Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
Покончив одновременно и с ленчем и со своими мыслями, капитан лег в кровать, чтобы в последний раз отдохнуть перед тем, как начнется сложная работа по прохождению через переполненный Персидский залив и погрузке нефти. У него не будет ни одной минуты покоя, прежде чем он не поведет «Левиафан» мимо этих берегов в противоположном направлении, домой. Огилви поднял трубку телефона, стоящего у кровати, и вызвал мостик, желая услышать доклад о ходе поисков и состоянии воздушного прикрытия. Ничего нового ему не сообщили; арабские вертолеты по-прежнему обшаривают море по курсу «Левиафана». Неужели они где-то ошиблись?
Он лежал без сна в затемненной каюте, непрерывно размышляя, снова и снова мысленно рассматривая карты. Ему казалось, что он догадывается об образе мыслей Хардена. Он вспомнил, как этот человек сидел в баре, слушал, наблюдал, потом набросился на него. Харден любил нападать из засады. А то, что он пережил шторм, который вывел «Левиафан» из строя, и не оставлял своих замыслов, доказывало, что он человек чрезвычайно решительный, пусть даже и сумасшедший.
Огилви снова поднял трубку.
— Радиорубка, говорит второй офицер...
— Соедините меня с капитаном Брюсом.
За десять минут, которые понадобились для установления связи с Брюсом, он оделся. Брюс начал разговор с заверений: иранцы обещают поймать Хардена в ближайшее время. Но Огилви оборвал его:
— Судя по всему, Харден повернул назад.
* * *
Харден глядел на воду, разливающуюся по полу. Сколько времени он спал? Почему он не заметил, как сильно яхта погрузилась в воду? Радист «Левиафана» по-прежнему вызывал Доху.
— Гольф-Оскар-Янки, Гольф-Оскар-Янки... Говорит Сьерра...
Харден сорвал наушники и включил громкоговоритель.
— ...Фокстрот-Браво вызывает Гольф-Оскар-Янки. Ответьте, вы слышите меня?
Харден выбежал на палубу и стал работать большой ручной помпой, установленной в кокпите. Из отверстий в корме выливалась вода. Радио умолкло. Харден с механической регулярностью работал насосом. Тело покрылось потом, соленая жидкость стекала по лбу, попадая в глаза. Сердце колотилось все быстрее и быстрее. Когда заболела ладонь, он переменил руки.
Затем радио снова громко заговорило.
— Гольф-Оскар-Янки, Гольф-Оскар-Янки, — повторял голос, заглушая тихий писк морзянки.
Согнувшись под навесом, укрывающим от солнца, Харден продолжал качать, снова переменив руки. Где-то под ватерлинией в корпусе образовалась дыра. Вероятно, расшатался вал винта, но найти течь и заделать ее было невозможно, пока не откачана вода.
Его тело и разум были поглощены работой. Вверх — вниз, вверх — вниз. Подними рычаг — опусти рычаг. Подними — опусти, вверх — вниз — на убийственной жаре. Шум в ушах заглушал стук мотора. Харден начал задыхаться. Вверх — вниз, вверх — вниз, вверх — вниз.
— Сьерра-Квебек-Фокстрот-Браво. Пожалуйста, подождите секунду, — раздался по радио голос, говоривший по-английски с сильным акцентом.
— Как слышите меня? — спросил радист «Левиафана».
Ему никто не ответил.
Харден перегнулся через борт. Вода, выливавшаяся из трюма, по-прежнему была чистой. Харден вернулся к помпе.
— Сьерра-Квебек-Фокстрот-Браво, — снова раздался голос с акцентом. — Говорит Гольф-Оскар-Янки, прибрежная радиостанция в Дохе. Добрый день. Это «Левиафан»?
— Лима-Европа-Виктор-Индия-Аль...
— Ну да, «Левиафан», — прервал радист в Дохе. — Мы ждали вас. Как у вас дела?
— Все в порядке, спасибо. Это говорит Ахмед Шид?
— Да, «Левиафан».
— С вами разговаривает Гордон Макинтош. Рад снова слышать ваш голос.
— И я рад слышать вас, мой друг, после долгой разлуки. Как прошло плавание?
Харден повалился на пол кокпита, дрожа от усталости.
— Великолепно, — ответило радио. — А у вас все в порядке?
— В полном порядке, благодарю вас.
— Рад слышать.
— Повторите, пожалуйста. Я теряю ваш сигнал.
— Я сказал: рад слышать.
— "Левиафан", я не слышу вас. Повторите!
— Повторяю: рад слышать!
— Пожалуйста, перейдите на восьмой канал.
Харден заставил себя подняться и, шатаясь, побрел в раскаленную каюту, чтобы настроить радио на новую частоту. «Левиафан» и Доха только что восстановили связь. Пока радисты обменивались приветствиями, Харден вернулся в кокпит, выключил двигатель и посмотрел на море. Вода, покрытая легкой зыбью, была по-прежнему тускло-серой, но облака, похоже, начинали редеть.
Он снова спустился вниз, снял ступеньки трапа, поднял кожух двигателя и посмотрел на воду, которая плескалась в трюме. Опустившись на живот, Харден погрузил руку в воду и прикоснулся к скользкому днищу, ощупывая основание двигателя. Яхта бесшумно скользила по морю, в каюте становилось все жарче, и двигатель, работавший на полном газу еще с вечера, щелкал, свистел и распространял запах подгоревшего масла.
Харден ощупал место, где вал винта выходил из днища. Разговор между «Левиафаном» и Дохой все продолжался — радисты обменивались новостями. Внезапно араб спросил:
— А что там с этим сумасшедшим?
Шотландец ответил:
— Старик не хочет, чтобы об этом трепались в эфире.
— Мы скоро поймаем его, — сказал араб. — Не беспокойтесь, мой друг.
У Хардена по спине пробежал холодок, не имевший никакого отношения к заверениям арабского радиста. Он почувствовал пальцами давление, похожее на подводное течение. Рядом с валом в корпусе была огромная пробоина.
Он ощупал края дыры, оценивая ее размеры. Должно быть, дыра появилась из-за вибрации вала. Будет ли она расширяться дальше?
— Скажите примерное время вашего прибытия, — сказал радист из Дохи.
— Примерное время прибытия — завтра, 22.00. Повторяю: примерное время прибытия «Левиафана» в Халул — 22.00 завтрашнего дня.
Харден лихорадочно стал соображать. 22.00. Десять вечера. В темноте легко прятаться, но трудно целиться. Жалко, что «Дракон» не снабжен инфракрасным прицелом. В запасе осталось тридцать четыре часа — меньше чем полтора дня. Шевелись!
Харден подключил электродрель к разъему на панели над штурманским столом и перетащил ее, ящик с инструментами и охапку деревянных обрезков в кокпит. Яхта мягко покачивалась на почти незаметных волнах. Жара сжимала тело, как тиски.
