Рассветная бухта - Френч Тана

— Значит, если нам повезет, они найдутся совсем недалеко. Отрядим нескольких парней на осмотр местных баков. — Я разбирал груду одежды, проверяя карманы и ощупывая швы, чтобы узнать, не влажные ли. В квартире было холодно: отопление — масляный обогреватель — выключено, и холодом тянуло прямо от пола. — Это все равно полезно, даже если не найдем окровавленных вещей. Если юный Конор решит свалить все на помешательство — а, честно говоря, других вариантов у него нет, — то мы укажем на его попытку замести следы: выходит, он понимал, что совершил злое дело. А это в свою очередь означает, что он безумен не больше, чем мы с тобой, — по крайней мере в глазах закона.

Я вызвал нескольких счастливчиков на осмотр мусорных баков. Квартира располагалась практически под землей, и мне пришлось выйти на улицу, чтобы мобильник поймал сеть. Значит, если у Конора и были друзья, общаться с ними он не мог. Затем мы перешли в гостиную.

Даже при включенном свете в комнате стоял полумрак. Окно, расположенное на уровне головы, выходило на плоскую серую стену. Выгнув шею, я сумел разглядеть узкий прямоугольник неба и птиц, кружащих на фоне темной тучи. Самые многообещающие предметы — мощный компьютер с клавиатурой, усыпанной кукурузными хлопьями, и видавший виды мобильник — лежали на столе Конора. Без Киерана мы не хотели их трогать. Рядом стоял старый ящик из-под фруктов с потертой этикеткой, на которой была изображена улыбающаяся темноволосая девушка с апельсином в руке. Я открыл крышку. Внутри лежали сувениры Конора.

Синий клетчатый шарф, выцветший после многих стирок, за ткань зацепились несколько длинных светлых волосков. Наполовину сгоревшая зеленая свеча в зеленой баночке — от нее исходил сладкий ностальгический аромат спелых яблок. Страница из блокнота, сгибы тщательно разглажены, на ней рисунок — регбист, который бежит, зажав мяч локтем. Покрытая трещинами, потемневшая от чая кружка, разрисованная маками. Детский рисунок цветными мелками: четыре желтых головы, синее небо, птицы в вышине и черная кошка на цветущем дереве. Зеленый пластиковый магнит в виде буквы X, выцветший и пожеванный. Темно-синяя ручка с золотой надписью «Курорт Голден-Бей — ваша дверь в рай!». Одним пальцем я сдвинул шарф с рисунка. В нижнем углу подпись шатающимися прописными буквами — «ЭММА», а рядом — дата. Картинку она нарисовала в понедельник, возможно — в школе, и жить ей оставалось всего несколько часов.

Наступило долгое молчание. Мы опустились на колени, вдыхая запах дерева и яблок.

— Ну вот она, наша улика, — сказал я. — В ту ночь, когда они умерли, он был в доме.

— Знаю, — ответил Ричи.

Еще одна пауза, на этот раз более долгая: мы оба ждали, когда ее нарушит кто-то другой. На верхнем этаже кто-то звонко стучал каблучками по голому полу.

— Ладно, — сказал я и осторожно закрыл ящик. — Ладно. Все — в пакеты, надписать и двигаться дальше.

Древний оранжевый диван был едва виден под свитерами, дисками и пустыми пластиковыми пакетами. Мы разбирали эту груду слой за слоем, пытаясь найти пятна крови, — встряхивали вещи и бросали на пол.

— Матерь Божья, — сказал я, выкопав июньский телегид и полпакета чипсов с солью и уксусом. — Ты глянь.

Ричи сухо улыбнулся и поднял скомканное бумажное полотенце, которым вытирали что-то вроде разлитого кофе.

— Я видел вещи похуже.

— Я тоже, но это не оправдание. Мне плевать, что парень сидел без гроша, — за самоуважение платить не нужно. Спейны тоже бедные, но в их доме ни пятнышка. — Даже в худшие дни, сразу после того как мы с Лорой развелись, я никогда не оставлял объедки гнить в раковине. — Вряд ли он был настолько занят, чтобы у него не нашлось времени взять в руки тряпку!

Ричи вытащил одну из диванных подушек, усыпанных крошками, и провел по ней рукой.

— Круглые сутки торчать здесь без работы и без денег — крыша точно съедет. Наверное, я бы тоже не заморачивался с уборкой.

