мамой ходили на его выставку, когда я училась на втором курсе. Она просто влюбилась в эту работу… – Марлоу мечтательно улыбнулась. – Мама всегда была импульсивной, но глаз у нее был что надо.

– Она ценная?

Марлоу понимала, что имела в виду ее ассистентка: достаточно ли важна картина не столь известного художника для того, чтобы включить ее в коллекцию Бондов, которую родители Марлоу, Томас и Кэтрин Бонд, как одержимые, собирали всю жизнь. Они планировали передать коллекцию в дар Художественному музею Нортон в Уэст-Палм-Бич и заодно выделить средства на строительство дополнительного крыла. Но полгода назад родители Марлоу погибли в автокатастрофе, и теперь осуществить их мечту предстояло дочери.

Когда Марлоу только взялась за проект, он показался ей неподъемным, но она тогда еще не успела прийти в себя, ведь это случилось сразу после смерти родителей. Их просторный дом на Джупитер-Айленд был забит произведениями искусства, и большая часть из них не имела никакой документации. Кэтрин с одинаковым успехом могла приобрести какую-нибудь вещь как в сэконд-хэнде, так и у известного европейского арт-дилера. И теперь Марлоу предстояло отобрать произведения для коллекции Бондов. Курировать коллекцию – задача серьезная, именно поэтому она наняла себе в помощь Изабель из галереи в Майами. Та отлично зарекомендовала себя благодаря насмотренности и предельной скрупулезности в работе.

– Мне кажется, да, – ответила Марлоу. – Чем больше коллекционеров узнают о Дэниеле Гарвуде, тем сильнее его работы вырастут в цене. С моей стороны это сентиментально, но это была одна из любимых маминых картин. По-моему, будет правильно включить ее в коллекцию.

– Мне она нравится. Автор великолепно работает с цветом и композицией. – Изабель положила картину Гарвуда на квадрат пузырчатой пленки и осторожно начала ее упаковывать.

Марлоу оглядела комнату и сокрушенно покачала головой. Само собой, вся коллекция была застрахована от стихийных бедствий, но для нее самой она была поистине бесценной. Ведь эти картины хранили историю ее родителей, ее семьи.

– Н-да, это не самое обдуманное решение с моей стороны… Все-таки я слишком долго откладывала перевоз картин в безопасное место. А если ураган сорвет крышу? Тогда вся коллекция погибнет!

Глаза Изабель округлились. Она, как всегда, сделала макияж, даже аккуратно наложила несколько видов теней на веки, искусно завила длинные блестящие волосы – они спадали на плечи безупречными глянцевыми волнами. Марлоу пригладила собственные кудри – рядом с Изабель она казалась себе растрепанной.

– А такое может случиться?! С дома правда может сорвать крышу?

Марлоу успокаивающе улыбнулась молодой женщине.

– Да нет, все будет хорошо. Этот дом пережил уже несколько ураганов, и никаких проблем у нас никогда не было. Просто я слишком беспокоюсь.

Изабель кивнула, хотя это объяснение ее не до конца убедило.

– Мы оставим картины прямо здесь?

Марлоу огляделась. По обеим сторонам ее кабинета располагались высокие окна, закрытые штормовыми ставнями, и французские окна из ударопрочного стекла. Они выходили на каменную дорожку, которая огибала дом и вела к усыпанному гравием проезду. Но даже все эти фортификации не смогут защитить картины от воздействия ветра и влаги, и Марлоу это прекрасно понимала.

– Нет, давай уберем их в мой шкаф наверху. Думаю, так будет безопаснее. На самом деле они должны быть в специальном хранилище, но сейчас это лучшее, что мы можем сделать, пока не пройдет шторм. Кстати, где Джун? Она должна была помочь нам с упаковкой.

– Мы уже закончили, это последняя, – сказала Изабель.

Она завернула картину Гарвуда в коричневую бумагу и скрепила ее скотчем.

