Идеальность (СИ) - Матюхин Александр

Василий Ильич присел напротив, старательно выдавливая из себя улыбку. Ему не хотелось улыбаться. Не хотелось тратить на это время. Он и так слишком долго разбирался в происходящем.

Ох уж эта привычка попытаться понять вообще всё вокруг. Проще было отключить мозги, рубануть гордиев узел, и дело с концом. Так нет же, играет в благородство, как может, как надо…

Вадик отвлекся от экрана монитора, перевел взгляд на подсевшего.

— Где Лера? — спросил он, не поздоровавшись.

— Молодой человек… — начал было Василий Ильич, но его тут же перебили.

— Мне нужно с ней поговорить, срочно. А уже потом будем решать вопросы. Я знаю, кто вы такой, можете не представляться. Видел, читал о вашей деятельности… — Вадик показал на ноутбук. — Вы вообще в курсе, насколько всё хреново?

— Немного. Если вы имеете в виду мёртвую женщину в ванной, пропавшего Пашку и мою племянницу. Да, немного в курсе.

Василий Ильич почувствовал, что злится. Он специально оставил в машине Толика и Ваню, чтобы договориться с ухажёром (каким по счету?) Леры в тишине и спокойствии. Но сейчас подумал, что проще было бы применить старую добрую физическую силу. Насилие иногда решает многие проблемы.

— Лера в надёжном месте, хотя и не думаю, что это вообще необходимо, — продолжил Василий Ильич, сверля Вадика взглядом. Профессионально, запоминал черты лица, одежду, составлял краткое описание, подмечал детали. — Лёгкое недоразумение, мы решим его, я надеюсь, в течение нескольких минут. Вы мне передаёте все документы, где фигурирует информация о Нате и этот ваш розовый ноутбук, а я вам — Леру. Хорошо?

— Вы всё же не понимаете, — повторил Вадик. — Всё гораздо серьёзнее. Хотя, знаете, дайте мне сначала поговорить с Лерой. Я должен убедиться, что вы не заодно.

— С кем?

— Будто вы не знаете.

Вадик осмотрелся. В кафе сидело несколько человек. Два официанта за стойкой лениво ковырялись в телефоне. Василий Ильич отстранённо подумал, что надо всё же позвать Толика и Ваню.

Он потянулся к телефону.

— Один звонок, — повторил Вадик. — И, если всё в порядке, обменяемся. А дальше сами решите, что делать.

Василий Ильич немного подумал, выбирая телефонные номера. Толик с Ваней или Лера. Как поступить?

Он сильно устал со вчерашней ночи. Ната позвонила в тот момент, когда Василий Ильич собирался посмотреть футбол. Бывает же иногда — не ждёшь от жизни подвоха, а потом бац! — и как будто свалился на голову снежный ком. Один звонок, и вот он уже в незнакомом доме, слушает сбивчивую речь Наты. Воздух пропитан сигаретным дымом. Пепельницы забиты. В ванной лежит мёртвая женщина. Нужно сделать несколько звонков, побеспокоить важных людей. А потом — полиция по вызову, объяснения, снова звонки, снова разговоры с Натой. А потом — никаких утечек. Старые знакомые, которые появляются только для того, чтобы помочь. Обшаривают дом, затирают следы. Кое-кому остался обязан. Ната снова курит и рассказывает что-то про лучшую подругу и проблемы после смерти Дениса. А потом — вдвоем полночи пьют коньяк в гостиной её дома и Ната сваливает на голову ещё больше скверных новостей. Например, про измену мужа и про Леру. Про месть с порно, которую Ната задумала, потому что никто не должен уйти безнаказанным. Вот это вот всё.

Самое странное, это чувство растерянности, которое преследовало Василия Ильича с самого начала. Он привык контролировать жизнь, привык просчитывать наперед все свои ходы, а тут… невозможно было предсказать ни чужой дом с трупом, ни позорное и суетливое заметание следов, ни истории про месть. И от этого растерянность.

Как же так, любимая дочь, пример для подражания, волонтёр, бизнес-тренер, счастливая в браке — и такое. Кому рассказать, не поверять.