— Не забывай: он не торчал здесь круглые сутки. Он часто выходил. У него были дела в Брайанстауне.

Ричи расстегнул чехол на подушке и засунул руку внутрь.

— Это правда. И знаешь что? Помойка здесь, поскольку это не его дом. Он жил в том логове, и там порядок был что надо.

Мы обыскали все как следует: нижние поверхности ящиков, задние стенки книжных полок, коробки с просроченными полуфабрикатами в морозильнике. Мы даже взяли зарядку Конора и с помощью телефона Ричи проверили все розетки — убедились в том, что ни за одной из них нет тайника. Коробка с бумагами поедет с нами в отдел — на тот случай если Конор снял деньги в банкомате через две минуты после Дженни или сохранил чек от компании Пэта, для которой делал сайт. Его банковские выписки рисовали ту же удручающую картину, что и у Спейнов: неплохой доход и приличные сбережения, затем доходы стали поменьше, а сбережения сократились, затем банкротство. Конор был частным предпринимателем, и поэтому его разорение выглядело менее драматичным, чем у Пэта Спейна: суммы на чеках постепенно становились меньше, а перерывы между гонорарами увеличивались. Однако этот путь Конор проделал раньше: падение началось в конце 2007 года, а к середине 2008-го он уже тратил сбережения. Последние несколько месяцев он ничего не откладывая.

К половине третьего мы уже заканчивали работу — запихивали вещи обратно, в данном случае меняя наш особый беспорядок на обычный беспорядок Конора. Наш выглядел лучше.

— Знаешь, что меня здесь поражает? — спросил я.

Ричи торопливо запихивал книги на полку, поднимая крошечные пыльные вихри.

— Что?

— Тут нет никаких следов других людей: ни зубной щетки его девушки, ни фотографий Конора с друзьями, ни поздравительных открыток, — на календаре ни одной пометки типа «Позвони папе» или «В 8 встреча с Джо в пабе». Ни одного доказательства того, что Конор в жизни был знаком хоть с одним человеком. — Я поставил DVD-диски на стеллаж. — Помнишь, я говорил, что он никого не любит?

— Может, у него все в цифре. В наше время многие хранят все в телефоне или на компьютере — фотографии, записи… — Книга с грохотом шлепнулась на полку, и Ричи повернулся ко мне, раскрыв рот и сцепив руки на затылке.

— Черт! — воскликнул он. — Фотографии.

— Сынок, может, закончишь предложение?

— Черт. Я знал, что видел его. Неудивительно, что они были ему дороги.

— Ричи.

Он потер щеки и глубоко вдохнул:

— Помнишь, прошлой ночью Конор сказал, что ему хотелось бы, чтобы выжила Эмма? Неудивительно, мать его так. Он же ее крестный отец.

Фотография Эммы на книжной полке: малышка в белых кружевах, разодетая Фиона, лохматый улыбающийся парень у нее за плечом. Его лица я не помнил.

— Уверен? — спросил я.

— Да, уверен. Помнишь фотографию в ее комнате? Тогда он был моложе и с тех пор здорово похудел и подстригся, но, клянусь Богом, это он.

Фотография отправилась в отдел — как и все связанное с личностью тех, кто знал Спейнов.

— Давай проверим еще раз, — сказал я. Ричи уже доставал свой телефон. По лестнице мы поднимались почти бегом.

Пять минут спустя «летун», сидевший на «горячей линии», откопал снимок, сфотографировал его своим телефоном и отправил Ричи по электронной почте. Картинка была маленькая и плохого качества, и Конор выглядел более счастливым и энергичным, однако это точно был он. Одетый во взрослый костюм, он держал Эмму так, словно она из хрусталя, а Фиона тянулась, чтобы вложить палец в детский кулачок.

— Ох…ть, — тихо сказал Ричи, глядя на экран телефона.

— Угу. Точно подмечено.

— Неудивительно, что он все знал про отношения между Пэтом и Дженни.

— Точно. Гаденыш все это время смеялся над нами.

Уголок рта Ричи дернулся:

— Мне так не показалось.

— Ничего, он перестанет смеяться, увидев этот снимок. Однако мы покажем его, только когда подготовимся, — до того я встречаться с ним не намерен. Ты хотел мотив? Готов поставить хорошую сумму на то, что искать его нужно здесь.