Под созвездием Ориона (сборник) - Крапивин Владислав Петрович

Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 154

Мы одержимы одним отчаянным желанием: быть с теми, кто уходит в дальнее плавание. Мы носимся по улицам, встречаем штурманов в ослепительной белой форме.

— Вы с «Ориона»? Возьмите нас с собой! Ну, пожалуйста!

И, конечно, слышим в ответ, что нельзя. В отказах нет сердитости и насмешки, есть даже сочувствие, но…

— Сперва надо вам, ребята поступить в мореходку. Да и экипаж укомплектован полностью…

Мы находим новых моряков с фрегата. Упрашиваем опять. Но увы…

Приятели мои откалываются от компании один за другим. Дольше всех со мной ходит Володька Никитин. И вот мы видим того самого капитана.

— Володька, это он! Идем!

Но Володька, самый романтичный из моих друзей, обреченно говорит:

— Да ну, ничего не выйдет. — И уходит. Как-то растворяется в зелени ближних кустов. Я цепенею на месте. Но… сейчас или никогда!

— Господин капитан! Товарищ капитан!

Я стою перед ним навытяжку, и он смотрит на меня с высоты своего роста. С большущей высоты. С легкой досадой, но терпеливо.

— Слушаю вас.

— Товарищ капитан… Ну, пожалуйста… Хоть не на весь рейс, а только до Гибралтара… — Я нарочно говорю так «по-морскому», ударением на первой «а», чтобы показать свое понимание флотской жизни.

— Вы не представляете, сколько ваших сверстников уже просились, — отвечает он.

— Представляю! Но они в конце концов отступились, а я… вот… Я остался последний…

Меня покалывает совесть, что я как бы бросил, не уговорил остаться Володьку. Но он же сам виноват…

— Я последний из всех…

Этот аргумент, кажется, чуть смягчает неприступного командира «Ориона».

— А как же со школой? Рейс будет длинный…

Во мне просыпается память о том, кто я на самом деле. И чуть-чуть не срывается с языка, что какая там школа, у меня университетский диплом. А еще приходит моментальное, как вспышка понимание — если уйду в плавание, то никогда уже не вернусь в ту жизнь, где этот потертый диплом, рукописи, склоки из-за неполученных гонораров, хлопоты по поводу пенсии и остеохондрозная боль в пояснице.

Ну и не на-адо!!

— Товарищ капитан «Ориона»! Я пошел в школу с шести лет и могу свободно пропустить год!

Он чуть наклоняется.

— А мама-то тебя отпустит?

— Да!!

Конечно, она отпустит! И будет терпеливо ждать моих писем с океана, а я привезу ей в подарок груду кораллов и раковин!.. Господи, как хорошо, что мама опять жива…

Капитан снова выпрямляется.

— Ладно. Сейчас я еду на совещание в пароходство, отправляйся туда и дождись меня на третьем этаже у двадцать шестого кабинета. Твердо не обещаю, но, может быть, что-то придумаем…

Вот оно счастье…

Я опять вытягиваюсь в струнку. Подбородок задран, ладони прижаты к мятым парусиновым шортикам.

— Есть! Товарищ! Капитан!

…Теперь главное — добраться до пароходства. Капитан-то укатил на синей «Волге», меня с собой на позвал. Оно и понятно! Не хватало еще, чтобы десятилетний кандидат в юнги-салажата раскатывал с капитаном в одной машине!

Где пароходство, я знаю! Это длинное здание из пористого песчаника с мраморным античным портиком. Там у входа — адмиралтейские якоря с оспинками ржавчины и тяжелыми звеньями цепей. Недалеко от спуска к Кошачьей пристани (вот такое выскочило во сне название). И дорога мне известна. Скорее!

Но… тут вступают в силу законы сна. Вернее, хитрые правила Города, который непрочь позабавиться с мальчишкой, заставить его поволноваться, показать ему, что не все гладко в этом сказочном мире. Улицы запутывают меня. За знакомым поворотам открывается незнакомая площадь с готической ратушей. За нею — (вот радость!) известная мне Колокольная лестница, но она приводит меня не к пароходству, а прямо к морю, на обрыв. Синева с пенными гребешками, чайками и дальним Маячным мысом распахивается передо мной. Ветер дергает воротник матроски. В другое время была бы сплошная радость. Но сейчас-то я отчаянно спешу!

