Алиенист - Карр Калеб

Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 133

Я пребывал в беспамятстве порядка двух часов, а проснувшись, узрел сочную зелень пастбищ Нью-Джерси, стремительной лентой бежавших за окном. От всей души потянувшись, я отметил, что от утреннего дурного настроения не осталось и следа: я был голоден и доволен жизнью. На противном сиденье вместо Крайцлера обнаружилась записка, в которой он сообщал, что отправляется в вагон-ресторан занимать нам столик для ланча. Я торопливо привел себя в порядок и устремился по его следам, вовсю готовый к преломлению хлебов.

Остаток нашего пути прошел на ура. Фермерские угодья северо-востока в конце мая живописны как никогда – они служили великолепной декорацией к лучшему ланчу, который я когда-либо вкушал в поезде. Крайцлер тоже пребывал в приподнятом настроении так что, пожалуй, впервые за долгое время нам удалось обсудить что-то помимо дела. Мы побеседовали о грядущих национальных политических съездах (республиканцы назначили свой на июнь в Сент-Луисе, демократы должны были подтянуться позднее летом, в Чикаго), затем поделились мнениями насчет одной статьи в «Таймс», где утверждалось, что на Гарвард-сквер разыгрался самый настоящий бунт, когда бейсбольная команда нашей альма-матер натянула нос Принстону. Затем Крайцлер чуть не подавился десертом, добравшись до заметки, где говорилось, что Генри Эбби и Морис Грау, импресарио «Метрополитэн-Оперы», официально признали банкротство своей труппы и огласили общую сумму задолженностей – она составила порядка 400 000 долларов. Самообладание Ласло немного восстановилось, когда он обнаружил еще одну заметку: сообщалось, что группа «частных покровителей» (вне сомнений, возглавляемая нашим вчерашним радушным хозяином) возлагала на себя обязательства в скором времени снова поставить труппу на ноги. Первым шагом в этом служил дорогой бенефис – «Дон Жуан», премьера которого была намечена на 21 июля. Мы единодушно постановили, что такое событие ни за что нельзя пропустить, в каком бы состоянии ни находилось на тот момент наше следствие. Мы прибыли на симпатичный вашингтонский вокзал Юнион-Стейшн ближе к вечеру, а к обеду уже расположились в чрезвычайно комфортабельных апартаментах импозантного викторианского сооружения на углу Пенсильвания-авеню и 14-й улицы – отеля «Уиллард». Из окон четвертого этажа открывался великолепный обзор наших правительственных зданий. За несколько минут я вполне мог бы прогуляться до Белого дома и поинтересоваться у Гровера Кливленда, как же его угораздило дважды в жизни выпустить из рук столь дивную резиденцию [26]. Я не бывал в столице со времен одновременной неожиданной кончины моей карьеры политического репортера и помолвки с Джулией Пратт. И только стоя у окна своего номера в «Уилларде» и озирая изумительную панораму Вашингтона теплым весенним вечером, я вдруг осознал, насколько перерос свою тогдашнюю жизнь. Меланхолическое открытие – и мне оно не понравилось ничуть; чтобы избавиться от печали, я отыскал телефон и нанес звонок Хобарту Уиверу, моему старому собутыльнику, а ныне – довольно высокопоставленному функционеру Бюро по делам индейцев. Он до сих пор пребывал на рабочем месте, и мы договорились встретиться вечером в ресторане отеля.

В зале к нам присоединился Крайцлер. Хобарт остался все тем же тучным безмозглым очкариком, который превыше всего в жизни ценил дармовую еду и выпивку. Обеспечив ему и то и другое в изобилии, я вскорости удостоверился, что он не только сохранит осмотрительность, но и совершенно не станет выпытывать, что за дело привело нас с Крайцлером в Вашингтон. Он сообщил, что Бюро действительно хранит все материалы по убийствам, совершенным индейцами или оным приписываемым. Мы сказали, что нас интересуют только дела нераскрытые, но когда Хобарт уточнил, в каком районе страны, Ласло смог ответить только: «фронтир за последние пятнадцать лет». Такой широкий охват, заверил нас Уивер, потребует немало возни с папками, кроме того, нам с ним придется вести поиски втайне: босс Хобарта, министр внутренних дел Майкл Хоук Смит, разделял неприязнь президента Кливленда к репортерам, особенно – к репортерам настырным. Впрочем, загружая в свое приземистое тулово больше дичи и заливая ее вином, Хобарт все больше убеждался, что с задачей мы справимся (хотя цели наши по-прежнему оставались ему неведомы). Чтобы закрепить успех, после обеда я утащил его в один знакомый салун на юго-востоке города, где предлагались развлечения, я бы сказал, не вполне благопристойного свойства.

