Исправительный дом - Френч Никки

– Как в настоящей библиотеке?

– А это и есть самая настоящая библиотека.

Табита окинула взглядом полки. В основном, конечно, художественная литература, но вот целый раздел с детективами и книгами о преступлениях, а вот – эротика на любой вкус. Табита повернулась к заведующей:

– У вас что, нет никаких запретов?

– И в самом деле нет. Единственное исключение – книги о преступлениях, которые совершил кто-нибудь из заключенных нашей тюрьмы.

– Ясно, – отозвалась Табита.

– И еще здесь запрещены издания с картами окрестностей. Хотя вряд ли вам понадобится такая книжка.

Табита снова посмотрела в окно на увенчанную шипами и колючей проволокой стену.

– Нет, – сказала она. – Я не собираюсь бежать. В общем-то, долго здесь я не намерена задерживаться.

Библиотекарша кивнула:

– Я отойду, а вы пока можете осмотреться.

Помимо романов и всякой любовной чепухи, тут было довольно солидное собрание классической литературы и много книг на иностранных языках. Кое-где виднелись корешки трудов по садоводству и ЗОЖ. Сборники кроссвордов и судоку оказались почти полностью исчирканы. Табита достала с полки книгу об Исландии, где ей всегда хотелось побывать. Она положила ее на стол, что стоял в центре зала, и уселась напротив читавшей женщины. Та выглядела лет под сорок, темноволосая с проседью, аккуратно подстриженная. Юбка и крапчатая водолазка. Табите показалось, что это еще одна библиотекарша. Она взглянула на обложку книги – женщина приподняла ее над столом, чтобы было удобнее, – книга оказалась собранием кулинарных рецептов.

– Уж не обессудьте, – обратилась к ней женщина. – Вот, изучаю рецепты, хотя, наверное, в этом месте это кажется глупым.

– А разве это плохо?

– Нет, я просто представляю себе, что я буду готовить, когда выйду отсюда. А вы что читаете?

Табита приподняла свою книгу:

– Про Исландию.

– Ну, это то же самое.

– Да, кажется, правда.

Табита посмотрела на обложку – киты, ледники, первобытная глушь, и все это в тесной тюремной камере! Ее едва не затрясло от тоски по свободе.

– А вы как здесь оказались?

Женщина склонила голову набок и выжидающе улыбнулась:

– Вам интересно узнать, что я совершила?

– Да.

Женщина вдруг замялась.

– Видите ли, – наконец, вымолвила она, – все вышло довольно глупо. Я работала в одной организации, которая вела, скажем так, неправильную финансовую политику. А я вовремя не сориентировалась, а потом уже стало слишком поздно. Руководству был нужен козел отпущения, и тут я как раз и попала им под руку. Повезло, что называется. Вот так… Каждый из нас может сесть в лужу, но я не виновата. Впрочем, все так говорят.

– Да уж, – отозвалась Табита.

– А вы, я вижу, новенькая?

– Это по ошибке, – объяснила Табита. – Но мой адвокат скоро меня вытащит отсюда.

– А как вас звать? Меня, кстати, зовут Ингрид.

– Табита.

– Ну вот, Табита. Первый вам совет… если бы у меня в свое время были советчики… Короче, правило номер один: никогда не спрашивать, кто за что сидит.

– О, простите! Я не хотела… в смысле, я не знала…

То-то Микаэла ощерилась на нее, когда Табита задала ей тот же вопрос!

– Мне-то все равно, – сказала Ингрид, – но многим это не нравится. Правило номер два: если ты считаешь, что тебя посадили ни за что, или на тебя кто-то настучал, – никогда не обращайся за помощью к надзирателю!

– А к кому же тогда?

– Ни к кому. Правило номер три: начальница тюрьмы та еще ведьма, и лучше перед ней не светиться.

– Что-то эти ваши правила не особо вдохновляют.

– Правило четыре: если ты попала в передрягу, то явно это случилось не на школьном дворе.

Табита поморщилась – Микаэла говорила ей о том же. Проклятая площадка оставила незаживающую язву.

– Слабость ни у кого не вызывает чувства приязни.

Судя по всему, это было всё.

– И что?

– Последнее, скорее совет, чем правило. Побольше активности. А, да, кормят здесь крайне паршиво. Выберите себе вегетарианскую диету.

– Да я и так не ем мяса. А вегетарианская еда здесь лучше?

– Не то что лучше, просто она причинит меньше вреда здоровью.

Женщина наклонилась вперед:

– Вам, Табита, нужно все это выдержать. И тогда будет хорошо.

