Идеальность (СИ) - Матюхин Александр

Обычно в их дуэте многословным был Вадик. Но сейчас он просто молчал и жевал гренку. Лера заметила, что волосы у Вадика стоят торчком от подушки и блестят. Вокруг рта и на скулах подросла щетина. Лицо не умытое, мятое, в морщинках. Так всё это мило и хорошо.

Вадик дожевал гренку.

— Да мне плевать, где ты там бегаешь, с каких эмоциональных горок катишься, — сказал он. — Ты заметила, что время со вчерашнего вечера начало тянуться очень медленно? Будто мы с тобой в центре урагана. Всё вокруг мелькает, крушится, носится, а мы — едим омлет и гренки. Вот это и есть самое главное.

Она чуть не расплакалась от облегчения, потому что думала примерно о том же самом, а ещё ужасно боялась, что Вадик скажет что-то другое, злое и неправильное.

— Иди умывайся, — пробормотала Лера. — И найди сонник. Мне очень нужен сонник. Без него кусок в горло не лезет.

Она хотела поехать на такси, но всё же отправилась к автобусу. Денег было не так уж много, а с работой вдруг всё стало неясно и туманно. Лера отстранённо подумала о полутёмных коридорах склада, о его тишине и прохладе — и ей не хотелось больше туда возвращаться. По крайней мере, не в ближайшее время. Новый темп жизни требовал чего-то другого, дневного, быстрого. Возможно, это скоро пройдёт, но не сейчас.

Пока ехала по адресу, еще раз позвонила маме, потому что не могла отделаться от мыслей про обман. У мамы ничего не изменилось за пару часов (по новостям снова о войне, какие-то выборы, кто-то не прав, сон приснился про квартиру, где жили всей семьёй, давно ещё, а ты главное отдыхай, доченька). Потом позвонила на работу, договорилась ещё о двух днях выходных. Начальница, баба Валя, поворчала для вида, но отпустила. Отпуск за свой счёт — почему бы и не отпустить? Третий звонок — Вадику. Не то чтобы соскучилась, но вдруг подумала о розовом ноутбуке и о том, какую же информацию он может хранить.

Всё это время Лера смотрела на ситуацию со стороны Наты. А если попробовать оценить со стороны Риммы Ивановны? Почему она стала дружить с молодой богатой девушкой, живущей по соседству? Какие у них могли быть общие интересы?

— Мне кажется, Бельгоцкая писала книгу, — сказала Лера Вадику, когда тот взял трубку (он-то как раз вызвал такси и теперь мчал в офис). — И это была книга про Нату. Представь, сколько у моей сестрицы тараканов в голове? Всё то, что было в письмах — это ведь для Бельгоцкой. Откровения, тайны разные, мысли про Дениса. Я уверена, Ната рассказывала Бельгоцкой всё то, о чём писала в письмах.

— Думаешь, старушка решила поймать минуту славы на старости лет?

— Ната упоминала в письмах, что у Бельгоцкой были какие-то книги для взрослых, но не очень удачные. Я погуглю, поищу названия. Вполне возможно, Бельгоцкая пару раз пообщалась с Натой и решила, что про неё можно написать неплохой роман. Заскоки богатой девушки или что-то в таком духе. Помнишь, я читала ночью в письме о том, что Ната не заходила в спальную комнату старушки, потому что та запрещала. Как раз спальня, где находились ноутбук. Комната Синей Бороды.

— В этом есть смысл, — ответил Вадик после недолгого молчания. — Если в ноутбуке будет книга про Нату, то мы сорвали куш. Я даже не могу представить, сколько мне заплатят за эту информацию.

— Тебе бы всё о деньгах думать!

— Прости милая, но мы живем в мире капитализма и всеобщего доступа к информации. Если я не успею продать, то продаст кто-нибудь ещё. Так что будем надеяться, верить и ждать. Целую.

Он прямо так и сказал: «Целую», и повесил трубку. Лера поняла, что робко улыбается.

Очередное «целую» от очередного мужчины, а она улыбается, как дурочка.

Через десять минут Лера выскочила на нужной остановке, свернула с проспекта в лабиринты домов. Район был старый, застроенный «хрущёвками», причём самыми дешевыми, панельными. Где-то из распахнутых окон играла музыка. На детской площадке в песочнице ковырялись дети. На лавочках у подъездов почти везде сидели либо старушки, либо мужички сомнительного вида. Каждый решил использовать редкий солнечный день по-своему.

