— Блямц! — подал голос с медвежьей шкуры Сокрушай.
— Именно так и было всегда — блямц! — и ты этому свидетель, Дум, не правда ли? А теперь скажи мне, что будет, если среди народа распространится твоя Улыбка? Не знаешь, конечно! Я открою тебе глаза, Дум. Своевольник не станет больше размахивать руками, выдавая себя. Он… Да, да, Дум, — он улыбнется или, что еще хуже, ухмыльнется! Ухмылка же, неслышная, как змея, проскользнет по его лицу и никто ее не заметит. Ибо Усмешка, Ухмылка, о неосмотрительный Дум, это и есть след змеи на лице человека! Ослушник останется невыявленным, с целой головой, в которой, как пчелы в дупле, будут роиться предательские мысли. И может так случиться, что, слушая вождя или меня, ничтожного его слугу, ухмыльнется кто-нибудь еще. Эти двое увидят ухмылки друг друга — и вот они уже сообщники! И уже готов заговор! Видишь, Дум, какую угрозу таит в себе Улыбка, какого врага ты нам подпускаешь!
— Ты молодец, Шито-Крыто! — рявкнул вождь. — Прямо читаешь мои мысли! Ты выразил все именно так, как я думал.
— Я стараюсь, — скромно согласился шаман. — Читать твои мысли — моя первейшая задача.
— А теперь придумай ему наказание, Шито, — распорядился Сокрушай, — придумай, потому что я немного утомился, размышляя о вредоносности Думова изобретения. Самое трудное, Шито-Крыто, это заглядывать вперед, но я с этим справился — увидел, что может принести нам такая, казалось бы, невинная вещь, как… как я назвал вариант Улыбки?
— Ухмылка, о великий.
— Да, Ухмылка. Ну и пакостная же это, должно быть, вещь! За это, так сказать, изобретение, Дум, тебя бы надо сбросить с Горы. Но, может быть, Шито придумает что-нибудь похлеще. Надо хорошенько устрашить всех, чтобы никому не захотелось пустить змею на свое лицо.
— Дело об Улыбке, о вождь, нужно оставить между нами. Его нельзя обнародовать. Улыбка, как я выяснил, заразительна или, если сказать проще, заразна. Она немедленно прилипает к лицу того, кто ее увидел у другого. Поэтому лучше о ней не заикаться при народе, пусть он не знает об Улыбке как можно дольше. Суровые времена — суровые слова — суровые лица, — вот наш девиз.
— А как же все-таки мы накажем Дума?
Дум, как и прежде, стоял на четвереньках, потирая ушибленную голову, и смотрел то на одного говорящего, то на другого.
Шаман запустил руки в свои космы.
— Бабай меня забери — что-то я ничего оригинального не могу придумать! В голову лезет самое простенькое: повесить, утопить, сжечь на костре…
— Шито-Крыто, — подал голос с четверенек Дум, — помнишь, ты грозился услать меня к Краю Земли? По-моему, нет кары страшнее. У меня волосы поднялись дыбом, когда я об этом услышал. Я осознал свою громадную теперешнюю вину и считаю, что единственное, что мне остается после Улыбки, это заглянуть в Бездну! Упасть в нее и, как ты говоришь, бесконечно долго летя, превратиться в подобие сухого листа.
Шито-Крыто подозрительно посмотрел на Дума.
— Ну да, — сказал он, — мы тебя пошлем туда, а ты через неделю-другую вернешься.
— А ты дай мне провожатых, — посоветовал выдумщик, — двух крепких парней, от которых я не смогу убежать. Они проследят, как я исчезну в Бездне, придут и доложат о моем ужасном конце.
На этот раз Сокрушай переводил глаза с одного на другого.
— Боюсь, что ты хитришь, Дум, — сказал шаман, подумав с минуту, — но не могу пока поймать за хвост твою идею.
— Послушай-ка, Шито, — проговорил вдруг вождь. — За что мы хотим наказать Дума? За новинки! Изобретем же и мы кару! Край Земли — это как раз то, что нужно! Мы еще никого туда не усылали. Как аукнется, так и откликнется! Ты пропал на этот раз, Дум!
— Верная, как всегда, мысль, о великий! Но есть один вопрос. Как мы объясним народу наше решение, не упоминая об Улыбке? Ты больше ничего пока не изобрел такого, Дум, за что мы могли бы законно приговорить тебя к смерти?
Дум, боясь дубинки вождя, так и оставался на четвереньках.
