Люди ночи - Форд Джон М.

Однако Хансард с тошнотворной ясностью понимал, что спит на самом деле он. И боялся в любую секунду проснуться и обнаружить у себя в руке пистолет. «Подобен Богу был бы человек, – написал Марло, если эту чертову пьесу действительно написал он, – кто, и убив, свободы не утратит».

– Николас, – сказала Эллен, – ты понимаешь, зачем это все?

– Я ничего не понимаю.

Он поглядел на дуло, направленное и на него тоже, и вспомнил внезапную пощечину в Скин-хаузе, отлетевшие к стене очки Хью Кина. Баронет ее спалил, сказала Эллен.

– Она собирается начать Третью мировую войну, – произнес Риз-Гордон почти весело. – Ничего личного, понимаешь. Исключительно чтобы доказать свою правоту в философском споре.

– Только дело не во мне. Николас, это план Аллана. По-твоему, он стал бы такое затевать? Мы докажем свою правоту, да – мы докажем, что командная система не работает. Ты сам мне говорил про командные доктрины, ты знаешь, какой они все бред. Мы покажем идиотам в командовании, что знаем это.

– Чушь собачья, – сказал Риз-Гордон.

– Мы, – повторил Хансард.

Максвелл ответила:

– Да, мы. Аллан и я. И ты, если поможешь мне. Помнишь, какой ты был злой прошлой ночью? Разозлись, Николас. Но направь свою злость на что-то.

Риз-Гордон сказал:

– Вам нельзя злиться, доктор, здесь для этого слишком тесно.

Он держал пистолет обеими руками.

– Ладно, Гарет, к черту, – сказала Эллен и положила пистолет на стол.

Риз-Гордон опустил свой пистолет. Эллен протиснулась мимо Хансарда и вскинула руку.

Риз-Гордон тонко, пронзительно вскрикнул. Брызнула кровь. Он схватился за лицо, качнулся назад и налетел на стену. Хансард увидел, что из кулака Эллен торчит твердая полоска крови, потом сообразил, что это какое-то прозрачное лезвие.

Она оттолкнула Хансарда, сбив его с ног, упала на пол, отодвинула маленькую панель и поползла в кабину.

Хансард попытался нагнуться и почти упал на ее ноги. Он схватил ее за щиколотки.

– Николас, – сказала она.

Он по-прежнему держал ее, зажмурив глаза.

– Николас, пожалуйста, отпусти меня…

– Нет. – Он открыл глаза.

Она держала пистолет-трубу, из которого убили Клода Бака. Или это был другой. Пистолеты нынче по десять центов за дюжину.

Хансард услышал движение позади себя, почувствовал руку у себя на плече, что-то прижалось к его затылку.

– Мы сделаем это на счет три, миссис Максвелл, – сказал Риз-Гордон, – и в следующие пятьдесят лет, сидя у себя в камере, вы сможете гадать, чья пуля его убила. Раз.

– Ой, Гарет, прекратите, – сказала Эллен.

– А вот хрен. Два.

Она отбросила пистолет.

– Вы отличная команда, – сказала она почти без выражения. – Настоящие Берк и Хейр [99]. Вы умеете выкапывать старые трупы. Душить людей.

Лихт повернул ключ, и три лампочки зажглись зеленым в туманном ореоле. Он нажал первую кнопку. С грохотом и жутким свистом первая «Морская оса» вылетела из пусковой установки. Дыма почти не было, только пульсация взмывающего в небо желтого света.

Черный силуэт расцвел алым, металл разваливался, свет отразился в море и в тумане. Затем докатился звук.

Однако Лихт знал, что этого мало. Ему нужен корабль. Корабля не было, а второй самолет уже разворачивался, чтобы его уничтожить.

И тут Лихт его увидел: большой жирный крейсер, повернутый к нему боком, словно обрыв в тумане. Можно было руками добросить до него ракеты.

Оуэн Лихт вдавил кнопки, и две «Морские осы», вырвавшись из своих гробиков, устремились вперед.

«Я сделал нечто реальное, – подумал он, – нечто особенное. В каждой войне может быть лишь один первый выстрел».

Максвелл медленно встала. Риз-Гордон одной рукой оттащил Хансарда от нее. В другой он держал наведенный пистолет.

– Вы победили, Гарет. Вам не нужен заложник.

– Просто сделайте свою работу, милая. – Голос у него был не сердитый и не ехидный, а механический, как магнитофонная запись.

