Зеленый круг - Каста Стефан

Нам попадается участок земли, защищенный со всех сторон густым кустарником. Чем-то напоминает беседку.

— Хорошее место, — говорит Габриэль.

Я киваю.

— Здесь нас никто не увидит.

XIV

Возвращаются Дина с Дэвидом. Они тащат овечьи шкуры. На плечах у каждого походный мешок, наполненный конденсированной водой. Оба взмокли от пота и тяжело дышат.

— Это последнее, — говорит Дина и осторожно ставит мешок на землю.

Мы жадно и долго пьем. И вот уже один мешок наполовину пуст.

Мы с Габриэлем наломали веток похожих на можжевельник серебристых кустов, соорудили из них каркас и обтянули овечьими шкурами. Получился вполне приличный навес. Из нашего лагеря хорошо видна местность до самого фермерского двора. Нас же, наоборот, почти невозможно обнаружить из-за густого кустарника.

Дэвид отламывает от кустов несколько длинных палок и выбирает две с острыми концами. Затем мы спускаемся к берегу и заходим по пояс в море. Вода совсем теплая. Время от времени я чувствую, как что-то, скорее всего мелкие рыбешки, касаются ног, но в мутной воде их плохо видно. Вдруг вижу тень — словно темное облако, парящее у поверхности воды. Я показываю на него пальцем и взволновано шепчу Дэвиду:

— Большая рыба.

Мы застываем на месте и наблюдаем, как тень приближается. И правда, похоже на очень крупную камбалу. Мы поднимаем заостренные палки и одновременно их бросаем. Рыба бьется, вспенивая красную от крови воду, и исчезает. Но палка остается в ее теле, и вскоре она всплывает, покачиваясь на волнах. Я понимаю, что рыба мертва.

Подходим к ней.

— Какая огромная! — говорю я, приподнимая ее за плавник.

Мы вытаскиваем добычу на берег. Я остаюсь на охране, а Дэвид идет за Габриэлем и Диной. В каждой руке у меня по камню. Надо мной с громкими криками кружат белые птицы, но каждый раз, когда я поднимаю руку, они взмывают вверх.

Мы относим тушу рыбы в лагерь. Оставшись ни с чем, птицы кружат над берегом. Они почему-то не решаются залетать дальше побережья. Мы кладем рыбу на камни. Я замечаю вокруг ее рта что-то вроде экземы. Дэвид отрубает каждому по куску рыбы острым камнем, найденным у берега. Мы молча жуем сырое мясо.

Недоеденную рыбу оставляем на камнях.

— Здесь она быстро подвялится, — довольно говорит Дэвид.

Посреди ночи я просыпаюсь от какого-то звука. Похоже на чей-то храп. Сажусь и прислушиваюсь в темноте к дыханию спящих под овечьими шкурами друзей. Вскоре звук повторяется. Теперь он громче и грубее, словно кто-то откашливается. Мои нервы натянуты как струны. Неужели сюда кто-то идет? Снова слышу странный звук. И подпрыгиваю от неожиданности, почувствовав, что кто-то прикоснулся к моей руке. Это проснулся Дэвид. Я прикладываю палец к его губам, указываю головой в сторону, откуда доносится звук. Дэвид кивает. Он тоже услышал. Мы осторожно выползаем из-под навеса и поднимаемся на ноги. Стоим, почти не дыша. Вокруг нас черная как смоль ночь. Звук доносится с разными промежутками. Скорее всего, это не человек, а какой-то зверь. Дэвид жестами показывает, что нам нужно подкрасться поближе.

Мы беззвучно ступаем, в полной тишине, медленно, метр за метром. Но время от времени тишину нарушает странное глухое ворчанье. Нас беспокоит, что звуки доносятся с того места, где мы оставили рыбу. Какая-то собака вот-вот сожрет нашу еду! При мысли об этом я ускоряю шаг, стараясь не шуметь.

Постепенно мы различаем контуры животного, но я не сразу понимаю, кто это такой. Он меньше медведя, но с таким же мехом. Зверь пожирает нашу рыбу. Я слышу, как он жует и чавкает от удовольствия.

Сначала я решаю, что это барсук, но вдруг меня осеняет: это же дикая свинья! В этот момент зверь отрывается от еды и поднимает на нас взгляд. Он застывает на месте и с удивлением, даже почти с любопытством нас рассматривает. Затем хрюкает, поворачивается и уносится в кусты.

Свинья не успела много съесть, большая часть нашей рыбы остается целой. «Ничего, мы угощаем», — думаю я. Очень рада, что нам наконец удалось встретить хоть какое-то живое существо.

— Подумать только, дикая свинья! — говорю я.

— Вряд ли это была дикая свинья, — возражает Дэвид.

— А кто же?

— Скорее всего, это одичавшая домашняя.

Мы возвращаемся к навесу. Дина уже проснулась.

— Что это было? — спрашивает она.

