Том 37. Игорь и Милица (Соколята) - Чарская Лидия Алексеевна

Голос Игоря Корелина звучит бодро, весело, громко. Он доволен собой, как никогда: ему все удалось добыть в это утро, пока Милица отдыхала, погруженная в сон.

- Вот, держите…

Дверь приоткрывается на секунду и в образовавшуюся щель ее просовывается небольшой сверток белья и платья. Потом она захлопывается снова.

Здесь все найдете, все, товарищ, до ножниц включительно, - звучит снова веселый, жизнерадостный голос за стеной.

- Да, да, благодарю вас, Горя, я уж разберусь, - волнуясь, посылает по его адресу девушка.

Быстрыми руками развязывает она узел. В нем черная гимназическая куртка, штаны, спортсменская кепка и высокие сапоги с чуть покривившимися каблуками. В какие-нибудь четверть часа она преображается до неузнаваемости. Над скромной кроватью Игоря, уступленной хозяином гостье на эту ночь, висит зеркало. Девушка быстро распускает перед ним свои иссиня-черные косы. Еще минута, и иссиня-черные пряди мягких, пушистых волос покрывают пол крошечной комнатки. A еще через небольшой промежуток времени из двери Гориной спальни выходит сухопарый и стройный мальчик-подросток в черном костюме и в спортсменской кепке, с такими синими, синими, как васильки, глазами.

- Ну, вот… Ну, вот и прекрасно, - говорит Игорь Милице в то время, как он и девушка шагают по бесконечным улицам столицы. - Ей-Богу же, все выходит куда лучше, нежели я ожидал… Браво, Милочка, браво! Чудесный мальчуган из вас вышел. Только, чур, помнить хорошенько: вы - Митя Агарин, паренек, недавно окончивший городское училище, круглый сирота и мой друг и приятель. A теперь забудьте, как можно скорее, ваше прежнее имя, фамилию…

- Только не родину! Ни моего народа, ни моей родины я не забуду никогда!

- Вот чудная, право. Да кто же вам говорит, чтобы вы забыли их? Напротив. Я хлопочу совсем о другом. Боюсь, признаться, как бы вы не ахнули ненароком вашей тайны. Эти несчастные окончания женского рода: «забыла», «ходила», «позвала», - могут погубить все наше дело, голубчик вы мой. Стоит вам только обмолвиться одним ничтожным словом и тогда - пиши пропало, прости наше предприятие: препроводят рабу Божию Милицу на место ее постоянного жительства, a раба Божие Игоря запрут под замок, чтобы сам он на войну не бегал, да и других в этом направлении не смущал. Тем более, надо вам сказать, наш капитан ой-ой какой бедовый. За версту чует, где что неладно. Честное слово. Так с ним-то ухо востро надо держать. Сумеете ли, Мила?

- Постараюсь…

- Ну, то-то же. A теперь маршируем вон по тому направлению. Не устанете?

- О, нет.

- Молодчинище! Ей-Богу же, вы молодец. Кто скажет, что вы… что ты… Ведь вы ничего не имеете, если я буду вам говорить «ты», чтобы убить малейшие подозрения? По крайней мере тогда, когда мы будем не одни?

- Ну, конечно же, конечно, Горя.

- Вот мы и пришли.

Потянулись длинные заборы и каменные здания казарм. Около одного из них Игорь остановился. Молодой дневальный маячил y ворот с ружьем в руках.

- Скажи, голубчик, как пройти к капитану третьей роты Любавину? - обратился к нему юноша.

Солдатик весьма обстоятельно пояснил дорогу.

- Ну, коллега, айда вперед! - весело крикнул Корелин, обращаясь к своей спутнице.

Быстро перебирая ногами в высоких походных сапогах, данных ей ее новым приятелем, зашагала по двору Милица, стараясь изо всех сил идти в ногу со своим спутником.

Посреди двора, на огромном плацу, стояли, сидели и лежали уже одетые в полную походную амуницию солдаты. Несколько человек офицеров, мало отличающихся по форме одежды от нижних чинов, находились тут же. Ружья, составленные в козла, занимали часть плаца.

- Вот это и есть тот самый батальон, в состав которого входит наша рота, - произнес Игорь вполголоса, направляя свои стопы к небольшого роста офицеру, одетому в солдатскую шинель с фуражкой на голове защитного цвета. На боку y офицера висела сабля; револьвер, вложенный в кобуру, был прикреплен y пояса. Он отдавал какие-то приказания вытянувшемуся перед ним в струнку солдату.

