Веников медленно затягивался папиросой, медленно выпускал дым. Его светлые насмешливые глаза стали задумчивыми.
— Вот так-то, друг Миха! Мария Степановна понимает, что к чему. Мы, старые кадровики, прижились тут, отфильтровались, можно сказать. А лесопункт расширяется, вон сколько нынче новеньких подвалило. Разные есть среди них: и дельные и с червоточиной. Отгородись от червоточины: мол, моя хата с краю — она и на здоровых перекинется. Выходит, надо коллективом нажимать, если что. Видал, как оборачивается?
Алексей Веников внимательно смотрел на Мишку, словно ждал от него ответа. Мишке неудобно было под этим пытливым взглядом. Да и холодно становилось на бревнах. Воскресный день выдался пасмурный, неприветливый. В сером тумане скрылись тайга, горбы хребтов и увалов, вытянувшихся вдоль реки.
— Сегодня свет должны дать раньше, — заметил Мишка. — Скоро стемнеет.
— Свет? — недоумевающе повторил Веников и вдруг расхохотался. — Вот ты о чем! Задурил я тебе голову. Тогда о другом — и коротко. Дело такое наметилось, Миха. Виктор Маслов подбросил вам дровишек. И говорит: «Дай, Алексей, бензопилу на воскресенье, сушины разделаю Деминым на дрова». А я ему: «Дудки! Ты завез, я раскряжую. Тоже не чужой человек…» Так и договорились.
Сложный характер был у Алексея Веникова. Любил он пошутить, побалагурить и к месту и не к месту, мог смеяться до упаду над тем, что вовсе нее смешно, мог обидеться ни за что, вспылить из-за пустяка. Сегодня его мучила совесть. И причиной этому послужил случайный разговор, на который иной человек и взимания бы не обратил.
Много раз наблюдал Мишка за его работой и всегда любовался. И сейчас полотно пилы, казалось, засасывало в дерево. Веером летели опилки, и метровые, неуклюжие чурки легко отделялись от стволов.
Мишка не мог праздно глазеть на такую лихую работу.
— Дядя Алеша, дайте мне! — заискивающе попросил он, сделав движение руками, как будто держится за ручки бензопилы, так энергично, что добродушный Веников расхохотался и приглушил мотор.
— Ну, валяй. Да не жми на корпус…
Мишка позабыл обо всем на свете. Только легкая дрожь под руками, только узкая, уходящая глубже и глубже щель распила да золотистый вихрь опилок.
Зудение бензопилы привлекло внимание Мишкиной матери. Она вышла на крыльцо и шутливо крикнула:
— Кто вам разрешил в выходной работать? Идите лучше пироги есть.
— У нас покуда аппетиту нет. Вот подразомнемся немного, — в тон ей ответил Веников, подхватил длинными ручищами здоровенную чурку и метнул через забор чуть не до самого крыльца. Раздурившись, он стал хватать подряд отпиленные кругляки и швырять их во двор.
Мать смеялась, а Мишка, не отрывая рук от бензопилы, изредка взглядывал, как забавляется Веников, и дивился его медвежьей силе.
Веников сменил вспотевшего Мишку и к семи часам закончил работу. Как игрушку, кинул увесистую бензопилу на плечо. От пирога он отказался — его ждали дома.
Мишка скатал в одно место разбросанные по двору тяжелые кругляки. Оставалось их переколоть.
«Одним колуном с ними не управишься. Потребуется колотушка. Буду колоть каждый день понемногу», — решил он.
К вечеру занялась вьюга. Ветер гнал по дороге снег, укладывал его белыми волнами на тропинках и под заборами. Стаи снежинок кружились вокруг фонарей и не давали простора свету. Но какой бы густой ни была темнота, как бы ни крутила вьюга, острые Мишкины глаза приметили у двора Масловых живое пятно. Там стояли люди.
Он спрыгнул с крыльца и направился ко двору братьев Масловых. Там столпилось человек восемь парней — трактористов, крановщиков, чокеровщиков. Парни о чем-то вполголоса совещались.
«Дружинники», — сразу узнал Мишка. Дружину по охране общественного порядка в поселке два месяца назад организовал участковый милиционер. Возглавляли ее Виктор и Николай Масловы.
— Ты, Минька? — спросил Виктор и успокоительно добавил: — При нем можно.
— Так вот что я предлагаю, — прогудел крановщик Проша Борышев. — Мы отвечаем за порядок в Апрельском? Мы! И нечего ждать, пока что случится. Надо загодя им указать: тут — бог, а тут — порог!
