Надо мной нависли многотонные туши самолетов, в их кабинах было темно. Я помедлил, снизу вверх разглядывая громадные машины и чувствуя себя букашкой в окружении могучих зверей.
Встряхнувшись, я вернулся к реальности. Я еще не избавился от погони. По счастью, в ангаре, кажется, совсем не было людей. Я захлопнул дверь и приложил руку к замку, прибегая к помощи своего волшебного таланта, чтобы намертво заблокировать ригель. Потом перескочил ограждение и приземлился на короткий пролет ступеней, спускавшихся к полу ангара.
Пол оказался пыльным, за мной оставались следы. Выбежать из ангара на летное поле означало, скорее всего, подставиться под немедленный арест – учитывая нынешнее состояние службы безопасности аэропорта. Спрятаться? Тоже очень рискованно…
Час от часу не легче – мое кредо, такой вот девиз всей моей жизни. Что бы я ни делал, как бы ни поступал, в результате ситуация оказывалась только опаснее исходной. Как говорится, из огня да в полымя! Зря ли эта присказка в Тихоземье стала такой популярной…
(Тут надо заметить, что жители Тихоземья не очень-то изобретательны в том, что касается идиом. Я бы выразился иначе: «Из огня да в полымя, а оттуда в пруд с акулами при бензопилах с цепями из царапучих котят!» Впрочем, этот образ трудноват для восприятия…)
С той стороны в дверь молотили кулаками. Я посмотрел на нее и принял решение. Попробую спрятаться!
Я перебежал к небольшой двери в стене ангара. Сквозь щели пробивался свет: должно быть, дверь выводила на летное поле. Я старательно оставлял за собой следы, размашистые и четкие. Приготовив таким образом обманку, я вспрыгнул на какие-то ящики, перебежал по ним и вновь спустился.
Дверь тряслась под ударами. Долго она не продержится. Я укрылся за колесом «Боинга-747», сдернул линзы курьера и сунул руку за отворот куртки. Там на подкладку было нашито немало потайных кармашков для сбережения линз, обшитых особой тканью производства Свободных Королевств.
Вытащив очки с зелеными стеклами, я торопливо надел их.
Дверь наконец поддалась.
Я даже не обернулся, сосредотачиваясь на покрытии пола. Потом активировал линзы, и они породили порыв ветра. Вихрь пронесся по полу, стерев некоторые следы. Это были линзы ветродуя – подарок дедушки Смедри, полученный мной через неделю после первого внедрения к Библиотекарям.
К тому моменту, когда дверь распахнулась и преследователи, бормоча и ругаясь, вывалились наружу, на полу остались лишь те следы, которые я желал им показать. Я съежился за спасительным колесом, придерживая дыхание и пытаясь утихомирить колотящееся сердце. По ступенькам громыхали башмаки солдат и полицейских.
Тогда я вспомнил о своих линзах поджигателя.
Я осторожно выглянул из-за колеса «Боинга-747». Библиотекари попались на удочку: вся толпа устремилась по следам к двери, ведущей наружу. К сожалению, они не мчались сломя голову, как мне бы того хотелось, а иные еще и подозрительно озирались!
Я вновь спрятался прежде, чем меня успели засечь. Мои пальцы нашарили линзу поджигателя – у меня оставалась только одна, – и я нерешительно вытянул ее из кармашка. Она была совершенно прозрачна, с единственным алым пятнышком в центре.
В активированном состоянии линза работала почти как лазер, выбрасывая луч высокотемпературной энергии. Я мог обратить его против Библиотекарей. В конце концов, они уже несколько раз пытались меня убить. Они заслужили!
Я помедлил… и тихонько убрал линзу на место, а на нос водворил свои линзы курьера. Если вы читали повесть о спасении Песков Рашида, вы уже знаете, что у меня вполне определенные взгляды на героизм. Герой – это не тот человек, который ударит высокоэнергетическим лазером в спину солдатам. Особенно когда среди них – ни в чем не повинные сотрудники службы безопасности аэропорта.
Сантименты, сантименты, вечно я из-за них попадаю в неприятности! Вы, вероятно, помните, где я в итоге окажусь? Меня привяжут к алтарю, сложенному из устаревших энциклопедий, а сектанты из библиотекарского ордена Разбитых линз изготовятся пролить мою кровь, кровь окулятора, во исполнение нечистого ритуала…
Вот до чего героизм меня доведет. Ирония состоит в том, что он же спас мне жизнь в тот день в ангаре аэропорта. Ибо, не надень я линзы курьера, я бы пропустил случившееся дальше.
