Переулок капитана Лухманова - Крапивин Владислав Петрович

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58

Так вот и оказался Валька Федорчук в родном городе — разрушенном, голодном, но родном.

Он писал и оттуда, но, по правде говоря, не очень часто. В каждом письме просил, чтобы сохранили ТЭК и весной снова устроили парусные гонки.

Так они и сделали. И все было как в прошлом марте, даже более весело и многолюдно, потому что появились в ТЭКе новые ребята. «Бом» — «брам»…

Только не было Чука…

Ну а дальше все как обычно. Годы шли, тэковцы росли и становились взрослыми. У каждого сложилась своя жизнь. В переулке Капитана Лухманова снова почти никто не появлялся. Но «океанская» лужа разливалась весной по-прежнему, и в ней, как и раньше, отражались белые, будто бом-брамсели, облака. А в мае и июне здесь густо расцветали одуванчики. Мало того! И конце лета одуванчики распускались вторично. Не так обильно, как весной, но все-таки ярко и жизнерадостно. Словно переулок ждал других, лучших времен…

Часть первая. Старинный почерк

Крещенские морозы

Пришел праздник Крещения. И за ним начались небывало холодные дни.

На фоне общих разговоров и международных конференций о всеобщем потеплении климата нынешние морозы были как насмешка над этой болтовней. Настоящие крещенские морозы! Бабки в магазинах рассуждали: «Вот оно! Природа наша все равно берет свое! Никакие американцы в телевизорах ей не указ…»

В самом деле: выскочишь на улицу — и перехватывает дыхание!

Матвей все-таки выскочил, прикрывши подбородок и нос колючим шарфом (тот сразу заиндевел). Синел рассвет, светились окошки, слегка сплюснутая луна простуженно желтела рядом с куполом вновь отстроенной Ильинской церкви. У пристани сипло вскрикивал тепловоз…

В школу можно было не ходить: накануне по местному ТВ опять отменили занятия с первого по девятые классы. Но старший брат Мирослав усвистал в клуб «Речник», в котором занималась группа «Резонансы», а Матвею что делать дома одному? Валяться в постели — это слабость характера. К тому же пятиклассник Матвей Рощин обещал принести своему учителю Брагичу книжку «Побежденный Карабас» — продолжение «Золотого ключика». То есть не самому Брагичу, а его сыну — лопоухому первокласснику, по прозвищу Крылатый Эльф. Уж Элька-то вместе с отцом точно торчит в школе.

До школы — полтора квартала. А точнее, сто девяносто шесть Матвеевых шагов.

В школе было пусто. Почти пусто. Лишь косо глянул на мальчишку охранник дядя Игорь, да за дверью химического кабинета на втором этаже слышались голоса — там занимались десятиклассники. Потом что-то негромко взорвалось, и раздался одобрительный смех. Матвей поднялся на третий. В приоткрытой двери пятого «А» светилась похожая на тонкую букву «Г» щель. Матвей шагнул через порог.

Брагич за столом проверял тетради. И Элька конечно же был здесь: он деловито пыхтел на задней парте.

— Здрасте, — сказал Матвей в пространство.

Брагич кивнул, не поднимая головы, и поймал упавшие с утиного носа очки.

Элька обрадовался:

— Мак! Иди сюда! Помоги присобачить хвост к голубку… — Он мастерил из клетчатого листика бумажную птичку.

— Эльдар, что за выражение… — рассеянно пристыдил его отец.

— А чего? Оно же не ругательное…

— Оно неточное. Разве можно присобачить хвост к голубю?

— А как сказать? Приголубить, что ли? — Элька, сын учителя-филолога, кое-что смыслил в русской стилистике.

Матвей (он же Мат-Вейк, капитан Мак’Вейк и просто Мак) хихикнул, подошел и умело вставил хвостовое оперение под бумажные крылышки.

— Надо уголки подгибать, я же объяснял…

— Ага…

Брагич глянул из-за очков.

— А чего тебя, друг мой, принесло сюда в такой арктический холод? Я — это понятно: по долгу службы, Крылатый Эльф — из-за нежелания сидеть дома в одиночестве, а ты?