А и не надо никому рассказывать. Даже жене или, скажем, Лизе. Никто не будет знать. Только он и Ната. Приехавшие в дом полицейские получили неплохое вознаграждение за молчание. Тело отвезли в морг, а через два дня тихонько похоронят. У писательницы не осталось близких родственников, никто не приедет. В интернете появится несколько некрологов о «невероятной утрате», «чудесной писательнице» и «уходящем поколении истинных талантов». И — он надеялся — на этом всё.

С Лерой сложнее. Он никак не мог поначалу придумать, что же с ней делать и как выкрутиться. Растерянность нарастала с каждым глотком виски. Часа в три ночи Василий Ильич понял, что вдобавок злится, и позволил себе сдержанно отчитать Нату за все её поступки. Это было впервые, когда он вообще ругался на Нату. Ну не давала она поводов.

Ната стойко перенесла, долила в стакан виски и попросила помощи в последний раз. Она хотела, чтобы отец каким-то образом избавился от Толика, владельца бара, который был замешал в мерзкой мести.

Это был перегиб. Василий Ильич мог избавиться от кого угодно, связей хватало, но он был уже не в том возрасте, чтобы бросаться во все тяжкие, ничего не обдумав. Растерянность брала своё, Василий Ильич смутился, попробовал обосновать для самого себя, зачем нужно избавляться от Толика, и не нашёл аргументов. Со всех сторон выходило, что главный злодей в этой пьесе — Ната. Драматический, мать его, персонаж. У неё умер муж, обнаружилась любовница мужа, проблемы со всех сторон, но любимая и образцовая дочь настолько свихнулась, что задумала мерзкую и низкую месть и убийство соучастника руками родного отца.

Перегиб.

— Не нужно этого делать, — сказал тогда Василий Ильич. Лучший способ избавиться от растерянности, это принять какое-то твёрдое решение и не отступать от него. — Неправильно. Никто не заслужил.

— В девяностые ты бы вывез её в лес, сжёг и закопал, — хихикнула Ната.

Даже в три часа ночи, после всей нервотрёпки с полицией, после выпитой бутылки виски, Ната смотрелась безупречно. Она была из тех детей, который берут от родителей только лучшее. От мамы внешность, от папы — ум.

— Времена изменились, — ответил Василий Ильич. — Сейчас уважают за благородство и стабильность, а не за безбашенность. Давай-ка мы проявим милосердие к Толику и уж тем более к Лере. Её и так жизнь потрепала.

Ему подумалось, что это отличная идея. Милосердие и благородство — те слова, которые всегда хотел произнести вслух.

— Она трахалась с моим мужем, — сказала Ната, болтая пальцем в бокале. Голос у неё был такой же холодный, как и кубики льда. — Я не могу её простить. Что было в прошлом, там и останется. А настоящее такое вот паскудное. И я не вижу места благородству.

— Я помог тебе, а, значит, за тобой должок. Мы сделаем так, как нужно. Можешь не прощать, я не заставляю. Лера наша родственница, я обещал сестре, что буду о ней заботиться. А ещё я слышал поговорку, — он откинулся на спинке стула, окончательно вытесняя из распалённого сознания чувство растерянности. — Кобель захочет — сучка подскочит.

— Ты на что намекаешь? — ещё холоднее спросила Ната. Чувствовался его характер, железный.

— На всякое. Жизнь разная бывает. И не всегда виноваты те, на кого мы думаем в первую очередь.

Больше они не разговаривали, пока не прикончили вторую бутылку виски. Василий Ильич заторопился домой, потому что вставать нужно было рано, и суеты ожидалось много.

— Я не буду отменять завтрашнее, — сказала на прощание Ната, когда они вышли на улицу и Василий Ильич загружался на заднее сиденье автомобиля. — Ты прав, я могу её не прощать. А ты делай то, что хочешь.

Он кивнул, потому что знал, что Ната тоже по-своему права.

… — Один звонок.

В настоящем болела голова от выпитого. Василий Ильич подозревал, что ещё не до конца протрезвел. Он пару секунд просматривал номера в телефоне, потом всё же набрал Лизу. Заиграла какая-то молодёжная мелодия. Лиза была из тех девушек, которые до сих пор ставили себе песенки вместо гудков. Привет, десятые!

— Да, пап? — голос был немного взволнованный.

— Всё хорошо?

— Отлично. Болтаем тут с Лерой о разном, о женском.

— Я как раз по этому поводу. Дай-ка ей трубочку на пару минут.

— Конечно, без проблем, на пару минут трубочку.