Максвелл потянулась к панели управления, щелкнула одним тумблером, другим, третьим, полностью повернула рукоять. Огоньки погасли, магнитофонные бобины перестали крутиться, зубчатая линия на мониторе стала ровной, словно активность мозга у мертвеца.

– Теперь я это сделала, – сказала Максвелл, глядя на ровную линию. – Я предала абсолютно всех.

Оуэн Лихт увидел огненное извержение из борта корабля, красный град стали, не похожий ни на что, виденное им раньше. «Морские осы» наткнулись на стену пуль и взорвались в воздухе. Оуэн успел только ощутить жар, прежде чем залпы «Фаланксов» разнесли его и суденышко в щепки.

– Я не убивала Сьюзен и Майка, – сказала Максвелл. – Даже косвенно.

– Хрен ли не косвенно. – Кровь по-прежнему сочилась из пореза на щеке Риз-Гордона. Если ему было больно – а ему наверняка было больно, – он никак этого не показывал.

– Я их не убивала.

– Да верю я вам, – сказал Риз-Гордон. – Но не думайте, будто это извиняет остальное.

– Я этого не думаю.

– И правильно. Ну что, поехали.

Хансард смотрел то на него, то на нее, силясь хоть как-то проникнуть в их взаимопонимание. Он отрицал, что это его мир, но отрицал напрасно. Это мир, в котором он живет, даже если ничего о нем не знает.

Эллен вышла из фургона, Риз-Гордон с пистолетом за ней. Хансард остался один с умолкшей электроникой, вывернутой сумочкой, брошенным пистолетом, никому больше не нужный.

Чтобы Хансарда пропустили на базу ВВС, потребовался особый телефонный звонок. Его обыскали и заставили пройти через металлодетектор. Ключи, бумажник и шариковую ручку попросили оставить снаружи.

В конце длинного коридора стоял Риз-Гордон. Он прислонился к стене, отчего казался сложенным, смятым.

Хансард сказал:

– Я просто хотел ее увидеть.

Риз-Гордон ответил:

– Я так и думал. Что ж, идите к ней. Полагаю, некоторое время вы можете просить, что пожелаете. Вы, вероятно, не осознали это, но вы – герой дня. Спасли весь поганый мир в последние секунды. Джеймс Бонд и тот не смог бы сделать больше.

Хансард ударил кулаком по стене, больно.

– Какая муха вас укусила?

– Решительно никакая. – Риз-Гордон улыбался, морща пластырь на щеке, и в его улыбке была вся горечь мира. – Просто я приветствую вас в маленьком братстве героев, доктор Хансард. Добро пожаловать на дно выгребной ямы.

Хансард прошел в дверь. За ней было помещение, абсолютно голое, с маленьким столом и стулом. У двери дежурил полицейский базы, Эллен в бесформенном сером балахоне и войлочных тапочках стояла у дальней стены.

– Уйдите, – сказал Хансард охраннику, и тот ушел, закрыв за собой дверь.

Хансард сказал:

– Эллен…

– Ты же знаешь, мы не одни, – ответила она. – Нас слушают через микрофон и смотрят на нас через камеру. Боятся, что я загрызу тебя насмерть и повешусь на твоих шнурках.

Он попытался выдавить улыбку, но это была не шутка. Из ситуации нельзя было извлечь ничего смешного. И вообще ничего.

Помолчав, он сказал:

– Я правда тебя любил.

– Аллан меня любил. И тебя. Ты знаешь, Николас Хансард, как Аллан тебя любил? Он говорил мне: «Этот молодой человек – главная моя надежда, жаль, нельзя вас познакомить». Однако я не могла познакомиться с тобой, потому что нам с Алланом нельзя было иметь ничего общего из-за соглядатаев вроде того валлийского урода, что слушает сейчас под дверью… Аллан не познакомил нас, и мой отец-рыцарь убил Аллана, и на чьей стороне ты? – Она указала на него. – Ты получил записку – просто сидеть смирно двое суток, чтобы спасти мне жизнь, – и пошел прямиком в полицию. Как я должна это расценивать?

– Расскажи мне, на какой стороне ты, – сказал Хансард, – и я попытаюсь понять, с кем я.

– В тебе есть все хорошее, что было в Аллане. – Она говорила без горечи, просто выплевывая слова, будто они ей омерзительны. – Ты добрый, порядочный, умный…