— Есть кое-что, — сказал он уклончиво, — но оно в наши дни неосуществимо, так что не стоит об этом заводить речь. Я посоветую тебе, Шито-Крыто, поступить проще. Используй выражение "во избежание". Скажи: во избежание дальнейших проступков этого… как меня лучше назвать?
— Я бы назвал тебя просто негодяем, — подсказал Сокрушай, — это дойдет до каждого.
— Мне в общем-то все равно, — согласился Дум, — раз меня ждет Край Земли. Но есть и другие прекрасные слова: смутьян, баламут…
— Народу покажется мало Края Земли, если он услышит эти слова, — а большего я пока не могу придумать, — сказал шаман. — Обойдемся негодяем и баламутом. Считай, что ты изгнан, Дум!
— Считай, что тебя нет, — кровожадно добавил Сокрушай. — Край Земли — это не шутка. Как только ты его увидишь, тебе расхочется улыбаться.
— Когда я отправляюсь? — спросил Дум, поднимаясь с четверенек. Бояться больше было нечего.
— Торжественное изгнание состоится завтра, — распорядился шаман, — Запасись едой, возьми в дорогу оружие: я хочу, чтобы ты умер предсказанным мной способом, а не в когтях у какого-то случайного хищника. Ох, Дум, я так и вижу, как ты, несчастный, падаешь в Бездну! Провожатые, если они смогут вернуться, расскажут об этом зрелище. Наше племя содрогнется, услышав их рассказ, и никто никогда уже не рискнет что-нибудь придумать!
— У тебя неплохое воображение, о всеведущий, — проронил Дум, собираясь уходить, — еще немного, и ты стал бы моим конкурентом.
— Оно у меня достаточно хорошее, — проворчал Шито-Крыто, — чтобы видеть, что чем кончается.
— Тогда… — начал было Дум, но стукнулся лбом о камень над выходом и прикусил язык.
Он вышел, но тут же снова сунул голову в пещеру.
— Шито-Крыто, тебе все равно, в каком направлении мы пойдем?
— Ну…
— Что если мы двинемся в сторону захода Солнца?
— Это почему? — насторожился Шаман.
— Я свалюсь в Бездну вместе с Солнцем, и мне не будет так одиноко лететь в ней. Заодно посмотрю, что с ним там делается.
— Я подумаю, — ответил Шаман. — Мое решение ты услышишь завтра.
Назавтра все племя собралось на площадке у пещер, где чернело место громадного кострища, на котором можно было зажарить целого мамонта. Отдельно стояли Дум и два молодых охотника, будущие его спутники в путешествии к Краю Земли — Напролом и Хоть-Куда. За плечами у всех, в кожаных мешках, было то, что потребуется в дороге: еда, кремневые ножи, костяные швейные иглы, запас сухих жил, что служили нитками. В руках все трое держали копья с кремневыми наконечниками.
Из пещеры вождя вышли Сокрушай и Шито-Крыто. Приблизились к толпе. Встали так, чтобы их видели те и другие. Начал говорить, как и полагалось, вождь:
— Вот что я скажу. Дум доигрался. Его предупреждали, что он допрыгается, но этому парню хоть кол на голове теши. Он продолжал изобретать, хотя никто его об этом не просил. Я спрашиваю у вас: просили вы его изобретать?
— Не-е-е! — дружно завыло племя.
— Мы с Шито-Крыто посоветовались, я ему кое-что подсказал, он вам изложит то, что мы решили. В общем, сообщит обвинительное заключение. Давай, Шито!
Но только тот откашлялся, прежде чем сказать свое слово, как Сокрушай рявкнул:
— Нет, вы только посмотрите на этого мерзавца! Стоит как ни в чем ни бывало! Ты слышишь, Дум, ведь это все я о тебе говорил!
— Я слышал, о вождь, — смиренно ответил Дум. — Ты не видишь, как я скорблю, лишь оттого, что, как лицо обливается слезами, так мое сердце, скрытое ото всех и даже от тебя, обливается кровью!
— Умеет завернуть! — буркнул Сокрушай и подтолкнул Шамана в спину: — Начинай!
Шито-Крыто произнес уже знакомую нам формулу изгнания, начав ее со слов, подсказанных Думом, — "во избежание…", а кончил тем, что назвал страшную кару — Дум отправляется к Краю Земли, там он заглянет в Бездну и упадет в нее, чтобы… дальнейшее нам известно. Но самое страшное он припас напоследок.
— А пойдете вы, — повернулся он к троим, стоящим отдельно, — в направлении восхода Солнца, и Дум сверзится в Бездну, когда Светило будет подниматься! Он же будет, наоборот, падать и падать во все более холодную и черную пустоту! — и шаман вытянул тут руку, указывая путь.
