«Пора добраться до картечи [3]!»
И вот на поле грозной сечи
Ночная пала тень.
Прилёг вздремнуть я у лафета [4]
И слышно было до рассвета,
Как ликовал француз.
Но тих был наш бивак [5] открытый:
Кто кивер [6] чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
Кусая длинный ус.
И только небо засветилось,
Всё шумно вдруг зашевелилось,
Сверкнул за строем строй.
Полковник наш рождён был хватом:
Слуга царю, отец солдатам…
Да, жаль его: сражён булатом,
Он спит в земле сырой.
И молвил он, сверкнув очами:
«Ребята! не Москва ль за нами?
Умрёмте ж под Москвой,
Как наши братья умирали!»
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
Мы в Бородинский бой.
Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий
Французы двинулись как тучи,
И всё на наш редут.
Уланы с пёстрыми значками,
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нами,
Все побывали тут.
Вам не видать таких сражений!..
Носились знамена как тени,
В дыму огонь блестел,
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
Гора кровавых тел.
Изведал враг в тот день немало,
Что? значит русский бой удалый,
Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась – как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой…
Вот смерклось. Были все готовы
Заутра бой затеять новый
И до конца стоять…
Вот затрещали барабаны —
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
Товарищей считать.
Да, были люди в наше время,
Могучее, лихое племя:
Богатыри – не вы.
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
Не отдали б Москвы!
Парус
Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом. —
Что ищет он в стране далёкой?
Что кинул он в краю родном?
Играют волны, ветер свищет,
И мачта гнётся и скрипит;
Увы! – он счастия не ищет
И не от счастия бежит!
Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой…
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!
Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович
1852–1912
(Настоящая фамилия Мамин)
русский писатель
Мамин родился в небольшом заводском посёлке в Пермской губернии, где его отец был священником и преподавал в местной школе. В доме Маминых была прекрасная большая библиотека, и по вечерам там собирались любители чтения. Первым учителем Дмитрия оказался отец, а потом мальчика отдали в школу. После её окончания он поступил в Екатеринбургское духовное училище, а потом был принят в Пермскую духовную семинарию. Мамина не очень тянуло к духовному образованию, но в то время дети священников должны были продолжать профессию своих родителей.
В семинарии Дмитрий проучился два года, но священником стать так и не захотел и решил стать юристом. Он поступил на юридический факультет Петербургского университета. Ещё учась в университете Мамин начинает писать рассказы, а вернувшись в родной город (после смерти отца он вынужден был прервать учёбу, поскольку семья осталась без средств к существованию) он вплотную занялся литературной работой и опубликовал свои первые рассказы под псевдонимом Мамин-Сибиряк. Кроме рассказов он писал сказки. Дочь писателя, Алёнушка, была тяжело больна и отцу приходилось много времени проводить у её кровати, развлекая девочку. Так появились сказки, позже объединённые в сборник «Алёнушкины сказки», который до наших дней входит в число любимых детских книг.
Кроме того Мамин-Сибиряк писал для детей рассказы о природе, практически став зачинателем этого жанра в русской литературе.
Серая Шейка
Серая Шейка – маленькая уточка. У неё было переломлено крыло ещё весной, когда подкралась к выводку Лиса и схватила утёнка. Старая Утка смело бросилась на врага и отбила утёнка; но одно крылышко оказалось сломанным. Серая Шейка не могла осенью лететь на юг со всеми остальными птицами.
1
Старая Утка ввиду близившейся разлуки относилась к дочери-калеке с удвоенной нежностью. Бедняжка ещё не знала, что такое разлука и одиночество, и смотрела на сборы других в дорогу с любопытством новичка. Правда, ей иногда делалось завидно, что её братья и сёстры так весело собираются к отлёту, что они будут опять где-то там, далеко-далеко, где не бывает зимы.
– Ведь вы весной вернётесь? – спрашивала Серая Шейка у матери.
– Да, да, вернёмся, моя дорогая… И опять будем жить все вместе…
Старой Утке нужно было собрать все силы, чтобы не выдать своего отчаяния. Она старалась казаться весёлой и плакала потихоньку от всех. Ах, как ей жаль милой, бедненькой Серой Шейки… Других детей она теперь почти не замечала и не обращала на них внимания, и ей казалось, что она даже совсем их не любит.
