— Для отличниц, — досказала Ко.
— И для таких, как ты, потому что ты всегда находила лахто в чужих ошибках.
Директриса задумалась.
С неба медленно спустилась муха в белом халате и уселась на перила лоджии, в отдалении от директрисы, чтобы не испугать ее своим появлением.
— Добрый вечер! — приветствовала ее Ко.
— Ах! — воскликнула директриса, но Ко была готова к такой реакции и сразу спросила муху:
— Вы хотите кофе или чаю?
— Ничего, я уже пила чай, спасибо, — ответила темнокожая муха.
— Вы незнакомы, — сказала Ко. — Ванесса — наш доктор. Она очень хорошая. А это госпожа Аалтонен, директриса моего приюта.
— Я все знаю о директрисе твоего приюта, — ответила муха, и K° почувствовала осуждение в ее слабеньком жужжащем голосе.
— Вот и хорошо, — сказала Ко. — А что нового слышно о нашем друге комиссаре?
— Комиссар занят срочными делами в Галактическом центре и не может прилететь.
— Пускай он пришлет сюда свою голограмму, — предложила Ко.
— К сожалению, на таком расстоянии голограмма получается нестабильная. Комиссар освободится завтра с утра и сразу же поспешит сюда. Так что вам надо продержаться до утра. Сможете ли?
— Мы постараемся, — сказала Ко и посмотрела на директрису.
— Боюсь, что от меня мало пользы, — сказала та.
— Но вред от вас бывает, — безжалостно прожужжала муха.
Директриса насупилась. Она согласна была сама казнить себя. И даже позволила бы это сделать комиссару. Но не темнокожей мухе.
— Я буду находиться как можно ближе к тебе, Вероника, — сказала муха.
— Не Вероника, — поправила ее директриса. — Неужели вы до сих пор не поняли, что девочку зовут Ко?
— Я этого не поняла, — ответила муха. — Потому что не знаю, установлены ли здесь подслушивающие устройства.
И она, взлетев, растворилась в теплом синем воздухе.
— Ну, вряд ли, — смущенно сказала директриса.
Она понимала, что совершила ошибку, но настолько уже устала совершать ошибки, что последнюю не захотела признавать.
— Что-то становится холоднее, — произнесла она, хотя вечерний воздух был подобен парному молоку. — Давайте пройдем в номер…
Ко подчинилась.
Телефон зазвонил именно в тот момент, когда они очутились в комнате.
Директриса громко ахнула и прошептала:
— Не бери трубку! — будто от аппарата исходила страшная угроза.
Но Ко была уже у телефона. Она включила его. На экранчике появилось лицо профессора дю Куврие.
— Слава богу! — произнесла директриса с облегчением. Видно, она страшилась увидеть на экране кого-то другого.
— Ну вот, слава богу, — произнес профессор. — Я уж думал, что никогда тебя не отыщу, что они спрятали тебя, увезли с планеты и, может, даже убили.
Ко странно было видеть такое взволнованное лицо профессора и слышать столь нервные слова.
— Ты в порядке, ты жива? — спросил он.
— Да, спасибо, папа, — ответила Ко, вновь входя в роль Вероники. — А как дела у тебя?
— У меня? Дела? Мне страшно, мне одиноко, меня гнетут ужасные предчувствия, Вероника. Ты уверена, что тебе ничего не грозит?
— Не бойся за меня.
— Я был не прав, когда выгнал тебя. Я думаю, что тебя обманом выдали за этого… Артура. Скажи, что это так. Завтра же адвокаты Марса разведут тебя с этим подонком, по законам Марса ты несовершеннолетняя. Ты сейчас в гостинице?
— Да, я в номере директрисы моего приюта, госпожи Аалтонен.
— Беги от нее! Она в сговоре с князем и его молодцами.
— Не беспокойтесь, профессор… то есть папа, она совсем не такая плохая. Она лишь хотела подтвердить правду, что у вас есть дочь.
— Я точно знаю, что она служит князю.
Директриса вошла в поле зрения аппарата.
— Вы имеете право так говорить, профессор, — сказала она. — Но клянусь вам, я сделаю все, чтобы… Вероника была в безопасности.
