Синий краб (сборник) - Крапивин Владислав Петрович

Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 186

коленками каждое бревнышко.

Мухин обругал Тимку, отобрал руль и крикнул Тонику:

— Стукнулся, пацан? Ну, садись!

— Ладно, мы отсюда доберемся, — сказала Римка и прыгнула на плот. За ней молча вылез Тимка.

Тоник сидел на бревнах и всхлипывал. Боль была такая, что он даже не сдерживал слез.

— Разнюнился, ребеночек, — вдруг разозлился Тимка. — Подумаешь, локоть расцарапал.

— Тебе бы так, — заступилась Римка. — Рулевой «Сено-солома»…

— А он хуже девчонки… То-о-нечка, — противно запел Тимка.

Теперь Тоник всхлипнул от обиды. Кое-как он поднялся и в упор поглядел на Тимку. Когда Тимка начинал дразниться, он становился противным: глаза делались маленькими, белесые брови уползали на лоб губы оттопыривались… Так бы и треснул его.

Тоник повернулся, хромая, перешел на берег, и стал подниматься на обрыв по тропинке, едва заметной среди конопли и бурьяна.

В переулке, у водонапорной колонки он вымыл лицо, а дома поскорей натянул шаровары и рубашку с длинными рукавами, чтобы скрыть ссадины. И все же мама сразу спросила:

— Что случилось, Тоничек?

— Ничего, — буркнул он.

— Я знаю, — сказал папа, не отрываясь от газеты. — Он подрался с Тимофеем.

Мама покачала головой:

— Не может быть, Тима почти на два года старше. Впрочем… — она коротко вздохнула, — без матери растет мальчик. Присмотра почти никакого…

Тоник раздвинул листья фикуса, сел на подоконник и свесил на улицу ноги. В горле у него снова запершило.

— Тимка никогда не дерется.

Папа отложил газету и полез в карман за папиросой.

— Так что же произошло?

— А вот то… Придумали такое имя, что на улице не покажешься. То-о-нечка. Как у девчонки.

— Хорошее имя. Ан-тон.

— Чего хорошего?

— А чего плохого? — Папа отложил незажженую папиросу и задумчиво произнес: — Это имя не так просто придумано. Тут, дружище, целая история.

— Мне не легче, — сказал Тоник, но все-таки обернулся и поглядел украдкой сквозь листья: собирается ли папа рассказывать?

Вот эта история.

Тогда папа учился в институте, и звали его не Сергеем Васильевичем, а Сергеем, Сережей, и даже Сережкой. После второго курса он вместе с товарищами поехал в Красноярский край убирать хлеб на целине.

Папа, то есть Сергей, жил вместе с десятью товарищами в глинобитной мазанке, одиноко белевшей на пологом склоне. Рядам с мазанкой были построены два крытых соломой навеса. Все это называлось: «Полевой стан Кара-Сук».

Больше кругом ничего не было. Только степь и горы. На горах по утрам лежали серые косматые облака, а в степи стояли среди колючей травы горячие от солнца каменные идолы и странные синие ромашки. Среди желтых полей ярко зеленели квадраты хакасских курганов. В светлом небе кружили коршуны. Их распластанные тени скользили по горным склонам.

По ночам ярко горели звезды.

Но однажды из-за горы, похожей на двугорбого верблюда, прилетел сырой ветер, и звезды скрылись за глухими низкими облаками.

В эту ночь Сергей возвращался с соседнего стана. Он ходил туда

с поручением бригадира и мог бы там заночевать, но не стал. Утром к ним на ток должны были прийти первые машины с зерном, и Сергей не хотел опаздывать к началу работы.

Он шагал прямиком по степи. Пока совсем не стемнело, Сергей видел знакомые очертания гор и не боялся сбиться с пути. Но сумерки сгущались, и горизонт растаял. А скоро вообще ничего не стало видно, даже свою вытянутую руку. И не было звезд. Только низко над землей в маленьком разрыве туч висела едва заметная хвостатая комета. Но Сергей увидел комету впервые и не мог узнать по ней направление.

Потом исчезла и комета. Глухая темная ночь навалилась, как тяжелая черная вата. Ветер, который летел с северо-запада, не смог победить эту плотную темноту, ослабел и лег спать в сухой траве.

Сергей шел и думал, что заблудиться ночью в степи в сто раз хуже, чем в лесу. В лесу даже на ощупь можно отыскать мох на стволе или наткнуться на муравейник и узнать, где север и юг. А здесь темно и пусто. И тишина. Слышно лишь, как головки каких-то цветов щелкают по голенищам сапог.