- Честь имей явиться, господин капитан! - вытягиваясь рядом с солдатом и тоже прикладывая руку к козырьку, отрапортовал молодой Корелин.

Сосредоточенное лицо капитана прояснилось сразу; энергичные глаза его ласково блеснули юноше.

- Ага, уже пришли? Хвалю. Прекрасно. Аккуратность на службе - первый залог успеха. A это кто же с вами? Славный мальчуган. Родственник? Пришел проводить юного солдатика на войну? - бросив беглый взгляд в сторону Милицы, спросил капитан Любавин.

Ta, вспыхнув до ушей, опустила глаза.

На одно мгновение опустились и серые правдивые глаза Игоря. Но вот он поднял их снова, и, смело глядя в лицо своему новому начальнику, проговорил, понижая голос:

- Могу я просить вас на две минуты разговора без свидетелей, господин капитан?

Тот удивленно вскинул глазами на юношу.

- Но, кажется, y нас давным-давно улажены все наши дела с вами, Корелин… - начал было офицер.

- На одну минуту, господин капитан, только на одну минуту… - взмолился Игорь.

Что-то было такое в его молящем голосе и взволнованном лице, что капитан, немного подумав, уступил юноше.

- Хотите здесь или пройдем ко мне на квартиру?

- Если разрешите, то к вам, господин капитан…

- Хорошо.

- Разрешите пройти с нами и моему товарищу? Дело, касается, собственно говоря, только его…

Капитан опять быстро взглянул на Милицу и в голове его бегло промелькнула мысль: «Что надо от меня этому ребенку? Какое-такое y него может быть дело ко мне? A славный парнишка, что и говорить! Глаза смелые, смелые, хорошие глаза»…

- Идем все трое… Что будешь делать с вами, коли с боя берете! - засмеялся Любавин и пошел вперед, указывая дорогу своим спутникам.

В его крошечной холостой квартире хозяйничал, делая последние приготовления к отъезду, денщик. Посреди миниатюрной прихожей стоял уже совсем уложенный чемодан, a из походного тюка торчал своим никелированным носом чайник.

- Ну-с, я слушаю вас. В чем дело? - присаживаясь тут же, на подоконник, и жестом руки приказав солдату выйти, произнес, обращаясь к своим гостям, капитан Любавин.

Тогда Игорь выступил вперед.

- Вы были так добры, господин капитан, так великодушны, приняв меня к себе в роту и согласившись взят меня с собой в поход…Довершите же ваше благодеяние, возьмите и его… Тут Игорь мотнул головой в сторону Милицы. - Это мой товарищ детства, мы вместе росли с ним и за него я ручаюсь, как за самого себя. Он сирота круглый, y него нет ни родных, ни родственников. Кончил в этом году городское училище, а на дальнейшее образование нет средств.

- Как кончил училище? - удивился капитан. - Да сколько же тебе лет, мальчуган? - неожиданно обратился он к Милице.

- Шестнадцать… - дрогнувшими звуками отвечал робкий голос.

- Неужели? Уже шестнадцать? A я думал…

- Мы ровесники с ним! - спешно ронял слово за словом Игорь, торопясь договорить, как можно скорее, самую суть дела, и страшно волнуясь, что он не успеет этого сделать. - Митя - серб по национальности, серб и круглый сирота… Понимаете? Сирота. И, если его убьют, никто не будет по нем тосковать и плакать. Господин капитан, я умоляю вас взять его с собой. Если он еще слишком молод на ваш взгляд для того, чтобы сражаться в рядах ваших храбрецов-солдат, то определите его в разведчики. Говорят, y наших врагов намереваются служить в скаутах или разведчиках даже тринадцатилетние малыши. A Мите Агарину, как и мне, уже давно стукнуло шестнадцать. К тому же, он прекрасно ездит верхом и еще лучше того стреляет из револьвера и винтовки… Вы не раскаетесь, взяв его, уверяю вас, господин капитан!

- Гм! Гм! Серб, вы говорите? Бывший ученик городского училища… Круглый сирота?… Прекрасно ездит верхом и стреляет?… Как все это странно… - размышлял вслух капитан Любавин, поглядывая на Милицу, и вдруг обращаясь уже непосредственно к ней, произнес коротко:

- Дай мне взглянут на твои бумаги, мальчуган.

Девушка помертвела. Какие бумаги, какие документы могла она ему показать? Все ее документы находились в канцелярии Н-ского института. И даже, если бы они были при ней, разве она могла бы предъявить их своему будущему начальству? То краснея, то бледнея, стояла она, как уличенная преступница перед капитаном.