А потом он убил меня - Барелли Натали

Я размещаю свои вещи в гостевой спальне, прислушиваясь к мужчинам. Они в кухне, смеются и болтают. Открывая все шкафы, я готова к тому, что Джим и Кэрол выскочат откуда-нибудь, как чертики из табакерки. Потом заглядываю в хозяйскую спальню и иду проверить ванную. Дверь в нее приоткрыта, ключ торчит снаружи, в точности как я его оставила. Мне кажется, что, войдя, я увижу Кэрол, свесившуюся с края ванной, однако ее там нет. И никого другого нет. И веревок тоже нет. Вообще никаких свидетельство того, что Кэрол когда-либо тут была. Вернувшись в главную спальню, я проверяю шкафы и лезу посмотреть, не пропал ли пистолет — пистолет, который я убрала обратно в футляр и засунула поглубже к стене шкафа. Он, слава богу, на месте.

Я будто стала другим человеком. Вроде бы и Эмма Ферн, а вроде бы и нет. Где-то в параллельной вселенной другую Эмму Ферн уж наверняка арестовали. Она вернулась в пляжный дом; Фрэнки качает головой, разочарованно и неверяще; Кэрол увезла скорая помощь, а полицейский кладет ладонь на макушку Эммы Ферн, усаживая ее на заднее сиденье патрульного автомобиля. И, конечно, вокруг тьма-тьмущая телевизионщиков, которые снимают падение знаменитой писательницы во всей его трагичности, и Ник-Гнойник, возможно, приехал тоже и посмеивается где-нибудь в уголке, а Эмму увезли в наручниках и посадили за решетку на очень-очень долгий срок.

Но в этой вселенной, где обитаю я, мы с Фрэнки и Брэдом замечательно проводим время: слишком много пьем (я в особенности) и много смеемся. Я немного перебираю, немного слишком шумлю, но мне действительно весело, и когда я вдруг вижу отражение за раздвижными дверями, сердце замирает, ведь мне кажется, что там Джим, но нет. Это Беатрис, и, как ни удивительно, я рада ее видеть. Мы смотрим друг на друга, а потом я отвожу взгляд.

Я раньше не видела Фрэнки влюбленным, и в душе растет теплое чувство, когда я замечаю, как он поглядывает на Брэда, который стоит к нам спиной и помешивает соус.

— Так приятно тебя видеть, Фрэнки, просто счастье.

Язык у меня слегка заплетается, но ощущения при этом самые приятные. Накатывает волна умиротворения. Такое чувство приходит после того, как удалось под благовидным предлогом проверить каждый уголок дома — «просто хочу убедиться, Фрэнки, что везде порядок. Я бы умерла, если бы ты застал здесь бардак!» — и ничего не найти. Вообще ничего. Кэрол никогда здесь не было. Все это мне просто приснилось. Наверняка так оно и есть.

Фрэнки берет меня за руку и смотрит в глаза:

— Я тоже рад. И еще рад, что ты здесь, Эмма, после всей этой истории с Джимом.

Я громко втягиваю в себя воздух, и Фрэнки извиняется, что поднял неприятную тему.

— Ничего страшного, все нормально, — спешу заверить я. Не хочу, чтобы он обо мне тревожился. Нам ведь так хорошо! Вот бы так всегда и оставалось. Мы втроем — маленькая семья, и я очень люблю их обоих, хоть и знакома с Брэдом всего полчаса. Я лукаво подмигиваю Фрэнки, будто говоря: «Ну какой же ты счастливчик!», и он усмехается на свой застенчивый лад.

— Расскажи, как все сегодня прошло, — просит он.

Я отворачиваюсь и собираюсь с мыслями.

— Вполне достойно. На некоторые вопросы было сложновато ответить, но ты ведь знаешь, какие попадаются читатели.

Он кивает, серьезно, почти торжественно.

— Элизабет Хэллоуэй очень славная, с ней отлично выступать, — добавляю я.

— Здорово! Рад, что все благополучно.

И я улыбаюсь, ведь что тут скажешь? А потом спрашиваю:

— Как у Ника дела?

Фрэнки опускает взгляд.

— Не слишком хорошо.

— Почему?

— Скажем так, пока его принимают не настолько хорошо, как мы ожидали. — Улыбка у него одновременно натянутая и решительная. — Но я пока не буду ничего предпринимать.

Интересно, от радости можно умереть? Похоже, я вот-вот узнаю ответ на этот вопрос, потому что меня просто распирает восторг. Хоть я и стараюсь изобразить взглядом глубокое сочувствие, все силы уходят на то, чтобы не запрыгать от ликования.

— Не понимаю, ты ведь казался таким… как бы сказать? — на языке вертится «очарованным», но я останавливаю себя, — таким полным энтузиазма.

— Ну да, так оно и было. Да и сейчас есть.

