Безрассудные девушки - Хокинс Рейчел

И это только в случае, если все пойдет по плану, а этого, как Нико уже несколько раз напоминал мне, никогда не происходит.

Поэтому я кладу в тележку еще несколько банок супа.

– Дело не в том, что я не люблю лодки, – объясняю я Бриттани, – просто это в первую очередь хобби Нико.

Она кивает, перегибаясь через ручку тележки. Сегодня ее волосы распущены и падают на плечи, когда она смотрит на наш улов.

– Хорошо, тогда что тебе нравится? – интересуется она, поднимая на меня взгляд.

Из колонок под потолком играет «The Greatest Love of All» [7], и у меня волосы встают дыбом, когда я снова демонстративно начинаю изучать прилавки, будто мне вдруг очень захотелось выбрать лучший сорт нута.

Вот он, вопрос на миллион долларов. Что мне нравится?

Загвоздка в том, что, когда твой мир рушится, у тебя не остается «увлечений». Ты настолько сосредоточен на том, чтобы пережить следующий день, что «интересы» и «амбиции» как бы улетучиваются. У тебя не остается времени на увлечения. Взрастить в себе такую любовь к хождению под парусом и морю, как у Нико, – это удовольствие, которое я не могла себе позволить уже много лет. До того, как заболела мама, у меня было много интересов: в старшей школе я занималась легкой атлетикой, в детстве играла на гитаре. И я всегда любила читать – от классики, которой нас пичкали в школе, до детективов в жутких мягких обложках. Я хотела изучать английскую литературу, но в колледже снова вернулась к игре на гитаре и всерьез подумывала о том, чтобы получить музыкальное образование, пока мама не позвонила и не сообщила о приеме у врача.

Иногда я все еще вспоминаю ту Лакс, чей мир не перевернулся с ног на голову. Ту девочку, которая, возможно, могла сидеть в какой-нибудь музыкальной комнате, окруженная детьми, и учить их гаммам. Но в этой идеальной картинке меня всегда что-то смущало: на самом деле я с трудом могу представить себя таким человеком.

В конце концов я останавливаю выбор на слове «путешествия», потому что «свобода» звучит слишком слащаво, а «выживание» – слишком откровенно и печально.

– Какое из увиденных мест тебе понравилось больше всего?

Колесо тележки, которую она катит между стеллажей, громко скрипит.

– Ну, я не так много где побывала, – признаю я, пожимая плечами. Щеки полыхают. Теперь Бриттани поймет, насколько жалкая у меня жизнь, и из крутой подружки Нико я превращусь в девчонку-неудачницу, которая таскается за парнем, пока он занимается всякими клевыми вещами. – Честно говоря, в основном я читала путеводители.

Какое-то время я даже коллекционировала их – хобби, появившееся в средней школе и продолжившееся во взрослой жизни. Моя старая книжная полка была забита аккуратными томиками с белыми корешками, выстроенными в ряд, на которых ярким шрифтом пестрели названия: Австралия, Стамбул, Румыния, Таиланд.

Последний путеводитель был подарком мамы на прошлое Рождество. Это единственный подарок, который у меня остался.

Бриттани улыбается.

– Да, раньше я тоже такой была.

Я оглядываюсь на нее, вопросительно приподняв брови.

– Раньше?

Она моргает, затем слегка качает головой.

– До встречи с Аммой.

– Вы ведь познакомились в университете, да?

– Угу, – подтверждает она, рассматривая одну из полок. – В университете Массачусетса. На курсе истории западной цивилизации. Эй, как думаешь, какую пасту нам взять? – Она держит в руках две пачки: одну с обычными спагетти, другу – с пенне. Пожимает плечами и бросает обе в тележку. – Думаю, можно взять все сразу.

Она набирает пачки фарфалле, пенне и яичной лапши и складывает их в тележку к банкам с супом и фасолью.

– Вы, должно быть, очень близки, раз решили путешествовать вместе, – предполагаю я, вспоминая своих друзей по колледжу. Среди них не было ни одного, с кем бы я отправилась путешествовать по миру.

