Все лгут - Гребе Камилла

– Казимир, – представляется он, протягивая руку. – А вы?..

– Гуннар Вийк, – отвечаю я на рукопожатие. – Из полиции.

Кивая, Казимир впускает нас внутрь.

Прихожая выкрашена в белый цвет и декорирована красивой парапетной стенкой. Пол выстлан штучным паркетом, стены украшены предметами искусства в стиле модерн. Сквозь распахнутые двойные двери видно, что в гостиной пылает открытый очаг. За большими окнами проступают контуры здания Северного музея на острове Юргорден.

В прихожую выходит еще один мужчина: более худой, с темными волнистыми волосами и яркими чертами лица. Я узнаю его, несмотря на то, что миновало двадцать лет с тех пор, как видел его в последний раз.

– Том, – он протягивает руку. – Том Боргмарк.

Пожимая мне руку, он внезапно замирает, и выражение его лица меняется.

– Верно, – киваю я ему, – мы уже раньше встречались. Я принимал участие в расследовании гибели Ясмин.

Он кивает и еще какое-то время не опускает взгляда.

– Вы же хотели поговорить со мной и моей мамой? – уточняет Казимир.

– Да, – подтверждает Манфред. – Если вы не возражаете.

– Она в библиотеке, – говорит Казимир. – Я вас провожу.

Он поворачивается к Тому.

– Мы закончили?

– Разумеется, – отвечает Том. – С договорами мы можем разобраться завтра.

Том надевает куртку и кивком прощается с нами, прежде чем скрыться за дверью.

Мы следуем за Казимиром по комнатам – старый паркет скрипит, но ковры, такие толстые, что на них можно было бы спать, заглушают наши шаги.

Наконец мы в библиотеке. От пола до потолка все пространство занимают белые полки. Из центра ажурной лепной розетки на потолке свисает гигантская хрустальная люстра. Я оглядываю полки: книги, конечно, там присутствуют, однако большинство пустует. Повсюду расставлены фотографии, небольшие фигурки и вазы.

Амели де Вег сидит за столом, склонившись к экрану ноутбука.

Волосы у нее короткие, курчавые и белоснежные, фигура коренастая, а улыбка дружелюбная, но немного настороженная.

Представившись, мы садимся в кресла по бокам маленького круглого столика, стоящего у дальней стены.

– Кофе? – осведомляется хозяйка. – Или, быть может, чаю?

– Благодарю, – отвечает Манфред. – Мы не надолго.

Амели кивает, рукой поглаживая жемчужное ожерелье, которое покоится на морщинистой коже в вырезе ее платья.

– Так чем мы можем быть полезны полиции?

– Как я упоминал в нашем телефонном разговоре, некоторое время назад в море неподалеку от Королевского Мыса были обнаружены останки молодой женщины, – беру я слово. – Они долгое время пролежали под толщей воды. Вероятно, около двадцати лет.

Казимир бросает взгляд на нас, а следом – на мать. Она же складывает руки на коленях, встречается со мной взглядом и затем коротко кивает.

– И теперь вы считаете, что это Ясмин Фоукара?

– Нет, – говорю я. – Это не она, судебный эксперт уверен. Женщина, чьи останки обнаружили в море, была на десять сантиметров ниже Ясмин – около ста пятидесяти пяти сантиметров. К тому же она родила как минимум одного ребенка.

Амели медленно качает головой.

– Но если это не Ясмин, я не совсем понимаю, чем смогу вам помочь, – произносит она.

– Эта женщина родом из Латинской Америки, вероятнее всего – из Колумбии.

– Вот как? – Амели теребит гербовый перстень на левом мизинце. – Я все еще не вполне понимаю вас, – повторяет она в искреннем смущении.

– До нас дошла информация, что в тот год, когда исчезла Ясмин, у вас в доме работала помощница из Колумбии, – поясняет Манфред.

Амели несмело улыбается.

– О, теперь понятно. Да, все верно. Но она сбежала.

– Сбежала или пропала? – уточняю я.

Амели неопределенно пожимает плечами.

– Кто знает? Однажды вечером она просто исчезла. Собиралась печь булочки. Но когда домой вернулись Казимир и мой муж, они уже превратились в угольки, а ее и след простыл.

– Почему же вы не заявляли об ее исчезновении? – спрашиваю я.

