Дорогуша - Скюз Си Джей

Снова приснился папа, в третий раз с Ночи Костров. Проснулась вся мокрая, хотя температура в доме была примерно минус два градуса. Сон каждый раз один и тот же: последний день в больнице, его высохшее маленькое лицо смотрит на меня с подушки, и в глазах такая мольба, будто они сами произносят вслух слова, которые его мозг был не в состоянии обратить в речь.

Ну хотя бы передовица на этой неделе ничего:

Ни слова о том, что джинсы у него были спущены до щиколоток, а сам он – в стельку пьян. Как и о его пристрастии быстренько кого-нибудь изнасиловать по случаю. Или о недостающем отростке. Видимо, все это они заменили фразой «встречавший Новый год с приятелями в пабе».

На работе было скучно. Спорим, даже тот китайский парень, которого на двадцать лет заперли в клетке, не согласился бы сейчас поменяться со мной местами. У нас тут новый мальчик в редакции, зовут Эй Джей, австралийский племянник Клавдии. Я говорю «мальчик», потому что ему реально девятнадцать, только окончил школу, в университет решил пока не поступать и приехал поработать полгода ассистентом «с частичной занятостью и почасовой оплатой». Выше пояса он одевается так, будто намылился на пляж, а ниже – как будто только что вернулся с Гластонбери. Не знаю, от каких имен эти его инициалы – Эй и Джей, но, как по мне, если ты представляешься первыми буквами имени, значит, так и просишь, чтобы тебе дали в морду.

Вообще-то он очень хорошенький, высокий, загорелый, весь обвешан разноцветными фенечками и постоянно улыбается. Обычно к жизнерадостным людям меня не тянет – слишком уж сильно хочется причинить им боль, – но, пожалуй, все-таки умеренного намокания женских трусиков этот тип заслуживает. Слегка перегибает палку, стараясь угодить Клавдии. Остановился у нее. Может, мне удастся как-нибудь его испортить – представляю, как она взбесится. Знаете, есть такое выражение: «от его улыбки в комнате стало светлее»? Я теперь понимаю, о чем оно. Вот у Эй Джея улыбка как раз такая.

Нет, ну ясный пень, речь не о моей комнате.

Я чуть не уснула, пока перепечатывала семнадцать писем на тему углубления дна долины Сомерсет-Левелс и резкого повышения платы за переработку садового мусора. Несчастная редакторша отдела «Дом и Недвижимость» с неуместным именем Джой [8] отметила вслух, как сильно я поправилась за праздники. Вообще-то у нее натура такая – вечно до всех докапывается, но сегодня меня это взбесило как никогда. Она считает, что оказывает нам услугу, предупреждая о разных опасностях: меня – о лишнем весе, Лану – о том, что ей надо поберечь нервы, Клавдию – о родинках, Джеффа – о хромоте и, что всего ужаснее, Майка Хита – об импотенции (она как-то раз заметила пакетик, с которым он вернулся из аптеки после обеденного перерыва). Думаю, раньше Джой весила примерно семьсот фунтов, а потом все их сбросила и за счет государственного медицинского здравоохранения отрезала себе все, что обвисло. А теперь считает своим долгом вербально калечить каждого встречного.

Самое отвратное в этой истории – то, что мы НИЧЕГО не можем сказать Джой в ответ, потому что у нее тонна всяких ущербностей. Она из тех цилиндрообразных, безнадежно уродливых женщин с лицом как у Кромвеля, которых иногда встречаешь на улице: они еще красят волосы в ярко-розовый или синий цвет в попытке прибавить себе привлекательности, но этим только подчеркивают свою безобразность. В итоге я не могу прокомментировать ни ее толстую левую ногу, ни заикание, ни нейропатию лицевого нерва, из-за которой у нее рот постепенно сползает с лица, – ведь тогда меня проклянут за дискриминацию инвалидов. Бред полный. Разве не приятнее работать с кем-то вроде меня? С кем-то из тех людей, которые говорят гадости у вас за спиной, а не в лицо?

Возиться с убийством Джой мне неохота, но все-таки иногда нравится представлять себе, как она лежит ничком на серебряном блюде, фаршированная и покрытая глазурью, обложенная пучками петрушки и с большим зеленым яблоком, втиснутым между челюстями.

В обеденный перерыв к Рону приходила мэрша. Она довольно приятная, в детстве помоталась по приемным семьям, а теперь у нее ребенок-инвалид и муж с постоянными инфарктами, так что дерьмеца из Чаши жизни она хлебнула неслабо. Впрочем, я стараюсь близко к ней не подходить: от нее несет, как от электрического аромадиффузора, который врубили на полную катушку. Еще у нее непереносимость глютена, что делает непереносимой покупку ее обеда. Мне приходится ходить за ним в вонючую кулинарию на углу – ту, где парень с черными ногтями и дредами расхаживает в фартуке, перепачканном хумусом, шаркает ногами и покручивает кольцо у себя в носу.

В перерыв мимо моего рабочего места проплыла Лана в блузке цвета дроздовых яиц, натянувшейся под напором ее внушительных активов. Я практически уверена в том, что в половине случаев ей нет надобности проходить мимо моего стола (она могла бы передвигаться по противоположной стороне комнаты), но она нарочно выбирает именно этот маршрут, чтобы на меня посмотреть. Как убийца, который возвращается туда, где спрятал труп, чтобы просто подивиться, как быстро тот разлагается, или чтобы трахнуть останки. Но я все равно улыбаюсь ей в ответ – не выхожу из роли, – и мы перебрасываемся парой фраз. Когда с болтовней покончено, я улыбаюсь снова. Р-раз! – взмах волосами. Два! – игривое хи-хи. Три! – картинка у меня в голове: она распростерта на бильярдном столе и я бью ее ножом во все дыры. Я понимаю, почему мужики на нее западают. Она вся такая игристая, веселая, и сиськи у нее как две водяные бомбочки. Последние два парня ее бросили – я слышала, как это обсуждалось на кухне. После первого у нее случился нервный срыв. А когда ушел второй, она, насколько мне известно, пыталась покончить с собой. Не знаю, серьезной ли была попытка – реально попробовала или просто проделала стандартное «таблетки-плюс-пальцы-в-горло», – но в целом такой расклад, конечно, объяснял, почему Крейг так ею увлекся. Он любит тех, у кого все плохо.

К Майку Хиту в конференц-зал пришла лесбийская пара, чей ребенок поперхнулся виноградиной в «Пицце Хат», и официантка, которая сделала мальчишке прием Геймлиха и спасла ему жизнь. Я написала пресс-релиз о студентах, которые поднялись на Килиманджаро в поисках гималайских медведей, и помогла Джеффу набрать на компьютере репортаж о финале чемпионата графства по игре в шары. Когда вернулась с обеда, у меня на столе лежало яйцо «Киндер-сюрприз».

Джефф Трешер [9] – наш спортивный редактор. Думаю, он был здесь еще на этапе закладки фундамента. Он весь день сидит за столом в углу, в красной вязаной кофте с дырками, перчатках без пальцев и с тремя ортопедическими опорами на спинке стула. Джефф мне нравится. Он придерживает передо мной дверь и смеется над моими шутками. Еще он большой спец в области садоводства и ездит по выставкам со своими гигантскими кабачками. Обучил меня латинским названиям моих любимых цветов: Bellis perennis (маргаритка), Centaurea cyanus (василек) и Amaranthus caudatus (амарант пониклый [10]). Если однажды нашу редакцию затопит дерьмом, вторую шлюпку я точно брошу Джеффу.