— Свинья, — отвечает Дэвид. — Скорее всего, одичавшая.

— Вы думаете, она пришла с фермы?

Дэвид пожимает плечами.

— Может быть. Но с таким же успехом она могла прийти откуда угодно.

— Нужно забрать оттуда рыбу, — говорю я. — Эта хрюшка наверняка вернется.

Дина кивает.

— У меня болит копчик, — жалуется она. — Наверное, лежала на камне.

Она переворачивается и начинает ощупывать землю.

Габриэль тоже просыпается и потягивается.

— Что тут случилось? — спрашивает он.

— Мы видели свинью, — отвечаю я.

— Правда? — удивленно говорит Габриэль и садится.

Дина что-то внимательно рассматривает.

— Посмотрите, что я нашла! — вскрикивает она и поднимает небольшой предмет.

— Надо же, зажигалка! — говорю я.

— Должно быть, она лежала в заднем кармане.

Раздается тихий щелчок. Затем еще несколько. Слабый язычок пламени вспыхивает и озаряет темноту под навесом.

— Она работает! — удивленно произносит Дина.

— Погаси, — говорю я. — Не трать газ.

Какое-то время мы сидим молча. Я наблюдаю, как темнота рассеивается. Скоро рассвет. Скоро на Земле наступит новый день. Дэвид сворачивается калачиком около меня, и через несколько секунд я слышу его тихое сопение. Габриэль и Дина тихо переговариваются. Они обсуждают, как нам перехитрить и поймать свинью. Дина предлагает выкопать глубокую яму, накрыть ее хворостом, а сверху положить несколько кусков рыбы.

Я думаю о Леди, пони, принадлежавшей одной из сестер-близнецов. Интересно, где она? Умерла? Или, может, ускакала на волю и теперь живет жизнью дикой лошади? Как так получилось, что и мы, и животные живы, в то время как все остальные, кажется, погибли? Или где-то есть еще люди? В городах? А есть ли вообще эти города?

— Может, двинемся дальше? — предлагаю я.

Дина и Габриэль прерывают разговор о свинье и поворачиваются ко мне.

— Нужно попытаться найти людей, — продолжаю я.

— Ты уверена? — спрашивает Дина.

Я киваю.

— Это может быть опасно, — говорит Дина.

— Рискнем?

Габриэль качает головой.

— Нам нужно быть осторожными, Юдит. Лучше останемся здесь и будем совершать вылазки, чтобы разведать обстановку.

— Здравая мысль, — говорит Дина.

Я ложусь в постель и задумываюсь.

— Как вы считаете, что произошло в этом доме? — наконец спрашиваю я.

— Что-то с ним не так, — отвечает Габриэль. — То, что мы видели, как-то не сходится с реальностью.

Я киваю.

— Все это совершенно нелогично. Но мы ведь это видели.

— Однако это вовсе не означает, что это действительно так, — говорит Габриэль. — Все это похоже на фильм или виртуальный мир.

Размышляю над его словами. Я с ним почти согласна. То, что мы видели в доме, напоминает чей-то розыгрыш.

XV

Я просыпаюсь от того, что под навесом жарко, как в солярии. Солнце уже высоко. Оно жарит своим красно-желтым огнем, словно гигантская зажигалка. Кожа сухая, как старая газета, а язык — как потертая наждачка. «Воды!» — думаю я и ползу к мешкам с водой. Допиваю остатки из первого мешка.

Поднимаюсь на ноги и вижу, что моих друзей нет. Овечьи шкуры свалены в кучу. Мне нехорошо, и я снова опускаюсь на четвереньки. Пытаюсь отползти куда-нибудь подальше, чтобы укрыться от противного солнца. Голова гудит, как осиное гнездо. Вдруг я начинаю плакать. Слезы приходят, словно внезапный дождь. Прижимаю ладони к лицу и чувствую, как они наполняются слезами.

Наконец мне удается с собой совладать. Я облизываю соленые от слез руки. С трудом поднимаюсь на ноги; шум в голове усиливается, но я стараюсь не обращать на него внимания. Стою и пытаюсь остановить круговерть мыслей. Интересно, какой сегодня день? Впрочем, какая теперь разница? Дней в привычном понимании больше не существует. Я задаю себе вопрос, кто дал названия дням недели, почему они были так не похожи друг на друга, почему сначала шел именно понедельник, а за ним вторник? А потом среда, четверг и пятница? Почему дни складывались в недели, а недели — в месяцы? Месяцы — во времена года? Времена года — в год? Это же настоящее чудо! Волшебный механизм, приводимый в движение кем-то или чем-то, настолько привычным, что мы не придаем этому значения. Я вспоминаю слова Бендибола о буднях. «Ты был прав, — думаю я. — Будь ты здесь, я бы назвала тебя Королем Понедельником. Жаль, что все, что ты так высоко ценил, кажется, ушло безвозвратно».