Погружённая в мысли, Лера свернула за угол продовольственного магазина, сверилась с адресом. Через дорогу на первом этаже дома находился салон красоты «Эльвира», а слева от него под козырьком убегали вниз ступеньки. Какая-то креативная студия, дешевая вывеска, которая должна светиться по ночам. Похоже, сюда.

Лера сбежала вниз, упёрлась в железную дверь, дёрнула, потом постучала.

Щелкнула задвижка, дверь приоткрылась, и за дверью оказался Толик — как обычно в чёрном костюме, в чёрных же очках, с влажными и зачёсанными назад волосами. От Толика приятно пахло, Лера вспомнила этот запах, как соскребала его два дня назад под душем, чтобы не смущать Вадика.

А жизнь-то всё усложняется и усложняется.

— Заходи. — Толик взял её под локоть, помог пройти и аккуратно закрыл дверь.

Лера увидела широкий холл, ярко освещенный, с парой стульев, с деревянной стойкой регистрации, с зеркалом и каким-то лопоухим растением в горшке у стены. За стойкой никого не было. Слева находились две двери, одна из которых, судя по рисунку — туалет.

— Я тебе кое-что хочу сказать. — начал Толик, разворачивая Леру к себе.

Она вдруг увидела, что он кусает губы. Уже искусал, в кровь. И ещё у Толика почему-то дрожали руки, будто он всю ночь пил.

В холле было тихо, из-за дверей тоже не доносилось звуков. Только где-то далеко тикали часы.

— Я ничего против тебя не имею, — заговорил Толик быстро, выплёвывая слова, будто пули из автомата. — Ты правда хорошая девушка. Тогда, много лет назад, ты мне действительно нравилась. И сейчас, в принципе… Мало что изменилось в этом плане. Я переживал очень из-за тебя, волновался. Ты мне как дочь, понимаешь? Ну, то есть, понятно, не совсем дочь. Жизнь течёт, всё течёт, мы не молодеем, интересы меняются… И когда мне сказали, что ты придёшь… Когда мне сказали, что надо сделать, я, ну, знаешь, долго думал. Это тяжелое решение. Я бы никогда так не поступил в другой ситуации. Но меня прижали, понимаешь? Хорошо так прижали, и уже выбора не было. Только соглашаться. Бизнес есть бизнес, а жизнь — это жизнь. Всем жить хочется так, как они достойны. Ни больше, ни меньше. Я или всё потеряю, или сделаю, как она говорит.

— Что происходит? — спросила Лера.

В голове медленно прокрутилось эхо его фразы: «Она говорит»

— Короче, Лерчик, слушай, мой тебе совет, житейский, — продолжал тараторить Толик, ставший вдруг похожим на провинившегося пса. — Сразу уезжай из города. Слышишь? Сразу! Они тебя будут ломать, чтобы ты ещё пришла, припугнут хорошенько, ты на всё согласись, но как только выберешься отсюда — покупай билет на самолёт и вали куда-нибудь во Владивосток, подальше, чтобы она не достала. Я тебе на карточку денег закину. Сколько надо закину, это моё прощение, хорошо? Это то, что я могу сделать. Деньги на карточку. Это всё.

Он хотел сказать что-то ещё, но в этот момент в дверь постучали. Раз, второй. Толик дёрнулся, будто от укуса. Рот его скривился. Он развернулся, отодвинул запор.

Дверь отворилась, в холл вошло четыре человека. Мужчины. Одетые не по погоде — кто в футболке с обрезанными рукавами, кто в шортах. Один в балахоне и в ярко-красных кроссовках. Шея и запястья у него были в татуировках. Он посмотрел на Леру снизу вверх, ухмыльнулся, протянул Толику раскрытую ладонь и сказал весело:

— Красавчик.

На вид ему лет тридцать пять. Нос когда-то был сломан, с горбинкой. На подбородке шрам.

— Всё как надо, в чистом виде. Теперь давай, дедуль, прощаемся. Не крутись здесь, хорошо?

Она, кажется, поняла, что происходит.

Толик повернулся к Лере, как-то затравленно, будто поджимал хвост; ссутулился, убрал руки в карманы, шевельнул плечом и исчез за дверью. Лера рванулась следом, но два мужика схватили её за руки, оттеснили к стойке регистрации.

Дверь за Толиком закрылась, засов с резким лязгом вошёл в паз.

Лера открыла было рот, чтобы закричать, но потная ладонь крепко надавила ей на губы, сжала челюсти.