«Алькатрас?» – прозвучал голос у меня в голове.
Я чуть не вскрикнул от изумления.
«Эй, Алькатрас! Ау!.. Есть кто на связи?»
Голос был нечеткий, искаженный помехами. И он не принадлежал моему деду. Тем не менее происходил он из линз курьера.
«Что за фигня, – продолжал голос. – Эх, никогда-то у меня с линзами курьера не получалось…»
Голос пробирался через помехи, появляясь и исчезая, как в радиоприемнике со слабым сигналом. Хотя это был не дед Смедри, в тот момент я был готов схватиться за любую соломинку.
– Я здесь, – прошептал я, активируя линзы.
Передо мной, точно зависшая в воздухе голограмма, смутно проявилось лицо. Оно принадлежало девочке-подростку с темной кожей и черными волосами.
– Алло, – произнесла она. – Ты на связи? Можешь говорить погромче, а то слышно плохо!
– Не могу, – прошипел я, косясь на Библиотекарей. Большинство преследователей уже вышли наружу, но оставшимся – в основном это были местные безопасники, – похоже, велено было обыскать ангар.
– Ну… ладно, – сказал голос. – Ты кто вообще?
– А кто я, по-твоему? – спросил я раздраженно. – Алькатрас я! Сама-то ты кто?
– Да я… – И голос, и картинка задергались, пошли рябью. – Меня за тобой прислали. Ой! Опять пропадаешь. Ты где?
– В ангаре, – сказал я. Один из охранников вскинул голову, потом вытащил ствол и указал в мою сторону. Услышал-таки! – Стекляшки… – прошипел я, прижимаясь к полу.
– Слушай, тебе не следовало бы так ругаться, – заявила девчонка.
– Спасибо за совет! – прошептал я как можно тише. – Сама ты кто такая? И как собираешься меня вытаскивать?
Повисла пауза. Жуткая, леденящая, бесконечная, раздражающая, опустошительная, смертоносная, выматывающая нервы, неимоверно красноречивая пауза.
– Я… если честно, не знаю, – сказала девчонка. – Я… погоди секундочку… Бастилия говорит, тебе надо выбежать куда-нибудь на открытое место и подать нам сигнал. Там, внизу, туман слишком плотный, не разглядеть ничего.
«Там, внизу?..» – мысленно повторил я. В любом случае, если Бастилия где-то там, с этой девочкой, это добрый знак. Бастилия меня, конечно, взгреет за то, что опять влип в неприятности. Сама она, как правило, преуспевает в том, чем занимается. Будем надеяться, строка о спасении моей персоны дополнит список ее успешных операций.
– Эй! – послышалось в стороне. Я повернулся на голос и уткнулся взглядом в одного из охранников. – Я тут нашел кое-кого!
«Пора что-нибудь сломать», – подумал я, набирая побольше воздуха в грудь. А потом испустил разрушительный импульс в сторону самолетного колеса.
Сам я метнулся в сторону и вскочил, а с колесного диска посыпались гайки. Безопасник вскинул пистолет, но огня не открыл.
– Стреляй! – заорал тип в черном костюме, судя по всему Библиотекарь, раздававший приказы от дальней стены помещения.
– Я по детям не стреляю, – отозвался охранник. – Где террористы, про которых вы говорили?
«Славный парень», – прошептал я, бросаясь к выходу из ангара. В этот момент шасси окончательно подломилось, и носовая часть самолета с грохотом обрушилась на бетон. Раздались вопли, охрана бросилась кто куда.
Библиотекарь в черном костюме выхватил пистолет у какого-то растерявшегося безопасника и прицелился в меня.
Я лишь улыбнулся…
Как и следовало ожидать, пистолет развалился на части, стоило Библиотекарю нажать на спусковой крючок. Талант защищает меня всеми доступными способами, и чем больше у оружия движущихся деталей, тем проще его сломать. Я саданул плечом в тяжелые ворота ангара, передав им разрушительную энергетическую волну. Дождем посыпались болты, гайки, заклепки и со звоном запрыгали по бетону. Несколько охранников высунули головы из-за ящиков.
