Лжедмитрий Второй, настоящий - Успенский Эдуард Николаевич

Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88

Жак Маржерет».

В кабинете у Бориса Годунова было тесно, по кабинету расхаживал патриарх Иов. В углу на скамейке примостился царевич Федор.

Патриарх был почти сердит, настолько, насколько позволял его высокий духовный сан. Сан, исключающий личные эмоции.

Со всех концов Москвы священники докладывали о недовольстве царем и его порядками. На исповедях люди каялись в ростовщицких делах. Никто не давал деньги в долг по-дружески. С самого ближнего человека требовали недельный прирост долга в четверть, месячный прирост в полную сумму.

Москвичи, как псы, язвили и истребляли друг друга. Богачи брали росты больше жидовских и мусульманских. Для расправы нанимали убийц.

Люди каялись в воровстве, грабежах, в поджогах, в содомском грехе. Каялись в наслании порчи на родственников ради корысти. Каялись в доносах на ближних ради наживы. Люди в стране гнили.

Считали, что источником всех бед является неправедный царь. Москва «сдавала» Годунова.

– В чем дело, Борис Федорович? – спрашивал раздраженный Иов. – Все мы на тебе висим. При царе Иване, в самую живодерную пору, ты сумел лицо сохранить. Даже иноверцы это отмечали. При Федоре ты ласков был и милостив. А сейчас, когда ты царем стал, столько на тебе вины!!!

Борис начал отвечать с ходу, как будто давно готовился к этому разговору. Он выбрал откровенную форму рассказа – как будто говорил сам с собой:

– И как мне жить? Был милостив, Бориской звали. Стал узурпатором, самодержцем, тираном – Борисом Федоровичем стали величать. Люд такой у нас в стране – Иван Васильевич их резал, пытал, так он им нравился: вот, мол, царь настоящий был – половину Новгорода за вины поубивал и в реке поутапливал. Месяц река была красная – вот это царь! Настоящий! – Он выдержал паузу и сам себя спросил: – И как в этой стране мне, бедному, жить? Мне сейчас казнить надо четыре семьи, и я их казню. А если я сегодня по просьбе сына милость проявлю, завтра против меня вдесятеро восстанет. Такой у нас люд странно устроенный. Те же князья Ваньке Грозному сапоги лизали, тряпками у ног валялись, а как против меня идти, так железными становятся. Что у них – воля такая железная? Как бы не так! Спесь да жадность – вот их воля. Желание власть над Москвой получить – вот их железо! Я что, сам таким злобным да лютым сделался? Это они меня сделали. Хорошее они не видят. Я все свои и царские капиталы в голод умиравшим отдал, много они меня благодарили?! Все считали, раз я деньги даю, значит, у меня вдесятеро остается. Если пожар в Москве, а я ее отстраиваю, значит, я и поджег, специально пожар устроил, чтобы Москве понравиться. Если я церкви строю, значит, грехи по убиенному младенцу замаливаю. Если крепости строю, значит, врагов боюсь, свою слабость царскую чувствую. Это я о боярах да князьях говорю, а простой люд что – лучше? Пьянство да церковь – их единственное развлечение. Нет чтобы строить что-то, капиталы наживать – всех зависть снедает и злоба к богатому. Богатый этот, может, и имеет всего пять московок, но у него самого ведь меньше. Значит, надо отнять, или украсть, или очернить имеющего. Да разреши им без казни друг друга убивать – завтра они половину страны порежут.

Он остановился и дальнейшее говорил, глядя в прямо в глаза собеседникам:

– Да вы поймите, просители, против меня вал идет. И если я на вал вал не направлю, меня в неделю снесут. Думаете, мне нравится в город с тысячью стрельцов выезжать? Да мне для охраны одного дуболома Маржерета с десятком немецких молодцов хватило бы. Или Темира Засецкого с командою. Так ведь надо со страхом выезжать, иначе будет считаться, что царь на Москве худой. Азия это! Азиатчина во всем! Тут пышность до глупости нужна. Но еще глупее пышность эту убирать – в миг за слабого сочтут. Вон у поляков любой шляхтич королю равен, а у нас есть царь и есть пыль дорожная. У них в Литве при составлении грамот и указов всяких можно на каждого человека рассчитывать, у нас только к целым городам можно обращаться. И каждый указ у нас угрозой должен кончаться, иначе не поймут. Что меня князья не любят, это мне плевать. Меня страна не уважает. Спят и видят получить другого правителя, все ворота ему враз откроют. А все потому, что я, по их мозгам свинячьим, слаб. С Европой стараюсь дружбу завести – это только от поклонничества. Армию по-иноземному перестраиваю – потому что русский дух мне не люб. А в чем он, этот их русский дух заключается? Шапками иноземцев закидывать? Я только лютыми казнями и могу страну в порядке держать. Поймите и вы то, что я понял. Тихую, безубийственную жизнь здесь можно сделать только многими убийствами. Вы думаете, голод, мор, пожары – это наказание мне за мои грехи, что при Иване Грозном такого не было?!