— Я тоже из-за нежелания… И «Карабаса» Эльке принес. Я же обещал вчера…

— Ой! — возликовал Элька. Остренькое лицо засветилось. — А я боялся спросить. Думал, вдруг ты забыл!

Матвей вытянул из закоченевшего рюкзака растрепанную книгу.

— Рощин человек чести и слова, — ровным голосом сообщил Брагич. — За это, Мак, я готов слегка нарушить педагогические нормы и сделать для тебя послабление. Хочешь переписать диктант?

— Зачем? Двойка, что ли?! — возмутился Матвейка. Сроду не бывало у него двоек по русскому.

— Четверка. А могла быть пятерка. Если бы не сделал глупую ошибку.

— Какую?

— Ты считаешь, что слово «аллигатор» происходит от музыкального термина «аллегро»?

— С чего вы решили? — не очень почтительно удивился Мак.

— А почему у тебя написано «аллегатор»?

— Где?! — Матвейка подскочил и глянул Брагичу через плечо. — Ну Андрей Ренатович! Ну разве это «е»? Это у «и» не дописался крючок. Бумага лощеная, паста не всегда прилипает…

— Д-да? — Брагич добросовестно пригляделся.

— Па, Мак правду говорит, — вмешался Элька: он оказался рядом.

— Ты отстаиваешь клановые интересы, — сказал Брагич.

— Я отстаиваю правду! — Крылатый Эльф возмущенно полыхнул ушами.

Кстати, Крылатым звали его именно за эти уши — большущие и треугольные, как у настоящего эльфа из кино про Средиземье. Похожие на растопыренные дельтапланы. И Элька гордился. Он был из тех, кто умел свои недостатки превращать в достоинства.

— Не надо мне пятерку, — со сдержанной обидой сообщил Матвейка. — А как пишется «аллигатор», я знаю с первого класса. Когда учил стихи:

— Это про упрямого Фому, Сергей Михалков, — уточнил начитанный первоклассник Эльдар Ибрагимов.

— Ладно, я не буду упрямым Фомой… — Брагич красным стержнем зачеркнул в углу страницы четверку и поставил «пять». — Может быть, такое доброе дело поможет качнуть весы мироздания в сторону позитива.

— Это как? — спросил Элька. Он подозрительно относился к непонятным фразам.

— Избавит планету от какой-нибудь очередной беды.

— Одна пятерка? — усомнился Крылатый Эльф.

— Мелочи бывают очень важными. Давным-давно маленький голландский мальчик заткнул в плотине крохотную щелку и спас от наводнения страну…

— А-а! Я читал! — вспомнил Элька. — Но здесь-то как… — И не договорил.

— Можно? — раздался нерешительный голосок.

На пороге стояла девочка. И Мак сразу понял, что это Чешуйкина из пятого «Б». Потому что девочкины веснушки, будто зеркальца, отразили мягкий свет плафонов.

Такие веснушки были только у одной ученицы в школе номер сорок. По крайней мере, так отмечал про себя Мак. Они были заметны не всегда, а лишь при определенном повороте лица. Шевельнет головой — и пятнышки цвета спелого овса на миг отражают свет. И поэтому фамилия у хозяйки веснушек казалась подходящей: они как чешуйки золотистой рыбки.

Однако не надо думать, что Матвей Рощин заглядывался на девчонку. Потому что, кроме веснушек, ничего особенного в ней не было. Чешуйкина, вот и всё. Птичий «клювик», рыжеватые кудряшки, тихий нрав (никогда не бегала, не толкалась в буфете)…

— Еще одно морозоустойчивое существо, — сказал Брагич. — А тебя что за судьба принесла? И почему ты такая… демисезонная?

Чешуйкина была в короткой меховой курточке, из-под которой торчало форменное клетчатое платье, в лыжной вязаной шапочке, в легких сапожках. И колготки, похоже, не шерстяные, а тонкие. Ну прямо осенний наряд.

— Меня папа привез, — виновато объяснила Чешуйкина от порога. — Если в машине, зачем кутаться… Сказал, что после двенадцати заедет, и укатил. Я вошла, а в школе пусто. А дядя Игорь давай рычать: «Ходят тут, когда уроков нету, суета одна! Иди домой…» А как «иди»? Мы на Профсоюзной живем, на автобусе надо, а его не дождешься…

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58