Игуана - Миронов Георгий Ефимович

Тут и раздался первый звонок.

Так Марфа узнала, что борт из Таджикистана в Подмосковье не пробыл.

Через час, который она провела в почти полуобморочном состоянии, она узнала, что борт и не прибудет. Его останки нашли аж на Украине.

Если погиб груз, – это ужасно. Но не так, как если груз похищен.

Потому что за погибший груз – один расчет от «Папы», ведущего контроль в мире за всеми поставками героина, за украденный – другой. «Папу» она никогда не видела и не слышала. Знала только, что его штаб – квартира где-то в американском штате Техас.

Если же груз хитроумно похищен, то цены на героин в Европе и Америке резко «вздрогнут». И тогда от «Папы» будет другой совсем счет.

По жирной спине Марфы обильно, в три ручья хлынули потоки пота. В этот момент и прозвучал второй звонок.

Это был международный звонок.

«Папа» говорил как всегда через секретаря-переводчика. Придурошная переводчица с легким акцентом, слегка, как всегда, заикаясь, переводила ей слова «Папы». «Наказ миссис Посаднице», – как сказала переводчица. Возможно «Папа» и не знал, как зовут его российскую подельницу «в миру». А может, его это и не сильно – интересовало. Такие люди в подробности не вникают. «Папа» передал, что она знает о пропаже груза. – сказала переводчица.

– Вот сволочь, – не сказала, но подумала Марфа. – Прошло всего-ничего, а этот старый пердун уже все знает.

При то, что и Марфа была уже далеко не молодой пердуньей, старость «Папы» придавала ему в глазах Марфы какой-то дополнительный уничижительный недостаток.

– Да… Это большое несчастье. Но передайте «Папе», что я что-нибудь придумаю. И свои долги я во всяком случае плачу во время.

Насчет долгов «Папа» предупредил, что, как это у вас русских говорят, «счетчик включен». Срок у вас две недели.

– За две недели я не успею организовать такой большой груз! – холодея спиной и животом прошелестела своим жестким голосом Марфа.

– Тогда «Папа» предлагает выполнить одно его несложное задание.

– Я все выполню. У меня много людей! В разных странах мира!

– Это хорошо. В одной такой стране и нужно будет провести одну небольшую акцию.

– Что за акция? – успокаиваясь спросила Марфа.

– Простая: надо будет похитить несколько картин из мадридского музея «Прадо».

– Каких картин? – насторожилась Марфа. Весь ужас невыполнимости задания стал наконец-то до неё доходить. «Прадо» ещё ни разу за всю его историю не обворовывали? Там охрана – лучшая в мире. Сигнализация, не доступная уму простого смертного. Да и из Испании картины потом не вывезти.

– Нужно взять несколько картин Эль Греко, в основном мужские портреты. Список и цветные слайды к Вам поступят сегодня вечером. И картины Веласкеса с карликами, – и портреты самих карликов, и фрагменты больших композиций, на которых карлики есть…

– Господи, – сказала себе давно не верящая ни в Христа, ни в Магомета Марфа. – Это ж уму не постижимо. Хорошо, что линия прочно заблокирована от прослушивания. Это ж кража века! Картины, как похищенные, так и испорченные вырезанием фрагментов, стоят, несколько миллиардов.

– Это примерная стоимость потерянного Вами груза героина, – словно услышав её мысленный вопрос заметила секретарша «Папы».

– Это все?

– Нет, чтобы подогнать стоимость потерянного Вами груза к стоимости картин, которые должны Ваши бригады похитить для «Папы», добавим сюда три картины Эль Греко из музея в Толедо, две картины Пикассо из музея в Барселоне, и картины японских графиков, которые два дня назад похитили по заказу Фритьефа Никольссена ваши люди в музее частных коллекций.

– Волк позорный, и это знает, – не сказала, но подумала Марфа.

– Но я уже получила задаток из Осло…

– Это ваши проблемы, «Папа» тоже собирает японских графиков.

– А если мне не удастся уложиться в срок? – спросила холодея Марфа.

– Тогда Ваш с «Папой» контракт, такой большой, такой выгодный, будет расторгнут… В связи со смертью одного из партнеров.

– Чтоб ты сдох, – сказал мысленно Марфа.

