Транс - Кесслер Ричард

– Знаю. Я тоже.

– Боже мой! Надеюсь, пленка стоит этого.

Они уже находились на территории Санта-Моники около пирса, готовые свернуть на шоссе и, покрутившись вокруг муниципалитета, выскочить на автостраду И-10, когда зазвонил телефон. Они вздрогнули и уставились друг на друга.

– Господи, я совсем забыла о нем, – выдохнула Карен.

Телефон зазвонил вновь.

– Ты ответишь? – спросила Карен. – Ты расскажешь ему, что произошло?

Драммонд покачал головой.

– Зададим себе вопрос, который задал нам Дик: как убийцы узнали, где мы находимся? Откуда им стало известно, где именно полицейский остановит нас? О своем маршруте мы сообщали только Амброузу.

– Ты думаешь, этот телефон прослушивается? А может быть, прослушивается аппарат Амброуза? Или оба? – Карен уставилась на Драммонда.

– Все возможно. Зададим себе еще несколько вопросов. Кто такой Амброуз? А если был тот полицейский? В конце концов, кто они вообще, черт побери? Но самое важное: что на пленке? Может быть, прослушав пленку, мы получим ответы на все эти вопросы? Пока же последуем совету Дика и не будем отвечать на сомнительные телефонные звонки и вызовы по рации.

Телефон перестал звонить.

– Ну, так когда... мы прослушаем пленку?

Карен вела машину по лабиринту улочек вокруг комплекса муниципалитета и здания суда. Едва она выскочила на автостраду И-10, Драммонд опустил руку в карман и, заметив ее нетерпение, улыбнулся:

– Прямо сейчас.

Глава 23

Драммонд включил свет в салоне, достал из пластикового пакета кассету и внимательно осмотрел ее. Обычная кассета японской фирмы "Сони", перемотана на сторону "А". Ни на стороне "Б", ни на стороне "А" никаких пометок.

Выключив свет, он вставил кассету в магнитофон и нажал кнопку.

Драммонд был взволнован, Карен – тоже. Пол выжидательно посмотрел на девушку. Она плотно сжала губы и подняла вверх кулак, побуждая Амброуза побыстрее открыть свою тайну.

В течение десяти секунд из динамика доносилось только тихое шипение. Драммонд немного убавил громкость, ожидая услышать голос Амброуза.

Но из динамиков послышалась музыка – первые такты с юности знакомой песни "Когда уйду, ты обо мне не говори". Потом зазвучал голос Эррола Гарнера. Песня завораживала, уносила на двадцать лет назад, и вот Пол уже сидел за пианино в Реддинге, безуспешно пытаясь повторить манеру игры Гарнера, его яростные, дерзкие, чудные аккорды, невероятные переходы от мощного фортиссимо до нежного пианиссимо.

Драммонд, на какое-то мгновение втянутый в водоворот волшебной игры, впал в легкое оцепенение. Потом очнулся: Эррол Гарнер вовсе не то, что они хотели бы услышать, за что готовы были уплатить пять тысяч долларов, и уж совсем не то, за что погиб коп и из-за чего они сейчас, рискуя жизнью, стремглав уносятся из города.

Ошеломленный взгляд Карен метался между ним, дорогой и магнитофоном. Рот ее приоткрылся, и Драммонд видел, как постепенно ею овладевают страх и отвращение.

После резкого и даже агрессивного вступления началось волшебство Гарнера, ошеломляющего слушателя сочетанием мощных низких аккордов и легких, скользящих звуков, извлекаемых правой рукой, бегущей по клавиатуре. Он погружал человека в неземные глубины, уносил в невидимый воздушный эфир, играя чувствами, напоминая о несбывшихся надеждах...

Удивление, разочарование, страх и в то же время восхищение – вот гамма чувств, которая отразилась на лице Карен. Казалось, игра Гарнера вызывала у нее что-то вроде раздвоения личности: с одной стороны, Карен хотелось слушать и слушать эту музыку, а с другой – она с нетерпением ждала ее окончания, страстно желая услышать нечто иное.

– Это еще что такое? – требовательным тоном спросила она наконец.

Драммонд понял, что она имела в виду, но ответил уклончиво, давая понять, что разделяет ее опасения и тоже страстно желает, чтобы музыка кончилась и послышался голос Амброуза.

– Эррол Гарнер. Ты о нем слышала когда-нибудь?