Глава 6

Ее вывели на получасовую прогулку. Тюремный двор представлял собой грязный, отгороженный бетонным забором с колючей проволокой прямоугольник. У Табиты не было перчаток, да и одета она была не по сезону. Но зато хоть не камера, и небо над головой.

Женщины-заключенные сбились в кучку. Многие курили. Табита не стала подходить к ним. Она запрокинула голову, наблюдая, как плывут облака, и судорожно глотнула воздуху, как это делает утопающий.

Идя обратно через центральный зал, Табита заметила ту самую старуху с подагрическими пальцами, которую встретила в первый день, когда направлялась в душ. Старуха бормотала себе под нос, ни к кому конкретно не обращаясь:

– А, кажется, я нашла, что нужно. Теперь они все поймут!

Она полистала свою толстую кипу бумаг:

– Вот, глядите!

Половина листов выскользнули из ее пальцев и разлетелись по полу. Старуха опустилась на колени, чтобы подобрать их, и затем с трудом попыталась распрямиться. Заключенные и охранники прыснули со смеху. Табита шагнула было вперед, чтобы помочь, но тот самый одутловатый надзиратель, что прервал ее разговор с Шоной, оказался на месте первым. Он продел свои руки у старухи под мышками и поднял ее, словно большой куль. Ухмыльнувшись, охранник повертел своим толстым пальцем у виска. Табите жутко захотелось вмазать ему ногой по голени, но вместо этого она улыбнулась старухе и пошла прочь.

– Микаэла? – позвала она в ночи.

Наверху раздалось сонное ворчание.

– Ну что?

– Прости, что спросила тебя, за что ты сидишь. Я не знала, что это неправильно.

Тишина в ответ.

– Так тихо…

– Это потому, что все спят, мать твою. Все, кроме тебя. Ну, теперь и меня тоже!

– Прости, пожалуйста.

Табита смотрела сквозь темноту, слушая, как ворочается наверху Микаэла. Наконец, наступила тишина. Табита слышала, как дышит ее сокамерница, она слышала и свое дыхание. Это была ее четвертая ночь в тюрьме, а через двадцать шесть дней начнется суд, и ее дело будет прекращено. Четыре дня из тридцати, а если в процентном соотношении, то тринадцать и три в периоде. А завтра придет Шона и принесет теплую одежду, книги, бумагу и ручку. Она выдержит все это, превозможет… И все обернется просто дурным сном вроде тех, от которых она вскакивала по ночам вся в поту. Сном, который больше никогда не станет явью.

Но все же в камере было так холодно и темно, а в темноте мысли пронзали ее мозг, словно ледяной ветер, так что сердце ее колотилось о ребра и спирало дыхание. Ей казалось, что она вот-вот задохнется.

Она вспомнила о том, как врач спрашивал о ее настроении, о лекарствах, что она принимала, о больнице, где ей пришлось лежать. Зачем ей надо было говорить об этом, хотя ее слова были и правдивы, но теперь Табита чувствовала себя в какой-то трясине. В бесцветной, опутывавшей трясине, где не было ни горизонта, ни солнца, ни тени. С того самого дня, как она оказалась в тюрьме, она ощущала себя будто в гробу. Все воспоминания слиплись в один ком, она не помнила почти ничего, лишь ежедневное невыносимое усилие, чтобы вытащить себя из постели. Ее тело представлялось ей огромным, набитым землей мешком; вот нужно сходить в магазин, заставить себя окунуться в море, ибо так она себе положила… Но теперь она здесь, в камере, и ни купание, ни рубка дров, ни прогулка под ледяным дождем были ей не доступны. Табита понимала, что ей нельзя сорваться в пропасть своего подсознания, и едва удерживала себя.

Глава 7

– Мне ничего не дали пронести, – сказала запыхавшаяся Шона.

Она села напротив Табиты. Взгляд ее метался из стороны в сторону, впитывая новые впечатления. На ней была синяя атласная рубашка, в ушах покачивались большие серьги. Стриженые каштановые волосы поблескивали в тусклом свете. Табита чувствовала запах ее духов. Шона выглядела свежо, красиво – и совершенно неуместно в этом помещении. Глядя на подругу, Табита чувствовала себя маленькой, невзрачной и грязной. Она не могла припомнить, когда последний раз мыла голову, а когда стриглась – и подавно. Зато она успела почистить зубы, отчего во рту ощущалась приятная свежесть. Однако губы по краям воспалились – ей не хватало витаминов. Табита мечтала прогуляться на свежем воздухе, похрустеть яблоком или зеленым салатом, поесть наваристого овощного супа.