Против ветра - Фридман Дж. Ф.

— Именно это я и имею в виду. — Грэйд кладет указку, возвращается на прежнее место, но остается стоять, возвышаясь над всеми сидящими в зале, кроме Мартинеса.

— Интересный вывод, доктор Грэйд, — говорит Моузби, — хотя встречается он нечасто. Вообще говоря, нечто подобное я слышу впервые.

Черта с два, думаю я. Об этом вообще никто не слышал. За исключением главного свидетеля со стороны обвинения.

— Согласен. Если бы я сам не наткнулся на данную теорию незадолго до того, как пришлось осматривать труп, мне бы это и в голову не пришло.

— Вы имеете в виду какой-то медицинский журнал?

— Название я точно не помню, — кивает Грэйд, — я многие из них читаю. Приходится, чтобы быть в курсе. Насколько мне помнится, автор статьи — врач, который специализируется на изучении гомосексуализма и, в частности, преступлений на этой почве.

При этих словах я вижу, что еще немного, и Одинокий Волк совсем рассвирепеет. О Боже, этого нам только не хватало! Парень, того и гляди, сорвется прямо в зале суда, если ему попробуют пришить еще и убийство гомика. Я наклоняюсь к нему.

— Держи себя в руках, старик.

— Если этот ублюдок назовет меня педиком, я из него душу выну! — рявкает он.

— Тогда считай, что сам подписал себе приговор, — шипя, отвечаю я.

Он бросает на меня сердитый взгляд.

— Правда.

И откидывается на спинку стула, кипя от ярости. Господи, только бы пронесло, только бы продержаться, больше мне ничего не надо!

— Стало быть, доктор, вы полагаете, что убийство носит гомосексуальный характер?

Я крепко сжимаю запястье Одинокого Волка. Он так скрипит зубами, что, того и гляди, сломает себе челюсть.

Прежде чем ответить, Грэйд заглядывает в какое-то досье.

— В ректальных мазках, взятых из заднего прохода убитого, обнаружены следы спермы. Так сказано в отчете.

— Мне это известно, доктор. Просто я хотел, чтобы это было занесено в судебный протокол.

Вот ведь паразит! Будь на его месте более порядочный адвокат, он бы сделал все по-честному. А то сейчас игра идет больше на публику.

Грэйд откладывает досье в сторону.

— Если позволите, я хотел бы еще кое-что добавить…

— Разумеется, доктор. Вы же в этом специалист, — улыбается ему Моузби.

— Даже если бы спермы не было, я все равно пришел бы к такому же выводу.

— Вы хотите сказать — к выводу, что убийство совершено на почве гомосексуализма.

— Этому парню отрезали половой член, — говорит Грэйд, всем своим видом выражая отвращение; впечатление такое, что он буквально выплевывает слова, настолько они ему неприятны. — Речь идет о гнусном, жестоком, отвратительном акте. Не знаю, чьих рук это дело, но у человека, совершившего его, не все в порядке с головой.

В зале поднимается легкий гул. Присяжные сидят, поджав губы. Кое-кто из них переводит взгляд на подзащитных.

— Должен добавить: у того, кто это сделал, не все в порядке и с сексуальной жизнью. Он… — тут он выдерживает паузу, потом подчеркивает: — Или они страдают расстройствами на сексуальной почве.

— Протест! — выкрикиваю я.

— Протест принимается. Свидетелю следует воздерживаться от предположений подобного рода, — говорит Мартинес, обращаясь к Грэйду.

— Прошу прощения, Ваша честь.

— Исключите последнее предложение из протокола, — обращается Мартинес к стенографистке.

Какая, к черту, разница!

— Так вот, что касается этого убийства на почве гомосексуализма… прошу прощения, убийства, которое, возможно, было совершено на почве гомосексуализма…

— Протест! — Мэри-Лу вскакивает с места. — При расследовании этого убийства ни о гомосексуализме, ни о каком-либо сексуальном поведении вообще речи не было. Из того, что в заднем проходе убитого обнаружена сперма, еще не вытекает, что половые сношения через задний проход и убийство произошли примерно в одно время. Это два совершенно разных вопроса.

— Протест отклоняется. Очевидно, что убийство носит сексуальный характер. Ведь убитому отрезали пенис. — Мартинес оборачивается к Моузби. — Продолжайте, господин обвинитель.