— Что-то непохоже.

«Расскажи побольше! — хочется взмолиться мне. — Насколько дело плохо? Давай же, выкладывай!»

— Не понимаю, о чем ты.

— Да ладно! Фрэнки, у меня такое ощущение, что с момента твоего знакомства с этим парнем ты мне его в глотку заталкиваешь. Как вспомню тот обед, так вздрогну! Я решила, ты влюбился в Ника!

Голова Брэда немедленно возникает в кухонном проеме.

— Нет-нет, это просто фигура речи, — заверяю его я.

Брэд улыбается мне во все тридцать два зуба, и голова исчезает.

Я поворачиваюсь к Фрэнки. Он ухмыляется.

— Ты чего это?

— Никак ты ревновала?

— Ну а как ты думал? — Я исподлобья смотрю на него. — Значит, ты не считаешь его ярчайшей звездой во вселенной? Голосом своего поколения?

— Он писатель на контракте, Эмма. У меня их много. «Бадоса-пресс» публикует кучу книг, — улыбается Фрэнки.

— Надо же, а я и понятия не имела. — Я легонько хлопаю его по плечу.

— Ну спасибо, что заметила. — И мы оба смеемся.

— Но к чему тогда тот совместный обед и все прочее?

— Чтобы ты стала писать, Эмма. Я пытался тебя подтолкнуть, — снова улыбается он. — И как ты могла заметить, маневр сработал.

Я улыбаюсь в ответ и тут же принимаю решение. Я закончу новую книгу самостоятельно. Без Сэма. Только я и больше никто.

Разве жизнь может быть еще прекраснее?

Оказывается, может, потому что Брэд приносит нам дымящиеся тарелки с гребешками под соусом из шампанского со словами: «Это, ребята, для затравки», а после того, как мы всячески выражаем должный восторг, Фрэнки говорит:

— Эмма, а у меня хорошая новость, хотел вот рассказать сегодня вечером.

— Что за новость?

— Мы можем завтра пообедать вместе, ты свободна?

— Я… наверное, да. — Бог знает, что может случиться до завтрашнего обеденного времени. — Да, свободна.

— Отлично, потому что я хочу кое с кем тебя познакомить. Так что пообедаем все вместе. — И он подмигивает.

Я чувствую, как внутри у меня все слегка трепещет, потому что на этот раз точно знаю, о ком говорит Бадоса. И это не Ник-Гнойник.

— Да, я еще забыл сказать, что мне недавно звонил твой друг. Как раз перед тем, как ты пришла, на самом деле.

— Мой друг?

— Сэм Хантингтон.

Я ненадолго прикрываю глаза и выдаю:

— Не знаю, о ком речь. — Соображать мне мешает выпитое, но на самом деле сложности с ясностью мышления начались уже часов шесть назад.

— Знаешь-знаешь! — восклицает Фрэнки и удивленно смотрит на меня. — Мы с ним еще тогда в ресторане встретились, помнишь? Сэм Хантингтон. Он и на презентации у Ника был.

— Да, точно. Чего он хотел?

Фрэнки подносит ко рту гребешок.

— Хотел выяснить, где ты.

ГЛАВА 38

— Люблю этот ресторан. Вы уже бывали здесь, Эмма? — поворачивается ко мне Лиз Кармоди, и прядь длинных волос падает ей на щеку. Вот бы мне тоже такие отрастить!

— Только один раз, но мне понравилось. Люблю японскую кухню.

Хотя дело, конечно, не только в еде, но и в обстановке: одновременно и с намеком на ретро, и современной. Тут очень необычные изогнутые потолки, будто сидишь во чреве кита. Мы расположились в белой кабинке, идеальное место для такого рода встреч. Тут стоят вазы, а в них вроде бы веточки вишни в цвету. Интересно, где их берут в такое время года?

Должно быть, я совсем сошла с ума, но сейчас мне просто в радость оказаться вне дома. Мы сидим с Бадосой и двумя кинопродюсерами. Фрэнки рассказал мне о них в машине, сразу после того, как сообщил, что выгляжу я ужасно, будто вообще не спала. Я заверила, что все в порядке, хотя целую ночь прислушивалась, не идет ли Джим. Мой издатель говорил еще что-то о планах продюсеров, но мне в этот момент было не до того, пусть хоть мультик на диснеевской студии снимают по моему роману. И теперь я не имею никакого понятия, что вообще происходит. Мне приходится убедить себя, что Кэрол в пляжном домике мне просто приснилась, пусть даже куски веревки по-прежнему лежат в кладовке для швабр, в самой глубине. Фрэнки заметил их, когда вчера вечером мы решили немного прибраться. Я была полна решимости подмести пол, который вовсе в этом не нуждался, и заявила о несуществующих крошках, просто чтобы открыть кладовку, но плохо рассчитала время, так что Фрэнки успел раньше.