– Думаю, да... – рассеянно ответила она.

– Он написал "Туман".

– Да, конечно.

– Сейчас его уже нет в живых. Это был настоящий кумир шестидесятых – семидесятых годов. Возможно, он не был так широко известен за границей. У меня была пластинка с этой песней "Когда уйду, ты обо мне не говори". Я пытался подыгрывать ему. Но Гарнеру невозможно подражать или просто подыгрывать.

– Пол... – В голосе Карен прозвучали нотки протеста.

– Я все понимаю, но давай послушаем всю пленку. Может, он специально так начал – вдруг кто-нибудь случайно решит прослушать пленку. Не исключено, конечно, и то, что он обладает определенным чувством юмора.

– А может, все это сплошное надувательство? – резко оборвала его Карен. – Может, полицейский погиб ни за что ни про что? Ох, Пол, если все это так... – Она замолчала, потому что и в мыслях не могла допустить, что это было просто вымогательство.

Присутствие Драммонда вселяло в нее надежду и спокойствие. Все больше погружаясь в музыку, она вдруг нахмурилась и спросила:

– А что это за странный звук... где-то в глубине? Словно кто-то что-то бормочет.

Драммонд улыбнулся.

– Это Гарнер. На всех его записях слышен этот шум. Он либо бормочет, либо мурлычет. Я никогда не мог разобрать, что он наговаривает. Проигрывал пластинку десятки раз, но так и не смог понять. Он просто напевает что-то про себя.

Они долго слушали. Когда мелодия наконец закончилась и наступила тишина, Карен и Драммонд продолжали сидеть молча, теша себя надеждой, что вот сейчас зазвучит голос Амброуза и расскажет им то, что они так хотели услышать.

Но Гарнер заиграл снова, на этот раз "Та старая черная магия". Карен застонала в отчаянии.

– Пол, нас надули. Слава Богу, что мы хоть деньги не отдали. Но полицейский...

– Если, конечно, это был полицейский...

Карен взглянула на него.

– А ты думаешь, это мог быть и не полицейский?

– Полицейскую форму можно взять напрокат, украсть, сшить. Мы и видели-то лишь часть формы – шлем да кожаную куртку.

– А как же мотоцикл?

– Мы же и его практически не видели. Полицейские фары можно приспособить на любой мотоцикл. Как во всяком хорошем мошенничестве, когда многое строится на предположениях жертвы.

Переварив сказанное, Карен продолжала размышлять вслух:

– Жаль, что мы не можем позвонить Дику. Он бы узнал, был ли этот парень копом.

– При первой возможности мы непременно это сделаем.

– Знать бы, был ли он копом или нет. Это существенно меняет дело. Ты же знаешь, как реагирует полиция, когда убивают кого-нибудь из их парней. Это могло бы значительно ослабить позицию Центра Паркера, да и у Дика, пожалуй, появилась бы возможность напрямую помочь нам. Если же тот человек не был копом, наше положение нисколько не меняется.

Некоторое время они молчали. Гарнер продолжал что-то бормотать. Когда он кончил, они находились на пересечении автострад у Бойл-Хайтс. Выскочив на И-5, они взяли курс на север – в Реддинг.

Только выбрав новый маршрут, они осознали, что их бегство из города – реальность. И тут же возникла необходимость проанализировать создавшуюся ситуацию – у них росло убеждение, что Амброуз – мошенник, который до публикации статьи никогда не слышал о Томе Кигане, не говоря уже о куплете "Триц-блиц", а это просто девяносто минут хорошей музыки – и все.

Заслышав выразительную мелодию "Как высоко луна", Карен глубоко вздохнула и риторически спросила:

– Ну хорошо, а что теперь? Давай вернемся к тому, что произошло до этого момента, и попробуем выстроить кое-какие альтернативные предположения. Допустим, бандиты каким-то образом сумели подключиться к этому телефону, хотя я знаю, что Дик и Джо Стилз все проверили.

– А как насчет самого автомобиля?

– То же самое. Автомобиль чист, но, кто знает, за нами могли следить от самого Дюка и прослушивать на расстоянии. В общем-то я не разбираюсь во всех этих штучках, но знаю, что чуть не каждую неделю изобретается что-то новое и совершенно фантастическое. И нет уже такого уголка на земле, где бы люди могли поговорить, не боясь, что их подслушают.