Невидимка. Идеальные убийства - Паттерсон Джеймс

Наконец директор показывает им жестом, что больше не желает их слушать.

— Госпожа Доке… Докери, да?

— Да, сэр, — говорю я.

— Будьте так добры, оставьте нас.

«Оставить их?» Что, черт побери, это означает? Я смотрю на Букса.

— Он хочет, чтобы ты вышла и тем самым дала нам возможность поговорить о тебе, — поясняет Букс.

— А-а…

Вставая, я стараюсь не смотреть на сидящих за столом «больших шишек», поскольку боюсь, что из моих глаз выскочат кинжалы, и эти кинжалы воткнутся прямо в них.

— Благодарю вас, — говорю я, сама толком не зная, почему я выбрала именно эти слова.

Я выхожу и закрываю за собой дверь, чтобы люди, обладающие большей властью, чем я, могли решить мою судьбу.

14

За дверью конференц-зала меня встречает то ли секретарь, то ли кто-то еще из обслуживающего персонала (здесь никому не позволяют просто бродить по коридорам), и вскоре я оказываюсь в маленькой зоне для ожидающих посетителей и читаю в журнале «Тайм» о том, что наша нация сильно потолстела. А что, это и в самом деле заметили только недавно?

Едва мне открыли глаза на шокирующий факт, что причиной массового ожирения у детей является то, что они только тем и занимаются, что сидят и играют в видеоигры да едят пищу быстрого приготовления, в которой полно холестерина, и пьют газированную воду, содержащую много сахара и всяких химических добавок, как появляется Букс. Он садится напротив меня. Я с выжидательным видом поднимаю брови.

Он улыбается и качает головой, а затем хлопает в ладоши.

— Завтра ровно в пять часов мы встречаемся в кабинете Дикинсона, и он будет давать нам указания по поводу нашей предстоящей работы, — говорит Букс. — И мы будем следовать его указаниям, Эмми.

— Это означает, что я войду в состав этой группы?

— Да, именно так. Директор согласился с тем — вопреки, конечно же, возражениям Дикинсона, — что ты можешь оказать содействие этой группе. Под моим контролем.

— Мне не нравится ни одна из этих формулировок.

— Мне тоже, Эмми. Я ведь все еще задаюсь вопросом, следует ли мне вообще в это ввязываться.

По напряженному выражению его лица я вижу, что это не пустые слова. Ему, наверное, пришлось там яростно за меня бороться, и я должна быть ему благодарна. Да, я, пожалуй, ему и благодарна. Мне просто не нравится, когда со мной обращаются как с человеком, которого следует опекать. ФБР — это дурацкая контора, в которой доминируют мужчины…

— Улыбнись, Эмми, — говорит Букс. — Потому что, если ты не сделаешь этого, я вернусь в Александрию и буду продавать книги. А без меня ты опять окажешься отстраненной от работы.

— Тебе нет необходимости приказывать мне улыбаться, Букс.

Он начинает смеяться, но не потому, что я сказала или сделала что-то смешное, и не потому, что он пребывает в хорошем настроении. Мне знаком этот смех. Он означает, что нахлынувшая на него волна раздражения — или прочих эмоций вроде разочарования или гнева — отступила.

— У тебя есть личный интерес в этом расследовании, — говорит он. — Ни одного агента никогда не включат в состав какой-либо группы, если у него есть личный интерес в расследовании. Ни одному агенту никогда не позволят расследовать смерть его собственной сестры…

— Я не агент, — говорю я, моргая с невинным, как у школьницы, видом. — Я всего лишь простой аналитик.

— Тем лучше для тебя, — отвечает он. — Потому что ты получаешь зеленый свет только на том простом и единственном основании, что формально ты лишь оказываешь содействие расследованию. Фактически же ты — в составе создаваемой группы.

Он прав. И я знаю, что он прав. Мне, видимо, сейчас следует радоваться. Я откидываю голову назад, с трудом — с большим трудом — сглатываю и делаю глубокий вдох.

— Ты организовал встречу с Мориарти, и это сработало, — говорю я. — И ты настоял на том, чтобы меня де-факто включили в эту группу. Я знаю, что добиться этого тебе было нелегко, Харрисон. Я знаю.

