— Сколько же заплатит госпожа из Грузии?
— Ничего, она советская гражданка.
— А во что это обошлось бы мне?
— С гостей не берем.
— Так вы же на хозрасчете!
— На хозрасчете хозяйство, а не совесть и не сердце!..
За поворотом дороги у стога сена под крышей кормились лошади.
— Глядите, лошади! Экзотика или хозяйственная необходимость?
— Замечательные создания, — сказала Люся. — Не только рабочая сила, предпочтительная там, где не требуется больших усилий и желательно сохранять чистую среду, но еще и необходимый фон быта. Мне кажется, человек, который не любит животных, не связан с ними и не умеет с ними обходиться, никогда не сможет по-настоящему любить человека.
В группе заспорили.
Откуда ни возьмись, среди лошадей появились подростки. Один стал подбирать вилами сено, другой повел лошадей к конюшне, видневшейся за деревьями.
— Школьники, — объяснила Люся. — У каждого из них свои обязанности по хозяйству.
— Культа, культа не ощущаю, — сказал гость из США. — У вас непременно должен быть какой-либо культ. Меня интересует: какой именно?
Люся растерялась, пожала плечами.
— Культ?.. Вообще-то, конечно, есть. Например, культ равноправия, культ истины… Пожалуй, прежде всего культ более совершенного человека. Вся наша жизнь здесь, в общине, сопряжена с любовью и уважением к более совершенным. И это соответствует традициям нашего народа.
— Какие традиции? — напирал американец. — У вас же интернационал!
— У нас равенство всех наций, — поправила Люся. — Но каждая община, насколько я знаю, имеет все-таки явно выраженное национальное лицо. Люди иной национальности, принятые в общину, чувствуют себя вполне комфортно, потому что общинная национальная культура ничуть не уступает высшим достижениям общечеловеческой культуры…
Перед двухэтажным зданием были аккуратно сложены вещи прибывших.
— Сейчас мы разместимся в жилом доме. Этот дом для общины на нынешнем этапе развития является стандартным. Он рассчитан на 24 взрослых человека. В нем 12 квартир, каждая квартира — две раздельные комнаты с лоджией, общей ванной, общей кухней, двумя раздельными душевыми и туалетами. В таких домах живут как семейные пары, так и холостяки. Вам выпала участь холостяков. Разберитесь по парам, отдельно — мужчины, отдельно — женщины…
Иосиф поселился с бородачом из Гамбурга Фрицем Кайзером.
— Я вас не обижу, — сказал немец. — Вы, кажется, забыли внизу свой багаж. Я спрашивал, все уже разобрали свои вещи…
Иосиф недоумевал: ну, хорошо, спиритуальная энергия вынесла его за пределы своего времени, но при чем здесь вещи?
Он вышел на крыльцо и поднял красный саквояж. «Если меня остановят, скажу, что обознался…»
Иосиф всегда жил стесненно. На его долю обычно доставалась раскладушка, а тут, сияя чистотой, ожидала просторная комната с видом на луг и лес. Все радовало глаз: диван-кровать, платяной и книжный шкафы, телевизор, кассетный магнитофон, репродукция картины какого-то знаменитого мастера — умиротворяющий, старинный пейзаж — пышная, вовсе не знавшая стеснений природа…
Вдвоем с Фрицем осмотрели выложенную цветным кафелем ванную, душевые за пластиковыми занавесками, кухню с газовой плитой и холодильником.
— Маловата кухня, — разочарованно сказал немец. — За стол могут сесть не более четырех человек. Хозяйке здесь не развернуться…
— Я слышал, никто из общинников не питается дома. Да и дети с трех лет живут отдельно.
— Это все проблематично, — сказал немец. — Впрочем, жизнь в нашей стране, пожалуй, тотчас же потускнела бы, если бы мы отказались от общины. Человек не должен жить и умирать среди чуждых себе людей…
Иосиф умылся, присел на диван, попытался привести в порядок свои мысли. Необходимо было отыскать главную мысль или задачу, тогда побочные тревоги рассеялись бы сами собой. «Расслабляясь волевым усилием, учимся концентрировать свою волю», — вспомнил он доктора Шубова.
Взгляд задержался на саквояже.
Все закрытое будит желание открыть, увидеть, убедиться — этот первоинстинкт глубже банального любопытства, и все наше воспитание сводится, пожалуй, к тому, чтобы расширить представление о закрытом…
В саквояже Иосиф обнаружил зубную щетку и записку. Записку от доктора Шубова! «К сожалению, я не смогу сопровождать тебя в этом путешествии, — говорилось в ней. — Поверь, оно особенно опасно. Есть этажи истории, где преломляются все силовые поля, там бушуют вихри злой воли. Опасайся „знакомца“…»
Иосиф сразу почувствовал усталость. «Выходит, и в этом райском уголке, где мужество, честь и знание так разумно устроили жизнь, продолжается преподлейшая борьба, которую я пережил недавно в стране обмана и тюрем?..»
Разумеется, он не впал в уныние и не раскис, зная, чем чревато ослабление воли и сомнение в успехе дела. Скорее всего, он просто задремал. Очнулся от включившегося динамика — женский голос приветливо повторял: «Уважаемые гости! Прошу выйти на площадку перед домом. Через пять минут отправляемся на обед!..»
Иосиф вспомнил про соседа, бросился предупредить его, но оказалось, что он давно одет и собирается спускаться вниз.
— Мой русский друг, — сказал он, — если даже все, что мы здесь увидим, окажется абсолютно негодным, я все равно поклонюсь отцам общины — за одно то, что они используют радио и телевидение в целях эффективного управления. Я не спал, нет, я слушал разную информацию… Община уберегает своих людей от унификации, от постоянной навязчивой пропаганды, вербовки, склонения к определенному, кому-то нужному выводу… Не секрет, кто преобладает в средствах пропаганды, тот влиятельнее всех в политической жизни…
Вышли на лестничную площадку. Фриц закрыл дверь.
— Вы не забыли свой ключ?
— Нет, не забыл, — взглянув на соседа, Иосиф подумал: «Не этот ли — „знакомец“, о котором предупреждал доктор?..»
Кажется, это был не он — не те ужимки, не та манера говорить. Но все же не исключались ни ловкая игра, ни притворство, и потому нужно было соблюдать осторожность.
— Знаете, — спускаясь по лестнице, говорил Фриц, — может, я не вполне современный человек, может, у меня свой комплекс, но я не приемлю телевизора, хотя и пользуюсь им. Люди думают, что этот цветной ящик с картинками развивает их, показывая им мозаику всего мира. Это не совсем так. Могу засвидетельствовать профессионально: это все пока арифметическая информация, которую очень легко трансформировать в выводы, не отвечающие свободному выбору. Только большая культура способна подавлять эту постороннюю агрессивную волю…
