Собаки не ошибаются - Георгиев Сергей Георгиевич

«За какую собаку?» — хотел спросить Вадик, но, увидев усталые глаза доктора, промолчал.

На улице была ночь.

В школе светились лишь два окна: сторожихино на первом этаже и на третьем — кабинет литературы, где обычно делали школьную стенгазету.

И тут только Вадик вспомнил, кто он и зачем вернулся к школе.

Художник Вадим Королёв находился в творческой командировке. И единственный вопрос, который он не задал доктору Сергею Ивановичу, это: какие у кенгуру уши?

— Явился, талант?! — Саня был настроен благодушно. — Хорошо погулял? Поужинать не забыл? Одиннадцатый час, между прочим!

Ирина складывала в коробку карандаши.

— Я сейчас, быстро! — начал было Вадик.

— И без тебя справились, сейчас повесим. Экстра-класса газеточка получилась! — устало закончил Саня. — А ты думал, не справимся?

Вадик через Санино плечо заглянул в разложенную на сдвинутых столах газету.

В правом нижнем углу в лихом прыжке был нарисован Фролов-кенгуру.

И уши у Фролова были самые обыкновенные, фроловские.

ПАХОМ

Он сидел напротив дверей булочной; изредка поворачивая лохматую морду то направо, то налево, равнодушно провожал глазами нечастых прохожих. Витька на минутку задержался, пересчитал на ладошке сдачу. Может быть, только это обстоятельство и привлекло внимание пса, сделало Витьку непохожим на других людей, торопливых и занятых своими делами.

Приглядевшись к человеку на крыльце, пёс не спеша, с достоинством поднялся и, сделав несколько шагов навстречу, выжидающе замер, словно говоря: ну, вот он я каков.

— Что, хлебушек почуял? — улыбнулся собаке Витька. — Правильно, молодец! Полбулки чёрного, батон и четыре пирожка с повидлом!

Для пущей убедительности Витька тряхнул перед собой холщовой сумкой с нарисованной лошадью; батон и полбулки мягко стукнулись друг о друга.

— Так что, отломить тебе полпирожка? Будешь?

Пёс отвернулся и, вытянув шею, принялся рассматривать что-то в конце улицы. Видимо, таким образом он давал понять: полпирожка — это, конечно, дело стоящее, но ведь не за этим же я к тебе подошёл!

— Да ты не обижайся, полпирожка тебе, другую половинку — мне! — уточнил Витька. — Ты знаешь, я как-то не люблю в одиночку есть пирожки с повидлом…

Пёс вильнул хвостом, даже тявкнул одобрительно: ну, если так, тогда другое дело! Если это не подачка, а за компанию, — тогда пожалуйста!

Они отошли в сторонку и честно разделили пирожок. Пёс проглотил свою долю не жуя.

— Может, ещё? — предложил Витька. И предупредил: — Только без меня, я не хочу больше!

Вместо ответа пёс, не поднимая на Витьку глаз, поскрёб лапой снег.

— Дело хозяйское, — сказал Витька и отправился своей дорогой. Собака, выждав мгновение, неторопливо двинулась следом.

— Э, — удивлённо протянул Витька. — Я-то ведь домой иду, а ты куда?

Пёс посмотрел Витьке в лицо долгим, грустным взглядом. И вдруг вздохнул.

— Так ты что же, потерялся?! — Витька опустился на корточки. — Я думал, ты просто бездомный! Так что ж ты сразу не сказал, глупый?..

Высокую, сильную фигуру отца Витька увидел издалека. И только в этот момент пришло ему в голову, что ведь давно уже стемнело, даже фонари зажглись во дворе. И отец шагает торопливо, беспокойно.

— Папа! — закричал Витька. И бросился к отцу.

Отец вздрогнул, остановился. Но когда повернулся к Витьке, лицо его было спокойным.

— Ты что же, за хлебом через Северный полюс ходил? — спросил он запыхавшегося сына.

— Нет… — ответил тот виновато. — А вы с мамой уже волноваться стали, да?

— Да нет, — отец пожал плечами, но голос его дрогнул. — Отчего же нам волноваться? Ты у нас человек взрослый, школьник, ученик пятого класса, верно?

— Верно, — кивнул Витька. — Тут понимаешь какое дело… Вот он… он потерялся…

Только теперь отец заметил за спиной сына лохматого пса.