Амели разводит руками и поднимает глаза к потолку.

– Господи боже. Мы же считали, что она убежала по собственной воле. Ее вещи исчезли, и вообще – такое поведение типично для этих девушек. Одни уставали. Другие встречали какого-нибудь парня. Третьи возвращались домой, к семье. Я и не вспомню уже, как они выглядели или как их звали.

– Кстати, раз уж о этом зашла речь, – вклинился Манфред. – Как звали эту девушку?

Амели, упершись взглядом в колени, смеется и качает головой. Потом тянется к пачке сигарет, которая лежит на столе, достает одну и прикуривает.

– Не помню. Как я уже сказала, в те годы они часто менялись.

– Вы серьезно? – удивляюсь я. – Вы не можете вспомнить ее имя?

– Нет, но можно поднять мои старые записи, если хотите. Я могла где-то упомянуть и ее.

Амели аккуратно стряхивает пепел в фарфоровую пепельницу.

– Это было бы весьма кстати, – говорит Манфред, провожая взглядом ее руку.

– А вы? – спрашиваю я, обращаясь к Казимиру, который до сих пор хранил молчание. – Вы помните, как ее звали?

С лица Казимира сошел весь цвет, а лоб блестит от выступивших на нем капель пота. Он открывает рот и снова закрывает, не произнося ни звука. Амели кладет ладонь ему на руку.

– Кассе, – говорит она, – что с тобой?

– Просто… – Он встряхивает головой и обеими руками проводит по волосам, а потом делает глубокий вдох. – Простите, – говорит он. – Я тоже не помню, как ее звали.

– Но саму девушку вы помните? – делаю я еще одну попытку.

– Нет, – быстро отвечает Казимир. Возможно, чересчур быстро. – Я не помню ни одну из этих девушек.

В последовавшей за этим тишине я наблюдаю за его реакцией.

– У вас не может оказаться ее старого фото? – спрашивает Манфред.

По выражению лица Амели ничего нельзя понять.

– Фото прислуги? Сильно сомневаюсь.

– Возможно, в Налоговой инспекции сохранились ее данные, – вслух предполагаю я, глядя на Амели. – Я исхожу из того, конечно, что вы не нанимали на работу нелегалов?

Амели не прячет взгляд и смотрит мне в глаза.

– Я не собираюсь стыдиться того, что двадцать лет назад мы нанимали иностранных работников, не оформляя социальных выплат и не платя налогов, – заявляет она, выпрямляя спину. – Так или иначе, у этого преступления уже вышел срок давности.

– Само собой, – соглашаюсь я. – К тому же налоговые преступления – не наш профиль. Меня больше интересует, почему девушка бесследно исчезла, а вы даже не встревожились и не заявили в полицию.

– Но мы же не нашли ее вещей.

– Подождите, – обрываю ее я. – Ваш муж и Казимир вернулись домой и обнаружили в духовке противень с обгоревшими булочками. Разве не должен был этот факт вызвать у вас подозрения? Почему человек внезапно бросает выпечку и кидается собирать вещи, а потом убегает?

Амели явно колеблется.

– С этой девушкой у нас бывали кое-какие проблемы, – некоторое время спустя признается Амели и тушит сигарету.

– А я так понял, что вы не помните ни ее имени, ни внешнего вида, – говорю я.

Амели вздыхает.

– Я не помню ее имени, это правда. Но саму девушку, конечно, помню. С ней… – Амели руками расправляет складки на фланелевых брюках. – …случались неприятности, – заканчивает она фразу.

– Неприятности?

Манфред весь обращается в слух.

– Мы подозревали ее в воровстве. У нас пропадали кое-какие вещи.

– Что за вещи? – уточняю я.

– Украшения. Пропадали украшения.

30

Манфред меряет шагами свой крошечный кабинет. Я наблюдаю за ним, сидя на стуле. Он повесил пиджак и закатал рукава рубашки. За окном темно. Плотная тьма давит снаружи на стекла, как будто это какой-то гигантский зверь устроился на ночлег, привалившись к стене дома.

– По поводу сегодняшнего утра, – говорю я. – Что ты думаешь о поведении Казимира?

– Думаю, он знает больше, чем нам рассказывает. Ясно как день, что он помнит девушку – у него был такой вид, будто он сейчас обделается.