– Я с тобой, папа, – сказала Алиса. – И говоруна возьмем.
– Ладно.
Я пошел вниз готовить вездеход, а Алиса осталась в кают-компании. Ей интересно было смотреть кино наоборот.
– Алиса! – крикнул я, заводя машину. – Ты готова?
– Сейчас! – крикнула Алиса в ответ. – Одну минутку!
И тут же позвала меня:
– Папа, скорее сюда! Да скорее же! А то они уйдут.
Я в три прыжка взлетел по трапу и вбежал в кают-компанию. Алиса стояла у зеркал.
– Смотри, – сказала она, услышав, что я вошел.
Во всех зеркалах отражалась одна и та же картина: посреди поляны стояли два человека: толстяк в кожаном костюме и доктор Верховцев. За кустами был виден острый нос скоростного космического корабля.
Толстяк с Верховцевым о чем-то спорили. Потом задом наперед ушли.
– Они где-то здесь, – сказала Алиса. – Они не догадались, что цветы их выдадут.
– Похоже, что ты права, – ответил я. – Но почему? Почему?
– Что – почему?
– Наверно, они тоже не знают, где капитан. А то почему они гоняются за говоруном?
– А может, капитан у них в плену и они боятся, что об этом узнают? Они поймали капитана, посадили его в тюрьму, а говорун улетел. Вот они и боятся.
– Но зачем кому-то сажать капитана в тюрьму? Выдумщица ты, Алиса!
– И ты ничего не будешь делать? Пускай так все и остается?
– Нет, – ответил я. – Безделье – самое бездарное занятие.
Я потянулся к микрофону, нажал кнопку и сказал:
– Полосков, Зеленый, слушайте. Только сейчас на зеркале цветка мы с Алисой видели толстяка с Верховцевым. Это значит, что они были здесь по крайней мере за день до нас. Они прилетели на скоростном корабле. Что вы думаете по этому поводу? Перехожу на прием.
– Я думаю, что Второй капитан где-то на этой планете, – сказал Полосков.
– А я думаю, что нам лучше сейчас улететь отсюда, – сказал Зеленый. – Нас всего трое, и наш корабль не защищен от нападения. Мы должны немедленно лететь к населенной планете и оттуда связаться с Землей или Фиксом. Оттуда прилетит специальный корабль из Службы галактической безопасности. Они лучше нас справятся с неожиданностями.
Зеленый, конечно, говорил разумно. Но он всегда преувеличивает трудности и опасности. Поэтому я сказал:
– Пока что никто на нас не нападает. Хотя, конечно, мы должны принять меры защиты.
– Правильно, – согласился со мной Полосков. – Улетать так вот, сразу, мне не хочется. Сначала мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы помочь Второму капитану.
– Правильно, – сказала Алиса.
– Даже удивительно! – сказал Зеленый. – Можно подумать, что я струсил. А я просто стараюсь быть разумным. На борту у нас ребенок и беззащитные звери. Может так получиться, что мы капитану не поможем и сами пострадаем. Но если капитан решает, что нам нужно остаться, я буду сражаться до последнего патрона.
– Ну, до этого, надеюсь, не дойдет, – ответил я. – Мы прилетели сюда для того, чтобы выяснить, не случилось ли беды с одним из капитанов. Мы ни на кого не собираемся нападать и ни с кем не хотим воевать.
– А я, кстати, не такой уж беззащитный ребенок, – сказала Алиса. – Поедем на поляну?
– Погоди, – сказал я. – Посмотрим еще в зеркала.
Но больше там ничего не происходило. Так ничего и не дождавшись, мы с Алисой все-таки взобрались в вездеход и объехали на нем окрестности поляны. Мы нашли только следы посадки корабля за холмами. Трава там была выжжена тормозными двигателями, и узкая тропинка вела сквозь кусты к поляне.
Мы вернулись к обеду и застали Зеленого в кают-компании. Он задумчиво стоял перед зеркальными цветами и тянул себя за рыжую бороду. В другой руке у него была вибробритва.
– Ты чего, Зеленый? – спросил я.
– Думаю, – ответил механик.
В зеркалах отражался тихий солнечный день.
– Я думаю, – продолжал Зеленый, – сколько живут эти цветы.
– Наверно, несколько дней, – сказал я.
