Братство Камня - Моррелл Дэвид

— На верхней — это я. В тысяча девятьсот шестидесятом году в Японии. В саду за родительским домом. За три дня до их убийства. Отец Станислав отложил это фото в сторону.

— На следующей, — сказал Дрю, — мои родители. На том же месте за три дня до смерти. Остальные были сняты в семьдесят девятом под Гранд-Шартрез. После того, как я взорвал бомбу и мальчик выпал из машины. Я сделал увеличенный фрагмент фотографии лица мальчика. Конечно, фотографии зернистые. Лицо окутано дымом от взрыва, падает снег. Но я думаю, что вы поняли главное.

Священник оторвался от фотографии и взглянул на Дрю. Руки его дрожали.

— Вначале я подумал, что третья фотография просто плохая копия первой. Я подумал, что это…

— Я. Но это не я. Если вы всмотритесь внимательней, то увидите, что это не так. Я пытался убедить себя, что сходство случайно. Как сказала Арлен, дети часто выглядят похожими. Но это больше чем просто отдаленное сходство. Это…

— Невероятно.

— Но это еще не все. Взгляните на последнюю фотографию. Я снял ее после того, как машина была сброшена со скалы. Во время падения машина ударилась о выступ, ее передняя часть смялась, и огни пламени от загоревшегося бензобака прорвались сквозь снег. В этот момент передние двери рывком открылись, и двое взрослых выскочили из машины. Данные мне инструкции были вполне четкими. Снимать как можно больше. Поэтому, несмотря на потрясение, испытанное мною при виде мальчика, я продолжал смотреть в видоискатель, направляя, куда нужно, объектив и нажимая на кнопку. И тут я понял, что Бог продолжает подавать мне знаки. — Дрю остановился, судорожно глотнул воздух. — Мужчина и женщина выглядели как мои родители. Были моими родителями.

— Но они были объяты пламенем, — возразил отец Станислав.

— Посмотрите внимательней!

— Я смотрю.

— Это мои родители. Я знаю, что это не так, но это они. Я не мог сфокусировать камеру на них в тот момент, когда они выскочили из машины. Но лица до того, как пламя охватило их, были видны отчетливо. Находясь на этой скале, на этом ледяном обрыве, я был уверен, что они — моя мать и мой отец.

В комнате наступила тишина.

— Конечно, — я не хочу вас обидеть, — у нас нет возможности проверить ваше впечатление, — сказал отец Станислав. — Я признаю, что тот мальчик, даже если учесть искажения, вызванные дымом и снегом, мог бы быть вашим двойником. Ведь действительно я вначале подумал, что это вы. Но, учитывая такое совпадение, возможно, ваше воображение сыграло с вами злую шутку. Не могло ли сходство этого мальчика с вами привести к тому, что вам просто показалось, что и родители ваши похожи?

— Я отвечаю за то, что видел. — Голос Дрю был хрипл. — В конце концов, я не мог больше держать палец на кнопке затвора. Я опустил камеру. В ущелье огонь уже коснулся их лиц. Бензобак взорвался. Мои отец и мать разлетелись на куски. Точно как в тысяча девятьсот шестидесятом году. Только теперь убил их я.

— Но обстоятельства были различны.

— А различны ли? Тех, кого мы у террористов зовем наемными убийцами, у нас мы называем оперативниками. Я ничем не отличался от человека, за которым охотился. Я воевал с таким же, как я. Я воевал с самим собой. Отдельные части их тел были разбросаны по у щелью, они были охвачены пламенем. Я чувствовал запах горящей плоти. А на скале на фоне снега видел искаженное отчаянием лицо мальчика — я не смотрел больше в объектив, но мне казалось, что я крупным планом вижу его слезы. Мои слезы. Через пятнадцать лет мое стремление отомстить настигло меня самого. И тогда все потеряло смысл. Кроме Божьего всепрощения: кроме спасения своей души.

Арлен тронула его за плечо. Он в первое мгновение вздрогнул, затем благодарно принял ее утешение.

— Спасти свою душу? — воскликнул удивленно отец Станислав. — Все то время, что вы были оперативником, вы ощущали себя религиозным?

— Я имел свою собственную религию. Справедливость грозного ветхозаветного Бога. Но у Бога было другое намерение. Он удостоил меня большей чести, чем Савла на дамасской дороге. Бог послал мне не одно, а два знамения. Он несомненно щедр ко мне. Все, что я рассказал, произошло, наверное, за секунд десять, но они мне показались вечностью. Взрыв потряс горы, и когда смолкло эхо, я услышал что-то еще — пронзительный крик мальчика на противоположной стороне ущелья, закрывшего лицо руками, чтобы не видеть то, что он только что увидел, — объятых пламенем родителей. Он кричал сквозь пальцы. Что потом? Потом Бог послал мне третье знамение. Ему было мало, что я узнал самого себя, что я завершил полный круг и убил своих родителей, за которых стремился отомстить. Когда грохот утих, когда мальчик захлебнулся своими собственными слезами, когда наступила тишина, я услышал песнопение.

