Избавление - Дики Джеймс

– Да, ничего не было видно, даже неба, – сказал я.

– Даже неба.

Я развернулся своим залатанным боком к полицейскому, который стоял ко мне ближе всех.

– Вы сами увидите. Сразу поймете, о чем говорит Льюис.

– Вы не подождете немножко за дверью, а? – сказал один из полицейских – я его раньше не видел.

Мы вышли из палаты и пошли по коридору. Но самое главное было сделано – Льюис получил предупреждение; я был уверен, что он понял, что я хотел ему сказать. И получил вовремя.

Ни я, ни Бобби не успели побриться, и хотя мы, наверное, выглядели довольно неряшливо, но, по крайней мере, чисто – в нашей новой одежде. Если бы я побрился, я бы почувствовал себя совершенно другим человеком. Но в новой одежде я уже был наполовину другим человеком, и это было хорошо. Возвращаться все-таки лучше чистым.

Через минут пятнадцать один полицейский – тот, которого мы впервые увидели в палате Льюиса, – подошел к нам и как бы между прочим спросил:

– Как насчет того, чтобы вернуться в город?

– Ладно, – сказал я. – Как скажете.

Мы залезли в полицейскую машину; я сел рядом с полицейским на переднем сиденье. Мы ехали; я молчал, полицейский молчал тоже. В городе он остановился у какого-то кафе, зашел внутрь и стал куда-то звонить. Когда я смотрел на него через три слоя стекла – через ветровое стекло машины, через витрину и стекло телефонной будки внутри кафе, – я почувствовал неясный страх. Меня как будто опутывала огромная, безжалостная паутина современной связи. А что, если сейчас приводится в действие колоссальный, непостижимый аппарат расследования преступлений, от которого никто не защищен? Я представлял себе бесконечные картотеки, компьютеры, неустанно сортирующие информацию, сравнивающие данные и факты. А что, если он говорит с самим Эдгаром Гувером, главой ФБР? Наша версия не устоит перед таким напором... Нет, устоит – даже перед Гувером!

Полицейский вернулся к машине, сел за руль, но дверцу оставил открытой. Через некоторое время подъехали еще две машины. Вокруг нас стала собираться небольшая толпа. Сначала одна голова повернулась в нашу сторону, потом еще одна... В конце концов все, кто проходил мимо, останавливались недалеко от нас, смотрели в нашу сторону. Некоторые украдкой, а некоторые – открыто, без стеснения. Я, в своей фермерской одежде, сидел без движения. И я могу показать, где эта одежда куплена. Мысль о том, что среди всех этих здоровых людей я один с раной в боку, почему-то подействовала на меня успокаивающе.

Один из полицейских из другой машины расспрашивал у кого-то из местных о дорогах, ведущих к реке. Через несколько минут мы уже были готовы ехать. Я поискал глазами Бобби – он сидел в одной из полицейских машин. Как только мы отъехали, еще одна машина полиции, выглядевшая как-то очень по-местному, проехала мимо нас. В ней сидел пожилой, спокойный, старомодный человек; я был уверен, что это именно он говорил с Бобби. Наверняка мы поедем к реке, где они будут совещаться, что делать дальше, подумал я. Под щетиной у меня зачесалась кожа. И я стал прикидывать в уме, что и как говорить – еще и еще раз.

Мы свернули с шоссе и поехали по узкой дороге, проходившей по территории какой-то фермы. Проехали мимо курятника. Какая-то женщина кормила цыплят; она была укутана так, будто на дворе было холодно. Но, скорее всего, она просто спасалась от палящих лучей солнца.

Мы двигались все медленнее и медленнее. Пока ничего не происходило. Никаких обвинений против нас не выдвигали, ничего подозрительного не обнаружили. Чем больше я сживался с выдуманной мною историей, тем правдивее она мне казалась; тела, спрятанные в реке и в лесу, оставались на своих местах.

Та машина, в которой сидел я, шла первой. Мы проехали через поле кукурузы яркой расцветки, заехали в скудный лесок с низкими соснами. Я прислушивался – не услышу ли шума реки, но увидел ее раньше, чем услышал. Чем ближе мы подъезжали к реке, тем хуже становилась дорога. Ничего удивительного в этом не было. У самой реки машины уже едва ползли.