Панагия Софьи Палеолог. Расследование ведет Иван Путилин

Спал Климентьев последнюю ночь плохо. И снились ему, пока ехал от Пскова до Окуловки, тараканы. То есть самые что ни на есть настоящие прусские насекомые с усами. Он ещё подумал тогда:

– К чему бы это?

Оказалось, к полному фиаско.

– Ну-те-с, братец Вы мой, кого подсунули государственному чиновнику в качестве доверенного лица?

Пряча глаза, начальник станции робко возражал:

– Я ж предупреждал, Вас-ство, что – пьет – с, сукин сын, как сукин сын.

– Изящно выражаетесь, – невольно усмехнулся Климентьев. – Стишки писать не пробовали?… Оды, знаете ли, всякие там сонеты с сонатами?

– Нет, – с, виноват:. – с.

– Да нет, как раз хорошо, что стихов не пишете. Значит в состоянии простой прозой объяснить мне, что случилось? Где нам этого подлеца искать прикажете?

– Не могу знать, – совсем потупился застенчивый железнодорожник.

– Пристав!

– Я.

– Прикажите окружить дом, в котором живет Михайлов.

– Точно так-с. Но никак нет-с.

– То есть?

– То есть у меня столько понятых нет-с.

– А где жандарм?

– Пьет-с.

– И он пьет?

– Точно так-с. Но – на законном основании.

– То есть?

– То есть на собственной свадьбе.

– Где свадьба? – Да вон, рядышком с постоялым двором, в доме купца Коврихина.

– Позвать.

Позвали жандарма. Он, несмотря на штатский черный костюм, вытянулся «во фрунт».

– Хочешь, братец, послужить царю и Отечеству?

– Точно так-с.

– Стой у двери, как увидишь Михайловых, бери их за шиворот и зови меня. Понял?

– Как не понять. Самое простое дело. Аккурат, главное что, у меня свадьба только что наметилась. Невеста, холодец, рыбное заливное, икра паюсная…

– Это от нас не уйдет. Как поймаем Михайлова, так сразу и икорки паюсной попробуем, и невесту… В смысле – поздравим.

Только жандарм встал у ворот постоялого двора, как раз возле большой поленицы дров, заготовленных с прошлого лета, как стал делать всякие смешные знаки Климентьеву. Он подпрыгивал на одной ноге, косил голову то налево, то направо, махал несуразно руками и яростно подмигивал, стремясь скорее привлечь внимание питерского сыскаря.

Климентьев подошел к нему.

– Что у тебя? Как то ты, братец, выглядишь нескромно. Хрен к заливному был даже крепок, или что? Чего танцуешь?

– Так, вон там, за поленицей, есть кто-то.

Рванули всей дружиной за поленицу.

И точно – есть.

Жандарм радостно ухватил за шиворот какого-то человека.

– Попался, который кусался. А ещё туда же, прятаться. Не умеешь, не берись.

– Кто такой? – удивленно спросил жандарма Климентьев.

– Как кто? Так это ж есть Михайлов.

Удача, как и беда, одна не ходит.

Тут и пристав с начальником станции и одним из понятых с чердака по приставной лестнице спускаются, а между ними – мужик незнакомый.

– Так что, вашбродь, вот Вам и второй Михайлов. Тот, кого Вы взяли, – тот Иван, а которого мы спустили, – тот, наоборот, Федька.

– Ну-ка, покажь руки! – приказал Климентьев Ивану Михайлову.

Руки его были перевязаны белой в недавнем прошлом тряпицей.

– Развяжи.

Руки Ивана оказались сильно порезаны.

– Ну-с, и что тут скажешь? – развел руками Климентьев. – Кто супротив русского сыску выдержит? Что и требовалось доказать, он и есть кровавый убивец из псковского мужского монастыря.

Начали обыск.

Нашли: желтый бумажник, в нем 97 рублей денег кредитными бумажками, открытые, без крышки, золотые часы с золотой же цепочкой, складной медный образок, ещё часы – закрытые, с крышкой, на крышке миниатюра – бабочки и стрекозы над лужком низко летают.

Это у Ваньки Михайлова.

У Федьки нашли: кошелек с окровавленными трехрублевками, тринадцать золотых монет, из коих четыре русские, девять французские, серебро…