Аркадий бросился к Наташе. Позади себя он слышал, как Карп сотрясает заслонки, видимо, в расчете на то, что сталь уступит его сильным рукам. Грохот неожиданно смолк.
— Ренько, — позвал его тралмастер.
Павел стоял, не зная, как ему поступить. В темноте ясно виднелись выкатившиеся от страха белки его глаз. Карпа, похоже, он боялся куда больше, чем Аркадия.
— Ты нам все обо…! Он так и сказал, что «ты нам все обо…».
Они услышали зловещий хохот Карпа.
— Куда же ты отсюда побежишь?
— Отъ…сь, — произнесла магическое слово Наташа, и Павел отошел в сторону.
— У нас с тобой неплохо получается, — сказала Наташа.
Она все еще находилась в радостном возбуждении, охватившем ее, когда они бежали по сходням. Ее глаза сверкали, длинные волосы растрепались. Аркадий повел ее в столовую, которую к этому времени превратили в танцевальный зал.
Из громкоговорителей не доносилось никаких объявлений, но третий помощник капитана Слава Буковский, ответственный за культурные мероприятия, в целях поднятия духа команды неожиданно собрал свой ансамбль и велел объявить на палубах, что сегодня ансамбль будет выступать перед командой. Сети не забрасывали, погода была плохая, и вся команда сидела по своим каютам, изнывая от скуки и духоты, а теперь все с радостью выбирались из кают и собирались в столовой. В этот раз не звучали никакие американские мелодии, и по определенным причинам ансамбль не исполнял рок-н-ролл. Зеркальный шар медленно вращался, и отраженные лучи, словно снежинки, сверкая, кружили над танцующими, медленно двигавшимися в мечтательной задумчивости. На сцене Слава извлекал из своего саксофона мелодичные, грустные блюзы.
Аркадий и Наташа пробрались сквозь толпу и уселись на скамейку рядом с Динкой и Мальцевой.
— Я хотела бы, чтобы мой Махмед сейчас был здесь, — сказала Динка, крепко сжимая руки.
— Мне приходилось слышать ансамбль черноморской флотилии. — Мальцева величественным жестом накинула на плечи шаль, выпрямилась и добавила: — Он на самом деле играет довольно хорошо.
— Мы должны пойти к капитану и рассказать ему, что произошло, — прошептала Наташа на ухо Аркадию.
— А что мы ему скажем? Ты видела только меня и Карпа. У тралмастера может быть множество причин находиться на аппарели, а у меня нет.
— Но там еще был Павел с топором.
— Они весь день скалывали лед. Может, он просто герой труда.
— На тебя ведь напали.
— Я свалил заслонки перед носом у Карпа, только и всего. А все, что ты слышала, так это то, как он говорил, что мы друзья. Прямо святой какой-то.
Следующая песня была «Очи черные» — сладкая сказка о цыганской любви. Девушка игравшая на синтезаторе, исполняла на нем гитарный аккомпанемент, тогда как Слава выводил зажигательную мелодию. Удержаться было трудно, пол слегка подрагивал от усилий танцоров.
— Вы с Карпом, словно мышь и змея, — сказала Наташа. — Не можете ужиться в одной норе.
— Долго не можем.
— А почему ты оказался на аппарели?
— Хочешь потанцевать? — спросил Аркадий.
Наташа изменилась буквально на глазах, засветились не только ее глаза, но и все лицо. Словно женщина, прибывшая на бал в соболях, она медленно сняла рыбацкую куртку и шарф, передала их Динке и распустила волосы, чтобы они волнами спадали на плечи.
— Готова? — спросил Аркадий.
— Полностью. — Голос ее теперь звучал мягко.
Аркадий отметил про себя, что они составляли странную пару — образцовый член партии и неудачник чернорабочий. Когда он вел Наташу между столиков к танцевальной площадке, она ловила на себе удивленные взгляды, в которых иногда сквозило пренебрежение.
Советским танцорам не требуется большого пространства для танцев, они привыкли танцевать в тесноте. Но это как раз не мешало танцам, особенно здесь, посреди льдов, где арктические ветры замораживали иллюминаторы. Несмотря на свое крупное телосложение, Наташа, казалось, парила в руках Аркадия, ее горящая щека нежно касалась его щеки.
— Извиняюсь за свои ботинки, — сказала она.
— Нет, это я извиняюсь за свои ботинки, — возразил Аркадий.
— Ты любишь песни о любви?
— Очень.
— Я тоже. Еще я знаю, что ты любишь стихи, — сказала Наташа.
— Откуда ты это знаешь?
— Я нашла твои книги.
— Нашла?
— Это было, когда ты болел. Они лежали под матрасом, не только ты знаешь, где надо искать.
— Да что ты говоришь?
Аркадий на секунду отстранился от Наташи, в глазах ее не было смущения.
— Это были даже не стихи, — сказал Аркадий. — Эссе и письма Мандельштама. — Он не сказал, что это был подарок Сьюзен.
— Да, очень умные эссе, — согласилась Наташа. — Но мне больше понравились его письма к жене.
— К Надежде?
— Да, но он называет ее по-разному. Надик, Надя, Надка, Наденька, Надюша, Нануша, Надюшок, Наночка, Надениш, Ниакушка, всего десять имен. Вот это поэт. — Она снова прижалась своей щекой к его лицу.
Слава на саксофоне продолжал выводить «Очи черные», извлекая из него волшебные звуки. Танцоры медленно кружились под вращающимся зеркальным шаром, низкий, словно в пещере, потолок и мерцающий свет успокаивали русскую душу.
— Я всегда восхищалась твоей работой на разделочной линии, — доверительно сообщила Наташа.
— А я твоей.
— Ты так хорошо разделываешь рыбу, особенно такую трудную, как хек.
— А ты так здорово отделяешь хребты, — сказал Аркадий и подумал, что у него это получается хуже.
Наташа закашляла, прочищая горло.
— А как насчет твоих неприятностей в Москве? Я думаю, что партия могла ошибиться.
— Ошибиться? — Услышать такое из ее уст было равносильно тому, что назвать черное белым или допустить, что черное может быть серым. — Как ни странно, но в этот раз ошибки не было, — сказал Аркадий.
— Но любой человек может быть реабилитирован.
— Главным образом после смерти. Не беспокойся, существует жизнь и вне партии, даже не верится, как много этой жизни.
Наташа задумалась, поток ее мыслей скорее напоминал БАМ, с ее незаконченными участками и тоннелями, идущими в неизвестных направлениях. Стихи, рыба, партия. Ему, конечно, интересно, какой будет следующая тема.