Иов и Федор молчали.

– Забыли, милые, было. И знаете, как он поступал? Нет? Так я вам расскажу. Я вам одну книжку прочитаю – мне из Франции прислали. Недавно она там напечатана была. Мне ее специально и перевели.

Годунов достал книгу, открыл одно из заранее отмеченных мест и начал читать:

– «…Заканчивая повествование о его благочестии, нельзя не привести один памятный акт, его милосердное деяние. В 1575 году за МОРОВЫМ ПОВЕТРИЕМ начался БОЛЬШОЙ ГОЛОД. Города, улицы и дороги были забиты мошенниками, праздными нищими и притворными калеками. В такое трудное время нельзя было не положить этому конец. Всем им было объявлено, что они могут получить милостыню от царя в назначенный день в слободе. Из нескольких тысяч пришедших семьсот человек самых диких обманщиков и негодяев были убиты ударом в голову и сброшены в большое озеро на добычу рыбам. Остальные, самые слабые, были распределены по монастырям и больницам, где получили помощь». Ну и что, владыко, как вам нравится сей милосердный акт? – спросил Годунов.

– Кто это пишет, государь? – спросил Федор.

– Джером Горсей, английский агент из Московской компании, – резко ответил Годунов, недовольный тем, что прервали его гимн злу. – Так вот, – продолжил он, – я от себя добавлю, что сей агент сильно приукрашает историю. Там не одна тысяча была убита. Могу прочесть еще кусочек об этом озере у Александровской слободы: «…Многие другие были убиты ударами в голову и сброшены в пруды и озера около слободы. Их трупы стали добычей огромных, переросших себя щук, карпов и других рыб, покрытых таким жиром, что ничего, кроме жира, на них нельзя было разглядеть. Это место было долиной Геены…» Вот какой государь нужен для Русии! Вот о ком эта сволочь жалеет! Вот у кого я учиться должен!

Он секунду помолчал:

– Люди, владыко, сейчас твоим дьячкам на меня жалуются, дьячки тебе жалобы несут. А при царе Иване что было бы с тем жалобщиком и дьячком? В лучшем случае оба бы карпов кормили! Так что идите отсюда, не истязайте мне душу!

Слово государя, сказанное в таком тоне, было законом, причем законом мгновенно и молча исполняемым.

Лавру преподобного Сергия засыпала осенняя листва.

Царевич и учитель прощались. Беседа шла в одной из келий Троицкого монастыря. Говорил в основном Симеон. Царевич только изредка задавал вопросы.

– Знай, что каждый, кто был связан с тобой в эти годы, обречен. Я уверен, что гнездо Афанасия Нагого уже разорено, что ни Жука, ни Копнина нет в живых. Я думаю, что Годуновы уже идут и по твоему следу. Я думаю, что еще многих людей около тебя они убьют. И если ты хоть на полмизинца засомневаешься в своем назначении, если ты начнешь спотыкаться, ты тоже обречен. Только вперед, к царствованию…

Царевич кивнул головой в знак согласия.

Доктор передохнул:

– И на троне тебе спокойно сидеть нельзя. Немедленно надо организовывать поход в Крым, на Константинополь, куда угодно! Огромная махина по имени Русия всегда должна быть занята делом. Без движения ты превратишься в мусор, погибнешь в интригах. – Учитель сделал еще одну паузу и продолжил: – Столько жизней брошено к твоим ногам, что ты не имеешь права и на полмига сомнения. Это одна из причин, почему я ухожу. Если я буду рядом, ты каждый раз будешь ждать от меня совета, что для царя Русии недопустимо. Никаких сомнений. Любое самодурство государя полезно для Московии. Развивай в себе небывалую самоуверенность и не держи рядом советников умнее себя. – Он окончил: – Если есть вопросы, задавай.

Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88