– А вдруг им вовсе не несколько дней, а много лет? Вдруг они год за годом запоминают все, что происходит вокруг? Посмотри, какие толстые зеркала – сантиметров по шесть каждое. И очень плотные. А за два дня, пока стоят у нас, они не стали тоньше. Можно, Алиса, я произведу операцию над одним цветком?
– Давайте, – сказала Алиса, которая сразу сообразила, в чем дело.
Зеленый перенес один из цветков на стол в лабораторию, закрепил его зажимами и начал тонкую операцию.
– Я сниму сразу сантиметр, – сказал он.
– Погоди, – остановил я механика. – Начни с тонкого слоя: может быть, ничего и не получится.
Зеленый послушался меня и включил вибробритву. Индикатор, белый от любопытства, вышел из угла и подошел поближе, тихо переступая ногами-палочками. Кустики зашевелились в своей клетке – думали, что будут давать компот. Паук-ткач-троглодит перестал вязать шарф.
Тонкий слой, прозрачный, словно целлофановая пленка, отделился от зеркала. Зеленый осторожно снял его и положил на стол.
Несколько секунд зеркало оставалось темным, но в тот момент, когда я уже решил, что ничего не получилось, зеркало вдруг просветлело. Оно отражало на этот раз ветреный, пасмурный день.
– Все правильно! – сказала Алиса. – Поехали глубже в прошлое!
– Но как мы сможем считать дни? – подумал я вслух. – Ведь мы же не знаем, какой толщины слой одного дня.
Но Зеленый меня не слушал. Он поддел ножом край зеркала и приподнял сразу полсантиметра зеркальной поверхности. Слой отогнулся. Индикатор, от нетерпения меняя цвета, как светофор на оживленном перекрестке, не удержался, сунул длинный тонкий нос под руку Зеленому.
– Ну вот! – расстроился Зеленый. – Я не могу работать, если мне все мешают!
– Он нечаянно, – вступилась за индикатора Алиса. – Ему же интересно.
– Всем интересно, – сказал Зеленый. – Но я ни за что не ручаюсь.
– Продолжайте, – попросил я.
Зеленый осторожно снял слой.
– Как стекло в иллюминаторе, только гнется, – сказал он.
Мы все склонились над ставшим чуть тоньше темным зеркалом.
Понемногу оно прояснилось. Все та же поляна. Но только трава стала бурой, кусты осыпались, а оставшиеся листья пожелтели. Ни бабочек, ни пчел – тоскливо и мрачно. С пасмурного неба сыплет редкий снег, но не остается на земле, а медленно тает на травинках.
– Осень, – сказала Алиса.
– Осень, – согласился Зеленый. Он поднес к зеркалу лупу и сказал: – Обыкновенным глазом не видно, но очень интересно смотреть, как снежинки появляются на кустах и взлетают в небо.
Мы все по очереди посмотрели на снежинки-наоборот. Даже индикатор посмотрел и зашелся салатным цветом от удивления.
– Сколько времени с осени прошло? – спросил меня Зеленый.
– Сейчас лето, – ответил я. – Год здесь чуть больше четырнадцати земных месяцев. Значит, примерно наш год.
– Так, – сказал Зеленый и достал из шкафчика микрометр. – Теперь, – сказал он, – мы сможем точно сказать, сколько зеркалу лет и...
– ...и сколько нам нужно снять с него, чтобы увидеть поляну, какой она была четыре года назад, – закончила за него фразу Алиса.
– Сначала, – сказал Зеленый, – срежем с зеркала чуть поменьше четырех лет.
– Не много ли? – спросил я. – Ведь стоит срезать больше, и мы пропустим тот момент, когда здесь был Второй капитан.
– Пропустим – не страшно, – сказал Зеленый, отмечая толщину слоя, – у нас еще целый букет.
Пока он говорил, я краем глаза увидел, что алмазная черепашка быстренько топает к выходу из лаборатории. Проклятая непоседа опять выбралась из сейфа. Я хотел было догнать ее, но потом передумал – жаль было упустить тот момент, когда Зеленый снимет с зеркала четыре года.
– Как у вас дела? – спросил по рации Полосков, который все еще колдовал с металлоразведчиком.
– Все в порядке, – сказал я.
– Тогда я сам полечу на разведчике. Не хочу его одного отпускать. Что-то ненадежно он работает.
– Когда будешь искать «Синюю чайку», – предупредил я, – не забудь, что на планете может оказаться еще один корабль.