– Это произошло где-то здесь? – спросил меня полицейский, сидевший за рулем.

– Нет, – сказал я, выхваченный из полусна, в который, незаметно для себя, погрузился. – Должно быть, где-то выше по течению. Вода здесь слишком спокойная. Если бы умудрялись переворачиваться даже в тихой воде, мы бы сюда вообще не доплыли.

Полицейский как-то странно взглянул на меня – или мне просто показалось, что странно. А я как раз в этот момент высматривал желтое дерево и прислушивался – опять! – не слышно ли шума водопада. Было чудно подъезжать к порогам на машине, двигаясь вдоль реки.

Нам пришлось ехать еще не менее часа – ехали медленно, перебираясь через неглубокие овраги, но участков, непроходимых для обычных машин, не было. Наконец, мы увидели желтое дерево. В глаза бросился сначала его цвет, а потом я разглядел и следы от удара молнии. И сердце мое прыгнуло, будто независимое от меня живое существо, – казалось, оно хочет выскочить и убежать. В порогах, до которых было с четверть мили, ревела вода. Я различал уже некоторые камни и увидел, что пороги значительно страшнее, чем они казались раньше. Перепад уровня реки на одном участке был не меньше трех метров. И единственное место, сквозь которое могла проскользнуть байдарка, представляло собой узкую воронку, в которую вжимался весь поток реки; вода протискивалась в этот проход, становясь белой от пены, беснуясь, являя собой зрелище невероятной мощи, постоянно стремясь вырваться из узкого прохода. Полицейский показал на воронку:

– Это здесь?

– Да, мы перевернулись в этом месте, – сказал я. – Но скорее всего, Дрю – нашего товарища – снесло дальше вниз по течению. Или, может быть, он остался где-то там, на камнях. Я думаю, искать нужно начинать отсюда.

Мы вылезли из машины, остальные вышли тоже, и все мы стали сходиться. Проведя взглядом над капотами и крышами машин, я увидел Бобби, который стоял без движения. Полицейские проходили мимо него, и его неподвижность среди двигающихся туда-сюда людей наводила на мысль, что он либо не может перемещаться свободно, либо вообще не может двигаться. Вряд ли кто-нибудь, кроме меня, обратил на это внимание или интерпретировал таким образом неподвижность Бобби. Но так или иначе, меня охватило некоторое беспокойство – Бобби выглядел как арестованный, в какой-то момент я даже подумал, что ему на ноги надели кандалы. Я направился к нему, но полицейские, вылезшие из этих трех машин, двигались так, что все время оказывались между мной и Бобби – очевидно, вполне намеренно, хотя им удавалось создавать вид, будто это происходит случайно. Но, наконец, Бобби сдвинулся с места и вместе со всеми пошел к реке.

Тем временем подъезжали все новые машины, и вскоре они вытянулись в длинный ряд вдоль берега вниз по течению. Среди приехавших в основном, были фермеры, но, судя по внешнему виду, попадались и мелкие торговцы. Некоторые привезли с собой длинные веревки с привязанными к ним крюками – «кошками». И я впервые с ужасом осознал полный смысл выражения, которое иногда встречалось в газетах, особенно летом: «драгировать реку с помощью крюков в поисках трупа». Действительно, с помощью крюков.

– Это то самое место? – снова спросил меня полицейский.

– Насколько я помню, то самое, – сказал я. – И мне кажется, я не ошибаюсь.

Люди стали входить в воду, держа свои веревки и крюки наготове. Некоторые стояли по пояс в воде, некоторые – по грудь. Вода спокойно обтекала их. Стали забрасывать веревки и цепи, тащить их обратно, но крюки возвращались пустыми. В действиях людей обозначился определенный ритм. Каждый раз казалось, что крюки за что-то цеплялись под водой, но это что-то непременно соскальзывало с них, когда их подтягивали к берегу. Я сидел под кустом рядом с полицейским, который привез меня к реке, наблюдая за людьми в высоких резиновых сапогах, стоящих в воде; я вспомнил кольцо на пальце Дрю, мозоли на мертвой ладони, развернувшейся в воде.

Кто-то подходил к нам, не спеша, но целенаправленно. Я повернул голову к полицейскому, сидевшему рядом со мной, чтобы показать, что я, вроде бы, не замечаю подходящего ко мне человека.