– О, Алькатрас, – трепетно выдохнула Бастилия. – Как прекрасно твое бесподобное мужество!
– Да, – изрек я. – Таковы мы, солнцеподобные Смедри.
– Не о чем беспокоиться, внучек, – сказал дедушка, глядя на ящера. – Это прибыл наш транспорт.
Тут я заметил, что на спине у бескрылого, рогатого пресмыкающегося имелось некое устройство вроде гондолы. Посрамляя земное тяготение, увесистое с виду создание прилипало к каменным фасадам, как ящерица к скале, вот только пасть этой «ящерки» без труда вместила бы автобус. Достигнув замка Смедри, дракон влез прямо к нашему балкону – только когти скрежетали по каменной кладке. Я невольно попятился, когда, высунувшись над ограждением балкона, на нас уставилась громадная змеиная голова.
– Смедри, – прозвучал низкий голос.
– Здравствуй, Цоктинатэн, – ответил дедушка Смедри. – Нам бы во дворец, и притом как можно быстрее.
– Мне так и сказали. Садитесь.
– Погодите-ка, – вмешался я, – у нас тут что, драконы вместо такси?
Дракон обратил на меня взгляд, и в его огромном глазу я узрел бездну. Переливчатую глубину. Многоцветную, многослойную беспредельность. Я почувствовал себя пылинкой, крохотной и ничтожной.
– Не по своей доброй воле я исполняю эту работу, юный Смедри, – пророкотало чудовище.
– Сколько еще тебе отбывать наказание? – спросил дед.
– Три сотни лет, – отводя взгляд, произнес дракон. – Еще три сотни лет, прежде чем мне вернут крылья и я снова смогу летать…
С этими словами ящер вскарабкался еще выше, подставляя спину с корзиной-гондолой. Оттуда к балкону сам собой протянулся раздвижной трап, и все наши стали переходить по нему на дракона.
– А что он натворил-то? – шепотом спросил я дедушку.
– Он? Там, кажется, было тяжкое пожирание. Схрустел девицу, я имею в виду. Четыреста лет назад или типа того. Трагическая история… Осторожнее на первой ступеньке!
Я последовал за нашими спутниками в гондолу. Внутри обнаружилась неплохо обставленная комната, даже с кушетками, вполне удобными на вид. Дролин взошла на борт самой последней и прикрыла за собой дверь. Дракон тотчас устремился вперед. Я определил это только по виду в окошке, поскольку последствия движения типа колыхания, дрожания пола под ногами отсутствовали напрочь. Куда бы ни поворачивал, как бы ни вился дракон – для пассажиров гондолы верх и низ никоим образом не смещались. (Позже я узнал, что, как и еще многое в Свободных Королевствах, это объяснялось свойствами используемого особого стекла – в данном случае самопритягивающегося стекла. Делая из такого материала какое-либо вместилище, можно задать направление низа – и в том направлении будет фиксироваться все содержимое, как бы ни крутился сам корпус.)
Я долго стоял у окна, глядя наружу. Мои линзы окулятора заставляли окно чуть заметно светиться.
После взрыва и беспорядочного падения, когда я чуть не погиб, мне так и не удалось толком обозреть город.
А он, прямо скажем, поражал воображение.
Первое впечатление не обмануло: город был сплошь застроен замками. Не какими-то домишками из кирпича или камня – повсюду высились самые настоящие замки с башнями и высокими стенами, и ни один не походил на другой. От одних веяло волшебными сказками – всякие там арки, переходы, тонкие шпили. Другие источали угрюмую мощь и казались гнездилищами кровожадных злых полководцев…
(Тут надобно заметить, что Почтенная гильдия злых полководцев (далее – ПГЗП) немало потрудилась, чтобы развеять недобрую репутацию своих членов. После многих десятков организованных ПГЗП распродаж выпечки и благотворительных аукционов кто-то предложил полководцам убрать из названия организации слово «злых». Предложение в итоге было отвергнуто из-за того, что Горстак Безжалостный только что заказал себе целую коробку визитных карточек с эмблемой ПГЗП.)
Замки стояли строем вдоль улиц, как небоскребы в деловом районе какого-нибудь крупного города Тихоземья. Внизу, на дорогах, можно было рассмотреть людей. Они двигались кто пешком, кто в экипажах. Наш бескрылый дракон, однако, продолжал ползти, точно ящерица, по каменным бокам зданий. Благо замки стояли впритык, и, перебираясь с одной стены на другую, Цоктинатэн лишь вытягивался – его длины хватало вполне.