— Вероника! Я никому не верю, — перебил ее профессор. — Я не верю и тебе. Но хочу тебя спасти. Единственное место на Марсе, где ты будешь в безопасности, — это мой дом. Они не смогут взорвать его даже атомной бомбой. Я прошу тебя, я умоляю тебя — сейчас же беги ко мне. Пока они не спохватились. Мы с тобой не знаем всей глубины их дьявольских замыслов. Если они доберутся до тебя и директрисы, я ничем не смогу тебе помочь…
Профессор откашлялся. Он ждал ответа, и K° никак не могла решиться, что ей следует делать. Тогда профессор продолжал:
— Мне плохо одному, я только сегодня понял всю глубину и пустоту моего одиночества. Вероника, приди ко мне, раздели со мной этот дом… завтра мы все сделаем, что надо. Но сегодня мы должны быть рядом, мы должны поддерживать друг друга.
— Поезжай к нему, — сказала директриса. — Мне тоже будет спокойнее.
И темнокожая муха, которая сидела на перилах лоджии, подтвердила:
— Иди к нему. Там надежнее спрятаться до завтра, когда приедет Милодар. Только никому не доверяйте, никому не открывайте. Я прилечу на рассвете.
— Я приеду за тобой, — сказал профессор.
— Ни в коем случае! — возразила Ко. — Я доберусь сама. Еще не так поздно. Мне идти минут десять.
— Тогда возьми напрокат флаер. Они есть на стоянке гостиницы.
— Я довезу тебя, — сказала директриса.
— Спасибо, — сказал профессор. — Теперь слушайте меня внимательно. Для того чтобы одеться и получить флаер, вам понадобится десять минут, — продолжал он. — Еще пять, чтобы добраться до машины. Пять минут я даю вам на полет до моего дома. Значит, ровно через двадцать минут гостиничный флаер должен быть у моих ворот. Я открою дверь, если вас узнаю. Для этого я должен знать, как вы будете одеты. Я хочу узнать вас сразу, как только вы выйдете из флаера.
— Я в том же платье вашей жены, папа, — сказала Ко. — То есть моей мамы.
Директриса укоризненно покачала головой — ее педагогической натуре была отвратительна любая ложь. Кроме той, которую по необходимости произносили собственные уста.
— Какого цвета? — спросил профессор. — У меня не такой большой экран, чтобы быть уверенным в чертах лица. Но платье я должен узнать.
— Посмотрите, платье темно-синее. — Ко протянула к экрану видеофона руку, чтобы профессор получше разглядел рукав платья.
— Синий атлас, — сказал профессор. — Серебряное шитье по воротнику. Теперь вижу. Записал и запомнил. Такое сочетание цветов на марке Суринама в шесть центов, посвященной третьей американской регате. Да?
— Может быть, — согласилась Ко.
— А во что будет одета твоя директриса?
— Я в черном, — коротко ответила госпожа Аалтонен, и голос ее звучал несколько обиженно, словно профессор поставил под сомнение моральные основы ее манеры одеваться. — Скромный белый воротничок. Небольшая черная шляпа, низко надвинутая на лоб.
Ко подумала, что директриса слишком подробно описывает себя, — даже смешно, как пожилые люди иногда серьезно относятся к таким пустякам.
— Черный пенни, — коротко ответил профессор, и почему-то, словно и на самом деле Ко была наследницей дю Куврие, она вспомнила, что так называется первая в мире почтовая марка — «черный пенни», наверное, ее придумали англичане.
— Черный пенни, — повторила директриса, не поняв, что имеет в виду профессор.
— И чтобы не менять одежду! — приказал профессор. — Темно, освещение оставляет желать лучшего, мы не можем ошибаться. Враги не дремлют.
Ко улыбнулась.
— Я совершенно серьезен, — ответил на улыбку профессор, но не удержался и улыбнулся сам. — Теперь я включаю часы, — добавил он. — И через двадцать минут жду вас у ворот моего замка.
Профессор отключился, и дамы принялись приводить себя в порядок. К тому же черная шляпка директрисы куда-то задевалась, и прошло минут пять, прежде чем она обнаружилась в ванной, где, видно, и оставила ее сама хозяйка номера, возвратившись в расстроенных чувствах после разговора с Ко.
Ванесса пожелала удачи и сказала, что пролетит над замком через четверть часа, чтобы проверить, удачно ли произошла встреча с профессором.
Она бесшумно взмыла в воздух и, сверкнув под фонарями витражными крыльями, исчезла среди звезд.