— Так это с тобой? — внимательно пригляделся он к собаке. — Это что за снеговик такой на четырёх лапах?

— Это Пахом, — заторопился Витька. — Он не снеговик, просто у него шерсть длинная, вот снег и налипает! Я его сначала Пузиком назвал, а потом решил — нет, Пахом лучше! Правда, хорошее имя?

— М-гу, — согласился отец неопределённо.

— Пап, мы с ним искали, где он живёт и откуда потерялся, и так и не нашли! Даже в квартиры стучали и спрашивали, а никто его не знает, незнакомая совсем собака, говорят!

— Вот так дела, господин пёс… — озадаченно протянул Витькин отец. — Что же, получается, вас дома ждут, а вы тут по улицам разгуливаете? Нехорошо.

Пахом посмотрел на Витькиного отца и вдруг попятился назад.

— Пап, да я ж говорю, он потерялся, — снова начал объяснять Витька. И затем неожиданно выпалил: — А можно… он у нас одну ночку переночует? А завтра мы с ним обязательно найдёмся!

— Люди волнуются, может быть, переживают! — укоризненно покачал головой отец. — Нехорошо, дорогой друг Пахом!

Пахом повернулся и, понурив голову, затрусил по протоптанной в снегу тропинке.

— Пахом! — позвал Витька. — Пахом, вернись!

— Если собака теряется, это плохая собака! — рассудительно произнёс у Витьки над ухом отец. — Вот Пахом понял это, и я думаю, он обязательно найдёт свой дом, уже сегодня переночует в тёплой конуре.

— Пахом, постой! — Витька кинулся вслед за собакой по узенькой тропинке. — Подожди, не убегай!

Пахом не оглянулся, но неожиданно прибавил ходу, будто увидел впереди что-то знакомое. Витька, провалившись одной ногой в снег, упал. И пока поднимался, Пахом исчез из виду.

Подошёл отец.

— Пойдём домой, сын, — сказал он. — Ты давай впереди, я за тобой, тут двоим не пройти.

Витька шёл по тропинке к родному дому. И думал про себя. Наверное, где-то и в самом деле есть у Пахома удобная, тёплая конура. И хорошо, если бы ещё сегодня удалось ему отыскать свой дом.

Но вот если когда-нибудь станет Витьке плохо и он придёт к Пахому… Пустит тот его к себе в конуру переночевать? Или тоже начнёт отговорки придумывать?

ВАРЕЖКА

Девчонки ведь тоже разные бывают; некоторые, сказать по совести, ничуть не хуже парней. Вот Танька, например. Это ещё когда было — летом, а Генка и сейчас кому хочешь подтвердит: с таким человеком, как Татьяна, не пропадёшь.

Дядя Володя, Санин родной дядя, а Генке — просто дядя, дал им тогда лодку на целый день, порыбачить. А они у первой же «травки» прочно «сели на якорь». Настоящие моряки «встают» на якорь, а Саня с Генкой «сели», то есть сбросили грузы на верёвке, а вытащить не смогли — увязли чугунины эти тяжеленные в илистом дне. Тащили, тащили, лодку едва не перевернули — а толку никакого.

А Танька как раз загорала на бережке с кем-то из подружек. Увидала, как незадачливые рыбаки трепыхаются, в воду булькнулась, быстро сажёнками до лодки добралась, Саню с Генкой на корму отправила, сама ногами упёрлась, поднатужилась… и «выбрала» якоря.

Так и проплавали они вместе весь день: Генка с Саней гребли и рыбачили, Танька «якоря» бросала и поднимала, а про подружку на берегу думать забыла.

Вот это человек!

А Ленка — наоборот, вредина и задавака. Генка самый маленький в классе, и Ленка его иначе как шибзиком или шмакодявкой не называет. Все остальные, правда, зовут Генку так же, но на дураков не обижаются.

Может, потому только, что Ленка такая, и не вырвал Генка из рук Мыгишева варежку, не двинул ему кулаком в подбородок. А ведь тот не ответил бы, не посмел бы драться, хотя Генка и малявка по сравнению с этим… вором?..

Что же случилось?

Четверг в школе — кружковый день. Генка освободился раньше всех. «Баржа» его (модель крейсера времён Великой Отечественной войны — Генка занимался в судомодельном кружке) была уже готова. Браться за новую пока духу не хватало — вот и заходил полюбоваться на своё творение да лишний раз спросить, когда же, наконец, ходовые испытания.