Следующее утро мы с Крайцлером начали с плотного завтрака. У нас была надежда, что Айзексоны очень постараются и на перекладных доберутся в Дедвуд, Южная Дакота, к вечеру четверга. Они были проинструктированы, что сразу по приезде им следует заглянуть в телеграфное отделение «Вестерн Юнион», дабы получить от нас известия, так что Крайцлер после завтрака в среду поспешил отправить им первую депешу. В ней он сообщал, что по причинам, которые будут приведены позднее, версия священника отпадает. Все новые указания по делу будут им отправлены, как только мы их сформулируем. После чего Ласло отбыл в госпиталь Сент-Элизабет, я же предпринял бодрую прогулку по Эф-стрит к зданию Патентного бюро, где по преимуществу заседал почти весь персонал и хранилась большая часть документов Министерства внутренних дел.

Огромное здание, выполненное в стиле «греческого возрождения», было завершено в 1867 году, и общие архитектурные принципы его проектирования быстро стали нормой для всех официальных построек в городе: прямоугольность, пустота и монотонность – что внутри, что снаружи. Громадина эта занимала целых два квартала между 7-й и 9-й улицами, так что, оказавшись внутри, я столкнулся с немалой задачей – отыскать кабинет Хобарта. Огромность строения на поверку, впрочем, оказалась милостью божией: по коридорам и вестибюлям всех четырех крыльев слонялись сотни государственных служащих, большинство не имели о работе и личностях прочих никакого понятия, и мое присутствие вопросов ни у кого не вызвало. Хобарт, ничуть не изможденный нашим вчерашним времяпрепровождением, уже отвел мне столик в углу одного из подвальных архивов и раздобыл первую кипу папок, с которыми мне предстояло ознакомиться: то были рапорты из разных пограничных фортов и административных центров начиная с 1881 года, и сообщалось в них о насильственных конфликтах переселенцев и различных племен сиу.

Следующие два дня Вашингтона для меня просто не существовало – я с головой зарылся в пыльные записи в своем подземелье. Как это часто бывает с длительными бдениями в помещениях без окон, реальность начала стремительно ускользать от меня, уступая место пугающим описаниям зверств, убийств и репрессий, на глазах обретавшим форму и краски, которые вряд ли материализовались бы, читай я это все, скажем, в городском парке. Как следствие, меня крайне увлекли эти рассказы, хоть я прекрасно понимал их бесполезность для нашего следствия: убийства либо давно раскрытые, либо не подходившие к нашему случаю, – но они были настолько немыслимы и даже чудовищно привлекательны, что я не мог от них оторваться. Да, среди них было немало кошмарных, однако предсказуемых случаев, героями которых выступали и мужчины, и женщины, и даже дети, преодолевшие многие тяготы одинокой жизни в глуши только ради того, чтобы оказаться хладнокровно зарезанными аборигенами. Большей частью убийства эти служили расплатой за нарушенные договоры и прочие подзаконные дела подобного толка, к условиям и нарушению коих несчастные поселенцы не имели никакого отношения. Но таких историй, к счастью, было немного. В основном отчеты повествовали о мести сиу – пусть и суровой, но, по крайней мере, поддающейся пониманию в сравнении с отвратительным вероломством белых солдат, агентов по делам индейцев (Бюро слыло самым продажным учреждением в самом продажном министерстве) и торговцев оружием и виски, против которых эти акты возмездия свершались. Чтение в результате навело меня на те же опасения, что высказывали Франц Боас и Кларк Висслер: средний белый гражданин Соединенных Штатов, с глубочайшим подозрением относящийся к индейским племенам, понятия не имеет об этих архивах, кои я сейчас изучаю, а потому и не осведомлен об истинной природе взаимоотношений белых и индейцев. Большинству достаточно будет лишь намека на связь между индейской группой и деяниями нашего убийцы, и вульгарное мнение не замедлит сложиться.