– Круто, да? – спросила Бастилия.
Я обернулся, только тут заметив, что она присоединилась ко мне у окна.
– Еще как, – улыбнулся я.
– Всегда такое славное чувство, когда возвращаешься, – сказала Бастилия. – Любо-дорого посмотреть, как здесь чисто! Стекла сияют, кладка изящная, резьба…
– Мне казалось, нынче родина не очень ласково тебя принимает, – заметил я. – Это я к тому, что уезжала ты в звании рыцаря, а вернулась оруженосцем.
Она поморщилась:
– Умеешь ты комплимент отвесить, Смедри. Тебе, наверно, об этом уже говорили?
Я почувствовал, что краснею:
– Я просто… я… ну…
Блин. Знаете, работая над мемуарами, я все время раздумывал, какую бы сюда вставить строчку поостроумнее… (И, поди ж ты, в итоге забыл. Надо внимательнее редактировать черновики!)
– Ладно, проехали, – сказала Бастилия, опираясь на подоконник и заглядывая вниз. – Думается, я уже смирилась с тем, что наказана.
«Ну нет, только не это опять!» – сказал я себе. Дело в том, что утрата меча и бесконечные попреки от матери стали для Бастилии очень тягостным испытанием. И самое скверное, что первопричиной послужил именно я. Это я сломал ее меч в библиотеке, пытаясь отбиться им от любовных романов, оживших и в какой-то мере разумных. Так вот, Дролин как будто задалась целью доказать, что одна-единственная ошибка делала ее дочь недостойной звания рыцаря.
– Только не надо вот так на меня смотреть! – резко проговорила Бастилия. – Битые стекляшки! Тот факт, что я смирилась с разжалованием, еще не значит, что я сдалась и поплыла по течению! Погоди, я еще выясню, кто меня так гадко подставил!
– А ты уверена, что за этим вправду кто-то стоит?
Она кивнула. Глаза ее сузились, на лице появилось выражение мстительной решимости. Я даже испытал облегчение оттого, что в кои-то веки ее гнев был направлен не на меня.
– Чем больше я размышляю обо всем, что случилось, – поделилась она, – тем разумнее кажется мне то, что ты говорил на прошлой неделе, помнишь? Почему мне, сопливой девчонке, только-только удостоенной чести быть произведенной в рыцари, дали такое опасное поручение? Кто-то в Кристаллии явно желал, чтобы я провалилась. Кто-то, кто позавидовал моим слишком ранним успехам. Ну или хотел устроить неприятности моей матери, а может, просто взялся доказать, будто у меня ничего не получится…
Я заметил:
– На мой взгляд, это предательство и как-то не особенно согласуется с понятием чести. Разве пристало рыцарям Кристаллии плести такие интриги?
– Я… я уже не знаю, – пожала плечами Бастилия и покосилась на Дролин.
– Мне трудно поверить в подобное, – произнес я, впрочем, не вполне искренне. Видите ли, ревность такая штука… в некотором смысле она как пуканье. Ревновать к чужим успехам и случайно выпустить газ прилюдно – такое поведение плохо вяжется с образом отважного рыцаря, но правда в том, что рыцари, облачившись в доспехи, остаются всего лишь людьми. Им присущи зависть и ревность. Они оступаются и косячат. И – куда ж без этого – временами испускают ветры. (Хотя сами они не говорят «испускать ветры», предпочитая выражение «бряцать в кимвалы» [4], – что неудивительно, учитывая ношение лат.)
Дролин держалась в тыловой части комнаты. Ради разнообразия она даже оставила парадную стойку вольно, решив вместо этого начистить громадный Хрустальный меч.
Бастилия, вообще-то, подозревала, что под наказание ее подставила именно мать, ведь Дролин была в числе высокопоставленных рыцарей, дававших поручения младшим. Но, спрашивается, с чего бы ей посылать собственную дочь на задание, которое ей пока явно не по силам?
– Да, дело тут нечисто… – прошептала Бастилия.
– Что ты имеешь в виду, ну, помимо того, что наш стеклянный ястреб таинственным образом подорвался?