— Верно, Проша!
— Принять крутые меры — и все!
— Пусть не зарываются! — разом зашумели парни.
Предложение Проши Борышева им пришлось по вкусу.
— Пожалуй, резонно, — согласился Виктор. — Пошли, ребята, прямо к общежитию.
Мишка увязался за дружинниками, предчувствуя что-то интересное. Они шагали тесной кучей — высокие, неуклюжие. Снег хлестал по их широким спинам, забивал нарядные каракулевые воротники. И только Санька Черных, маленький, щуплый чокеровщик, был не похож на остальных, казался среди них подростком. Силу Саньке заменяла бойкость. Он отличался неистощимой энергией, был известен в поселке как лучший плясун и первый заводила. И в этой затее Саньке Черных принадлежало не последнее место. Дорогою он не умолкал ни на минуту, распаляя остальных:
— Плюют они на нас! Заявился вчера в клуб верзила. Шарф навыпуск, ходит кандибобером. Шапку не снимает, курит. Без году неделя в поселке, а форсу короб! Я ему: «Сними шапку, брось курить!» А он дымок пускает и на меня ноль внимания. У меня руки чесались. Наставил бы ему фонарей!.. Хорошо, пришел его дружок, татарчонок, и увел. А то бы заварилось дело…
В общежитии почти во всех окнах горел свет. Поэтому дружинники снова принялись совещаться и решили, что будет спокойнее, если длинного парня вызвать на улицу и поговорить с ним без свидетелей. Но кто пойдет за ним? Виктор Маслов посмотрел на Мишку.
— Миньша, ты знаешь этого длинного? Сбегай за ним. Однако не сказывай, кому и зачем требуется.
Мишка давно уже сообразил, что дружинники собираются всерьез потолковать с Анатолием Юровым. Но поручение, по совести говоря, смущало его. Вызывать Анатолия Юрова ему не хотелось, а отказаться нельзя. И он пошел.
Когда вслед за его стуком раздалось: «Войдите!» — и Мишка распахнул дверь, на него пахнуло жаром. Чугунный верх плиты был оранжевым: жильцы не жалели дров. На плите попыхивал паром зеленый эмалированный чайник.
Смоленские парни играли за столом в шашки, Василий Сакынов, голый по пояс, ковырял иглой худую майку, Анатолий Юров лежал на постели, забросив за голову руки, и что-то насвистывал.
«Что от твоей чистой постели останется через несколько дней, урод несчастный!» — подумал Мишка.
Увидев Мишку, парни заулыбались.
— Пришел? Садись, чай будем пить, — пригласил Василий.
Смоленские приветливо ему кивнули.
Мишка присел на табурет, мучительно соображая, как ему быть.
— Как здоровье мамы, как сестренки? — спросил Василий Сакынов.
— Ничего…
На плите пофыркивал чайник. Время шло. Дольше пробавляться бесполезными разговорами или молча сидеть было невозможно: Виктор и его друзья могли подумать, что с Мишкой что-нибудь случилось. Мишка решительно поднялся, подошел к Анатолию Юрову и тихо сказал:
— С вами надо поговорить… Отдельно.
Анатолий удивленно посмотрел на него и насмешливо присвистнул:
— Фью-ю!.. Со мной? С одним?
Мишка боялся, что своенравный Анатолий заупрямится, не пойдет. Однако тот поднялся с кровати и вышел за Мишкой в коридор.
— Ну, что за секрет?
— Не здесь, на улице.
И — чудное дело! — Анатолий безбоязненно шагнул за ним в темноту. Но тут же чьи-то руки сорвали его с крыльца, и он очутился в стороне от входа. Дружинники плотно обступили его.
Со стороны можно было подумать, что идет самый мирный разговор.
Сначала Анатолий был ошеломлен, но быстро пришел в себя. Ссутулился, сунул руки в карманы.
— Вынь руки из карманов. Хуже будет, если мы их станем вынимать! — пригрозил Виктор Маслов.
— Кто вы такие? — хрипло произнес Юров.
Виктор сунул ему под нос крепкий темный кулак.
— Вот кто мы такие! Сказано — значит подчиняйся. Не в кошки-мышки пришли играть.
Юров еще больше втянул голову в плечи и вдруг кинулся вперед, надеясь прорвать окружение. Охнул. Из правой руки на снег упал складной охотничий нож.