Черт! Мы лишились его расположения, по крайней мере, пока.

— Допустим, убийство было совершено на почве гомосексуализма, — говорит Моузби. — А при чем тут группа рокеров?

Я снова заявляю протест.

— С каких это пор доктор Грэйд считается экспертом по рокерам, Ваша честь?

— Позвольте вас заверить, что я им не являюсь. — Грэйд улыбается Мартинесу, затем принимает презрительный вид и добавляет: — Отнюдь. Однако многие издания по психиатрии и психологии изобилуют информацией и о совокуплениях среди мужчин, и о гомосексуализме в бандах рокеров, особенно в тех из них, которые считаются противозаконными. Это общеизвестно.

— Иными словами, доктор, убийство носит ярко выраженный гомосексуальный оттенок, а состав рокерских банд, если посмотреть на них с точки зрения психиатра, свидетельствует о том, что им, говоря языком психиатрии и медицины, свойственны гомосексуальные элементы.

— Вне всякого сомнения.

— Хана тебе, ублюдок! Слышишь? Хана, черт бы тебя побрал!

Одинокий Волк вскочил на ноги, впечатление такое, что он сейчас опрокинет стол и ринется на Грэйда, чтобы задушить его голыми руками.

— Хана тебе, мужик! Я тебя сожру с потрохами, черт побери!

В зале поднимается невообразимый гвалт. «Судебных исполнителей сюда!» — не своим голосом вопит Мартинес. Я крепко обхватываю руками Одинокого Волка, не давая ему вырваться. Остальные жмутся. Присяжные привстали со своих мест, готовые смыться.

А что Грэйд? Он стоит, глядя на нас в упор. Единственный в зале, кто не испугался.

На Одинокого Волка надевают наручники, ноги заковывают в кандалы и выволакивают его из зала. Мартинес ударяет молотком по столу.

— Перерыв на тридцать минут! — рявкает он. — Поверенных прошу ко мне в кабинет.

— Вам что, шекспировские лавры Оливье покоя не дают? Имейте в виду, так просто вам это с рук не сойдет, понятно?

Мы все собрались у него — мы и представители обвинения. Мартинес бушует.

— Сначала этот спектакль с матерью убитого, — говорит он, с видом обвинителя указывая пальцем на Моузби, — а теперь вы, — показывает он на меня, — не можете удержать своего подзащитного, черт побери!

— Мы сами не ожидали, Ваша честь, — говорю я, — больше это не повторится.

— Да уж больше не надо, черт побери! — Мартинес чуть не брызгает слюной от злости. — Я не хочу продержать его в наручниках и заткнуть рот до самого конца процесса, так не годится, но, если удержать его можно только так, придется это сделать! Это опасные люди, господин адвокат, и я не вправе подвергать опасности сотрудников суда или присяжных.

— Я сделаю все, что в моих силах.

— Надеюсь, этого окажется достаточно. Да, ребята, дело гиблое! Давайте не будем доводить его до крайностей. Надеюсь, что все вы проявите профессионализм в суде, на котором я председательствую.

Все соглашаются впредь действовать, как подобает настоящим профессионалам. Стоит Мартинесу произнести это слово, как я перевожу взгляд на Мэри-Лу. Она не глядит в мою сторону.

После обеда мы начинаем перекрестный допрос Грэйда, который продолжается до самого конца рабочего дня. Эллен возвращается уже под вечер — никакой литературы, где упоминались бы убийства, совершаемые бандами гомосексуалистов, и раскаленные ножи, она не нашла. Пока мы занимаемся переливанием из пустого в порожнее.

Грэйд отвечает на вопросы солидно и откровенно, но ведь он свидетель со стороны обвинения. С таким свидетелем надо держать ухо востро, если слишком давить на него, то, неровен час, можно настроить против себя присяжных. С другой стороны, если не приставать к нему с расспросами, то, выходит, ты просто отбываешь номер.

Так мы и ходим вокруг да около, пока солнце вот-вот не скроется за горизонтом. На сегодня, пожалуй, хватит, пора закругляться. Я оставляю за собой право вызвать Грэйда свидетелем еще раз для продолжения перекрестного допроса.