Сергей поднялся на невысокий холм и хотел идти дальше, но вдруг увидел с стороне маленький огонек. Он горел неподвижно, словно где-то далеко светилось окошко. Сергей повернул на свет. Он думал, что придется еще много шагать, но через сотню метров подошел к низкой глинобитной мазанке. Огонек был не светом далекого окошка, а пламенем керосиновой лампочки. Она стояла на плоской крыше мазанки, бросая вокруг желтый рассеянный свет.

Дверь была заперта. Сергей постучал в оконце и через несколько секунд услышал топот босых ног. Звякнул крючок и скрипнули старые шарниры. Мальчик лет десяти или одиннадцати, в большом, до колен, ватнике, взглянул снизу вверх на Сергея.

— Заблудились?

— Мне надо на полевой стан Кара-Сук, — сказал Сергей.

— У Княжьего кургана? Это правее, километра три отсюда. А вы не здешний?

— Будь я здешний, разве бы я заблудился? — раздраженно заметил Сергей.

— Случается… — Мальчик переступил с ноги на ногу и неожиданно спросил:

— Есть хотите?

— Хочу.

Мальчик скрылся за скрипучей дверью и сразу вернулся с большим куском хлеба и кружкой молока.

— Там совсем темно, — объяснил он, кивая на дверь. — Лучше здесь поесть.

— Ты, что же, один здесь?

— Не… Я с дедом. У нас отара здесь. Совхозные овцы.

— Значит, пастухи?

— Дед мой пастух, а я так… Я на лето к нему приехал. Из Абакана.

Сергей сел в траву, прислонился спиной к стене хибарки и принялся за еду. Мальчик сел рядом.

— Джек, иди сюда! — негромко крикнул он и свистнул. Откуда-то из темноты появился большой лохматый пес. Он обнюхал сапоги Сергея, лег и стал стучать по земле хвостом.

— А зачем у вас лампа на крыше горит? — спросил Сергей, прожевывая хлеб.

— Да так, на всякий случай. Вдруг заплутает кто… А в степи ни огонька.

— Спасибо, — сказал Сергей, протягивая кружку.

— Может, еще хотите?

— Не надо…

Сергей не стал объяснять, что сказал спасибо не за еду, а за огонек, который избавил его от ночных блужданий.

Мальчик позвал Сергея в мазанку, но тот не пошел. Ночь была теплой, да и спать не хотелось. Мальчик отнес кружку и вернулся. Они долго сидели молча. Лампа бросала вокруг мазанки кольцо рассеянного света, но мальчик и Сергей оставались в тени, под стеной.

— Ты каждую ночь зажигаешь свой маяк? — спросил Сергей. — Каждую… Только дед сердится, что я керосин зря жгу. Я теперь стал рано-рано вставать, чтобы успеть погасить. Дед проснется, а лампа уже на лавке…

Мальчик негромко засмеялся, и Сергей тоже улыбнулся.

— Сердитый дед?

— Да нет, он хороший… Он с белогвардейцами воевал, конником был. У него орден Красного Знамени есть.

— А что же он керосин жалеет?

Мальчик не расслышал, и снова наступила тишина.

— Не скучно здесь? — спросил Сергей, чтобы разбить молчание.

— Бывает, что скучно. Это, если дождь. А так интересно, тут горы, балки. В балках ручьи чистые-чистые. И шиповник цветет… — Мальчик нерешительно повернулся к Сергею, но не увидел лица. — А вечером делается тихо-тихо. И нет никого кругом. Спускаешься в долину и думаешь: а вдруг там что-нибудь удивительное… Смотришь,

ничего нет. Только месяц над горой. Смешно?

— Нет, — сказал Сергей, и подумал, что ночью почему-то люди гораздо легче открывают свои тайны.

Сергей неожиданно задремал. Когда он проснулся, то увидел, что ночь посветлела. Снова проступили очертания гор, начинался синий рассвет.

Мальчик спал, завернувшись в телогрейку. Он сразу проснулся, как только Сергей поднялся на ноги.

— Эй, внук, — донесся вдруг из мазанки стариковский голос, — лампу задул? А то я сегодня рано встаю.

Мальчик вскочил. Сергей весело рассмеялся и протянул ему руку.

— Мне пора… Спасибо за огонек, товарищ.

Мальчик смущенно подал маленькую ладонь и покосился на лампу. Она все еще горела неподвижным желтым огнем.

Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 186