– Не совсем, – покачала головой Марлоу. – Остался еще рисунок Сезанна.

– А Сезанн разве здесь?

На лице Изабель было написано такое потрясение, что Марлоу едва удержалась от смеха.

– Да, здесь. Я же говорила, что должна была отправить всю коллекцию в Нортон, но мы кое-где недоработали.

– Но… где он? – Изабель огляделась, как будто могла не заметить Сезанна, прислоненного к стене или спрятанного за тиковым столом в стиле середины XX века.

– Он в гостиной, – сказала Марлоу. – Пойдем, я тебе его покажу.

Они поднялись. Изабель последовала за Марлоу из кабинета в коридор, и они свернули направо в арку. Гостиная была оформлена как просторная комната для отдыха, друг напротив друга стояли два серых мягких дивана, их дополняли два приземистых кресла из коричневой кожи и огромный круглый пуф, на котором любили сидеть дети. Обычно комната была залита светом из двух больших окон, выходивших во двор и на улицу, но защитные ставни превратили помещение в пещеру. Здесь было так темно, что Марлоу пришлось зажечь лампы со стеклянными абажурами, стоящие на столиках возле диванов.

– А где… О! – Изабель осеклась, как только заметила на стене рисунок в раме.

Скромный карандашный набросок изображал два яблока и завалившуюся набок грушу на деревянном столе. Но что-то в формах фруктов, перспективе самого рисунка, размашистых линиях карандаша заставляло зрителя остановиться и присмотреться повнимательней… и вот тогда он понимал, что перед ним нечто поистине волшебное.

– Когда я смотрю на этот рисунок, мне становится интересно, Сезанн долго над ним работал или просто набросал от нечего делать? Он же постоянно рисовал. Его эскизы хранятся в музейных коллекциях по всему миру. Но этот… – Марлоу зачарованно покачала головой. – Мне всегда казалось, что он особенный.

– Даже не верится, что он висит у вас в гостиной, – сказала Изабель.

Марлоу украдкой улыбнулась, угадав упрек в голосе ассистентки. Этот эскиз должен находиться в стенах музея, а не в обычном доме.

– Он висел здесь с тех пор, как я была маленькой. Ну, конечно, не в этой гостиной, а в доме, где я выросла. Помню, как устраивалась под ним с книжкой в старом клетчатом кресле. Я постоянно читала. Даже странно, но мне всегда казалось, что этот рисунок как будто смотрит на меня сверху, отправляется со мной в путешествие вместе с «Аней из Зеленых Мезонинов» [6] или по страницам «Излома времени» [7]. Он всегда казался мне старым другом. Я люблю его.

– Но свет… – Изабель с ужасом посмотрела на скрытые ставнями окна. – Здесь так ярко светит солнце – оно же навредит эскизу!

– Именно поэтому я и повесила его на стену, где на него не падает прямой свет. Но оставлять рисунок здесь на время урагана точно не стоит.

– Определенно, – согласилась Изабель. – Его ты тоже планируешь убрать в шкаф?

Марлоу покачала головой, осторожно снимая Сезанна со стены.

– Нет, его я положу в сейф. Он там как раз поместится, и с ним ничего не случится. Даже ураган не сможет ему навредить.

Когда Изабель начала поочередно переносить упакованные картины в шкаф на втором этаже, Марлоу отнесла Сезанна в кабинет Ли. Еще когда дом только строили, они решили спроектировать сейф в стене. Поначалу Марлоу считала, что иметь сейф дома – это как-то слишком. Они и так держали все паспорта и важные бумаги в банковской ячейке, к тому же у них не было каких-нибудь золотых слитков, которые надо было бы охранять. Но теперь Марлоу даже радовалась, что они все-таки установили сейф. По крайней мере, на время бури Сезанн будет надежно защищен, а потом его перевезут в Нортон вместе с остальной коллекцией.