Бриттани кивает, но по-прежнему не смотрит на меня, и у меня возникает неприятное чувство, что на самом деле она не хочет рассказывать о том, как началось их с Аммой приключение. Что странно, потому что я не заметила между ними никакого напряжения. Не дай бог они поссорятся, пока мы будем в плавании…

К этому времени наша корзина почти заполнена, и Бриттани идет к кассе, пока я пишу сообщение Нико.

«Мы все купили».

Его ответ приходит незамедлительно: «Потрясающе. Мы тоже почти закончили. Думаю, сможем отплыть сегодня ближе к вечеру».

Мы с Бриттани, груженные пакетами с продуктами, возвращаемся на пристань еще до полудня. «Сюзанна» стоит у причала. Она меньше других лодок, но блестит и ослепляет белизной. Ее недавно выкрашенная в красный цвет отделка выглядит жизнерадостно, и мое сердце трепещет, как тогда, когда я впервые увидела Нико.

Он стоит на носу, его волосы как обычно спрятаны под банданой, и он широко улыбается, когда машет мне рукой.

– Как все прошло? – спрашивает он, а я жестом указываю на машину.

– Мы съедим столько спэма, сколько сможем, – обещаю я, и его улыбка становится шире, когда он прижимает ладонь к своей обнаженной груди.

– Вот она, моя родственная душа.

– Спэма? – Амма выходит из каюты.

И хотя это глупо, но отчего-то во мне на мгновение пробуждается нечто темное и дикое, когда я вижу ее в шортах и бикини, в дорогих солнцезащитных очках, закрывающих треть лица, с волосами, собранными в небрежный пучок. Она хорошо смотрится рядом с Нико, они источают уверенность, коей я никогда не испытывала. И уж тем более я не чувствую себя уверенно сейчас в брюках-карго и сандалиях, в накинутой поверх майки белой рубашке на пуговицах, служащей дополнительной защитой от солнца.

– Нельзя воротить нос от спэма, находясь в море, – хохочет Нико, не замечая моего мрачного настроения, и направляется к причалу, держась одной рукой за канат и небрежно спрыгивая с яхты. Его яхтенные мокасины глухо стучат по доскам, и когда он подходит ко мне, я чувствую исходящий от него запах пота и соли с примесью слабого металлического запаха, который всегда его сопровождает, когда он работает в марине. – Готова?

– Как никогда.

– Потрясающе, – искренне радуется он, а затем кивает в сторону яхты. – Не окажешь мне услугу? Надо отнести эти сумки в офис Хэла.

Хэл – управляющий мариной. Он гораздо старше нас, у него кожа как пергамент и самые голубые глаза, какие я когда-либо видела.

Яхта слегка покачивается у меня под ногами, когда я прохожу по палубе и поднимаю сумки, на которые указал Нико.

Одна из них, спортивная красная, наполнена чем-то похожим на разрозненные детали – там лежат кусочки металла и пара ржавых инструментов.

Другая – шопер, намного легче, и заглянув внутрь, я невольно хмурюсь.

– Это же мои вещи? – Я поднимаю шопер, и Нико поворачивается ко мне, прикрывая глаза рукой.

– Да ладно тебе, детка, зачем столько книг в плавании? Они занимали слишком много места в каюте.

Здесь, наверное, с десяток книг в мягкой обложке, несколько новых, но есть и старые, доставшиеся от мамы, – книги Агаты Кристи и путеводитель по Таиланду, почти на каждой странице которого загнуты уголки.

Я не просто взяла их с собой на яхту, чтобы почитать. С их помощью я хотела сделать этом место немного уютнее, немного привычнее.

Нико также положил в пакет одну из подушек, которые я купила, и пару фотографий в рамках. На одной из них мы вдвоем стоим на пляже, обнявшись, моя веснушчатая кожа отсвечивает белизной на фоне его загара. Снимок был сделан, когда я впервые приехала на Гавайи.

На другой – мы с мамой на моем выпускном. Мы обе щуримся от яркого солнца, и я помню, что нам пришлось попросить маму моей подруги Мэллори сделать эту фотографию, поскольку с нами не было никаких родственников.

Этот снимок – часть немногочисленных воспоминаний, что я привезла с собой из Сан-Диего. Он лежал в моем чемодане все время, пока мы жили на полу в гостиной. Я была рада, что наконец-то могу поставить его на яхте.