«Черт возьми, я опять произнесла эти слова: “Я знаю”».

Он машет мне указательным пальцем так, как машут, когда хотят заставить кого-нибудь замолчать.

— Не называй меня Харрисоном. Я вернулся потому, что, вполне возможно — возможно! — в данном случае мы имеем дело с серийным убийцей, вышедшем на тропу войны, а лично мне серийные убийцы не нравятся, что вполне естественно. Узнали мы о нем исключительно благодаря тебе. Если этот тип и в самом деле существует, если это все не выдумка, то он сильно отличается от всех тех, с кем я до сих пор сталкивался.

— И мы его непременно поймаем, — добавляю я.

— Да, если он и в самом деле существует, мы его непременно поймаем, а Джулиус Дикинсон непременно припишет все заслуги себе. И ты не будешь против этого возражать.

Я поднимаю руки в знак того, что сдаюсь.

— В том случае, если мы его поймаем, — говорю я.

Букс внимательно смотрит на меня, а затем резко поднимается со стула.

— Если он и в самом деле существует, — говорит он.

15

Привет, класс. Не возражаете, если я буду называть вас классом? Я ведь думаю, что вы слушаете все это потому, что хотите что-то узнать, и когда я говорю «узнать», я имею в виду не только то, что вы хотите узнать что-то обо мне (мою биографию, мои мотивации и т. д.), но и то, что вы хотите чему-то научиться у меня. Возможно, не все из вас этого хотят. Многие из вас просто терзаются обычным нездоровым любопытством, заставляющим вас приглядываться к интересным моментам жизни других людей, — точно так же, как вы снижаете скорость своего автомобиля, когда проезжаете мимо места аварии в надежде хоть мельком увидеть расшибленный лоб, из которого течет кровь, или неподвижное тело со свисающей безжизненной рукой на носилках-каталке. Однако я уверен, что по меньшей мере некоторые из вас хотят узнать, каким образом я делаю это и почему я делаю это.

А еще вы хотите знать, не сможете ли и вы делать это.

У меня для вас хорошая новость: вы сможете! И я покажу вам, каким образом.

Сейчас я войду внутрь. Похоже, скоро будет дождь. Внутри я буду говорить чуть громче и надеюсь, что вы сможете услышать меня сквозь шум толпы, потому что в этом месте начинают собираться люди.

Кстати, если вам интересно, каким же это образом мне удается разговаривать с вами, находясь в толпе, то сообщаю, что мой маленький диктофон внешне похож на смартфон, а потому я просто держу его возле уха и говорю в микрофон с таким видом, как будто разговариваю по телефону с кем-то из своих друзей. Поскольку я стараюсь делать так, чтобы все выглядело правдоподобно, — делаю паузы, словно позволяя моему вымышленному собеседнику на другом конце линии мне что-то ответить, вставляю отдельные слова и обрывки фраз, задаю вопросы типа «Что?», «А теперь ты меня слышишь?» и так далее, почесываю лицо, кладу ладонь на другое ухо и принимаю сосредоточенный вид, — никто даже не усомнится, что я разговариваю по телефону.

Вот, например, я иду сквозь толпу, заполняющую этот бар, и оказываюсь менее чем в трех футах от парня, у которого довольно крепкое телосложение, мощные мускулы, короткая стрижка, рубашка на два размера меньше и все такое прочее, — и я знаю, что могу сказать о нем все, что мне заблагорассудится, а он и глазом не моргнет, потому что я говорю небрежным тоном в электронное устройство, прижатое к моему уху. Сейчас я вам это продемонстрирую. Мне хотелось бы провести несколько минут наедине с этим импозантным джентльменом, чтобы я мог вставить пестик для колки льда ему в ухо и давить до тех пор, пока не услышу хруст, а затем мне хотелось бы сжечь его тело при помощи керосина и паяльной лампы, но ты, приятель, даже не подозреваешь о том, что я говорю о тебе, не так ли?

Что-что? Ты слышишь?.. Теперь ты меня слышишь? Ну что, теперь слышно лучше? Ты меня хорошо слышишь?