И опять ракушечные лестницы, чугунные ворота портовых причалов, гребни рыжих черепичных крыш. А над крышами — великанские мачты «Ориона» в черных сетях стоячего такелажа. Но мне пока не надо туда. Мне — к капитану!

Теперь я знаю: пересечь овраг, а там уже улица, ведущая прямо к портику пароходства… Но решетчатый мостик обрушен — видимо недавним штормовым ливнем. И я с маху кидаю себя в темень оврага.

Зеленая чаща, холод ручья, запах сырой травы, кинжальная осока… А теперь — вверх!

И все так ясно, отчетливо до мельчайших деталей. Частые удары сердца, кровинки на царапинах, мелкий прилипший к губам листик… Теплые плиты открывшейся солнечной улицы, белый блеск мрамора, сизые голуби на якоре… Солоноватая прохлада громадного вестибюля.

— Скажите… пожалуйста… где… двадцать шестой кабинет… — Сердце стреляет очередями.

— Двадцать шестой? Не знаю, мальчик…

Надо на третий этаж! Но опять эта путаница. Лестницы, коридоры, повороты… Второй этаж, четвертый. А третьего нет…

— Скажите, пожалуйста…

Никто не отмахивается, никто не прогоняет встрепанного мальчишку в раскисших сырых сандалиях. Это ведь не сухопутная чиновничья контора! Все готовы помочь. Но никто не знает, где двадцать шестой кабинет. Многие считают, что на втором этаже, но ведь капитан сказал: на третьем! Капитаны не врут!

Ну, прямо хоть плачь!.. Но наконец-то плавный изгиб коридора выводит меня к высокой двери с номером 26!

Тихо кругом, тихо за дверью. Опоздал?!

Дверь открывается, выходит очкастая худая женщина в черном пиджаке с шевронами.

— Скажите, пожалуйста, капитан «Ориона» здесь? Он велел мне прийти!

— Тише мальчик. Идет совещание. Капитан здесь, но надо подождать. — И стук-стук-стук туфлями по коридору.

Подождать? Да, конечно! Я же понимаю! Счастье не дается так просто! Буду ждать сколько угодно. Буду ночевать здесь, если надо!

Я сажусь на корточки, прижимаюсь лопатками к стене, покрашенной серой («шаровой»!) масляной краской. И сквозь ткань матроски ощущаю прохладу этой краски. Слизываю с запястья красные капельки — во рту солоно. Синим с белыми полосками галстучком вытираю под носом. В носу щекотно… Да, представьте себе, я вижу и ощущаю все эти мелочи с необыкновенной реальностью.

И тем не менее предательская подсказка (будто нашептывание!), что это всего лишь сон, потихоньку просачивается в меня.

Да нет же! Нет!

Не может во сне быть таких подробностей! Вот, я вижу совершенно отчетливо щербинки на каменных плитках пола. Вот беру в пальцы травинки, прилипшие к моей мокрой матросской одежке. Шевелю пальцами в скользкой раскисшей сандалии, на которой расстегнулся ремешок. Вот пролетела совершенно настоящая муха и села на обитую черным дерматином дверь, вблизи белого эмалевого ромбика, на котором цифры 2 и 6. Ромбик привинчен двумя шурупами с крестообразными шлицами, на остром уголке его отскочила эмаль, и там чернеет треугольничек железа. Разве могут быть такие четкие детали во сне? Не могут! Не могут!! Не…

Трах, дзынь! Р-р-р-р! Беспощадный звон! Может, кончилось совещание? Черта с два! Это бесится равнодушный ко всем сказочным мирам телефон.

На круглых корабельных часах (не в пароходстве, а в моей комнате) четверть десятого. Нормальные люди уже работают… Меня все считают нормальным, и деловая, уверенная в себе дама звонит, чтобы узнать: прочитал ли я ее рассказы?

Ну, что ей стоило позвонить чуть позже!

Со скрученной в душе ненавистью говорю, что да, с рукописью я ознакомился, но (к величайшему моему сожалению) написать к ней предисловие не могу, поскольку рассказы (опять же, к сожалению) слишком далеки от тех требований, которым должны соответствовать произведения литературы. Мои слова — правда, а не месть за прерванный сон. Тон мой сух, но вежлив. Но дама, конечно же, обижается. Я, дабы смягчить ситуацию, разъясняю, что, возможно, мнение мое субъективно и неверно, и что никто не мешает ей обратиться к другому рецензенту. Дама благодарит и сообщает, что последует моему совету.

Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 154