Позднее я понял, что произошло. Было 6 января, Епифания, праздник Богоявления. В этот день волхвы увидели Христа и спасли ему жизнь. Эти мудрецы, увидевшие младенца Иисуса и свет, идущий от Него, отказались от мысли пойти обратно к Ироду, чтобы раскрыть местонахождение Христа, хотя и обещали ему сделать это. Именно поэтому, как мне кажется, церковь решила сделать праздник Богоявления таким особенным. Не по тому, что волхвы увидели младенца Иисуса, а потому, что они, будучи двойными агентами, сделали для себя окончательный выбор, определились, на чьей они стороне. Точно как и я в тот день.

В честь волхвов и того критического в судьбе христианства дня монахи, должно быть, проводили торжественную службу. Сверху, с гор, из монастырской церкви доносилось песнопение. Оно заполняло все пространство, проникало во все ущелья, достигало всех вершин, заглушая эхо взрывов и крики людей. Этот гимн славил волю Божью, Его дальновидность. Его всеобъемлющий замысел. Но мощь песнопения заключалась не столько в словах, сколько в самих суровых и мрачных голосах отшельников, разорвавших все узы, которые связывали их с погрязшим в грехах и лжи мире.

Колени мои сами преклонились. Я стоял так, глядя в сторону мальчика, отделенного от меня ущельем. Он пытался вскарабкаться на скалу, чтобы найти своих родителей. Я хотел подняться из-за скрывавших меня кустов и крикнуть, чтобы он не делал этого, ибо упадет и сам погибнет. Вырасти, хотел я крикнуть ему, и выследи человека, убившего твоих родителей! И моих тоже! Приди по мою душу! И в то мгновение я стал верить в Бога. Иначе я должен был бы убить себя. — Дрю замолчал, дрожа от волнения.

Арлен не спускала глаз с его измученного лица. С нежностью обняла она его за плечи.

— А потом? — спросил отец Станислав.

— Три дня я блуждал по горам. Не кажется ли вам, что времени присуща скрытая религиозность? Конечно, я не совсем сознавал, что делаю. Впоследствии меня поразило, что я не потерял камеру. Я не знаю, как жил, где спал, что ел.

Все это время шел снег. Я уверен, что власти должны были провести расследование на месте взрыва. Но снег засыпал мои следы. Что это — счастливое стечение обстоятельств или еще один Божий знак? Я не помню, куда и как шел. Единственное, что ясно запечатлелось в моей памяти после нескольких дней блужданий, это деревня в горах, дымок над трубами, дети на коньках на льду пруда, сани с бубенчиками на упряжи. Словом, как на рождественской открытке. Потом я уже обнаружил, что прошел около сотни километров, вот почему местная полиция не связала мое появление с убийствами у монастыря. В изнеможении свалился я у порога маленького дома. Старушка ввела меня внутрь. Она накормила меня супом и хлебом и такими вкусными пирожками, каких я никогда раньше не пробовал.

— Три дня? — переспросила Арлен. — Ты так долго блуждал по горам? Но…

Отец Станислав досказал за нее.

— Вам было приказано совершить две акции в течение сорока восьми часов. Но вы не уложились в этот срок.

— Вначале я совсем об этом не думал. Уже то, что я остался жив, само по себе было чудом. Не говоря о видениях, посланных мне. Образ моих родителей — меня самого — замкнутый круг возмездия. Этот мальчик, когда вырастет, будет охотиться за мной. Почувствовав себя лучше, я отправился в Париж, чтобы встретиться с моим связным. К этому времени я уже просмотрел старые газеты, чтобы узнать, кто стал моими жертвами. Оказалось, что мужчина был американцем, нефтяным промышленником, взявшим с собой во Францию в отпуск, который все время по разным причинам откладывался, жену и сына. В газетах писали, что убийство представляется совершенно бессмысленным. Я был с этим согласен. Разумеется, не всегда можно доверять газетам. Но что если… У меня было чувство, что произошла ужасная ошибка. Что общего между нефтяным бизнесменом с семьей и терроризмом? Чем можно оправдать такое убийство? Мне нужно было получить ответы на эти вопросы. Я хотел докопаться до истины. Чтобы успокоиться, не чувствовать укоров совести. Тогда, я думаю, Божьи знамения еще не исполнились. Во мне еще оставались суетность, эгоцентричность. Но вскоре все ушло.