Поздравляю, желаю счастья! - Мёллер Канни

— Сиди там, пока не сгниешь, — бормотала я.

Наконец я очутилась под дубом Ругера. Руки дрожали, и, карабкаясь вверх, мне приходилось бороться за каждый сантиметр. Надо же было Ругеру выбрать именно это дерево! Время от времени я останавливалась, не находя ни единой выемки или выступа для пальцем и ступней. Но удивительнее всего то, что карабкаться вместе с Ругером было проще простого.

Соскользнув вниз в третий раз и ободрав ладони, я решила прекратить попытки. Вместо этого я сложила ладони рупором и стала звать Ругера, выкрикивая его имя в вышину.

В этот момент я вдруг поняла, что, возможно, Лу права. Что стоять и кричать в небеса — это безумие.

Наконец в вышине показалась его лохматая сонная голова. Дуб пару раз удивленно скрипнул, и Ругер спустился ко мне. На нем была пижама. Белая с коричневыми мишками. Эта пижама стала самой большой неожиданностью.

— У моей сестры такая же, — сказала я.

— А у тебя нет? — спросил он сочувственно.

— Нет, с мишками — нет. Есть с мячиками и зонтиками. Не такая красивая.

Он положил руку мне на плечо и уткнулся носом в шею.

— От тебя немного пахнет больницей, — он задумчиво принюхался.

— Я была у Лу, — ответила я. — Она говорит, что тебя не существует. Поэтому мне пришлось пойти сюда и проверить, права она или нет.

— И?

— Кажется, ты есть. Поправь меня, если я ошибаюсь.

— Я редко бываю по-настоящему уверен. Но ты ведь все равно поднимешься ко мне?

— Я только что пробовала, несколько раз, но ничего не вышло.

— Значит, у тебя не было нужного настроя.

— Как это?

— Просто ты была не в том расположении духа. Ты хотела застать меня врасплох. Прокрасться ко мне, пока я сплю. Чтобы доказать мне, что меня нет. Что я никто.

Я улыбнулась и он, должно быть, неправильно меня понял.

— Значит, ты не пойдешь ко мне? — прошептал он, и слова печально повисли в воздухе. Ругер стал медленно карабкаться обратно.

Прочь от меня.

— Погоди! — крикнула я. — Помоги мне!

Он спрыгнул с космической скоростью и обнял меня, и я больше не сомневалась, что он есть. По крайней мере, здесь и сейчас. Он существовал. И его руки, обнимавшие меня, тоже существовали. И мягкие губы, касавшиеся моего лица. И волосы, которые лезли в глаза и ему, и мне, заставляя моргать и смахивать слезы.

— Элл и, — сказал он, — я тоже никак не мог поверить, что ты есть. Я тоже считал, что выдумал тебя.

В буржуйке потрескивал огонь. Мы лежат, завернувшись в одеяло и тесно прижавшись друг к другу. Ночной ветер укачивал нас в вышине, надо всем миром.

Но мы есть, и мы знаем об этом.

Любовь пахнет деревом и смолой

Теплым телом и корой

Любовь не знает границ

Между тобой и мной

Пробирается внутрь

В самую плоть

К древесным сокам

Хлещет через край

Смешивая потоки

Вбирает цвет крови и —

Ба-бах!!! — оглушительно взрывается!

Поздней октябрьской ночью

В густой дубовой листве

Под луной.

Любовь хочет все изменить.

Хочет точно знать,

Что теперь все не так, как прежде.

Потому что мы поселились

Друг у друга в снах.

Мы есть, даже если никто

Нас не видит

Даже если никто

В нас не верит

Потому что ты в моей чаше

А я — в твоей

Эти чаши ждали целую вечность

Когда их наполнят.

Существовать дальше

На следующее утро мы проснулись поздно. Так поздно, что было вовсе уже и не утро. Огонь в буржуйке погас, и мы очень долго не могли решиться вылезти из своих свертков. Мы лежали, а наши ладони путешествовали. Было так приятно скользить ладонями по худым плечам Ругера, вдоль длиннющего позвоночника, до самого последнего позвонка. Я осторожно трогала его — копчик, из которого и не думал расти хвост.

— Где ежик? — спросила я, вспомнив, что давно не видела его.

— Он стал беспокоиться, и я посадил его в рюкзак и спустился вниз. Может быть, у него есть семья, которая его ждет.

— Зимой ежи должны спать, — пробормотала я. — До холодов ему нужно успеть найти хорошую кучу листьев или что-нибудь такое.

— Наверное, поэтому он и спешил прочь.

Его пальцы осторожно гладили меня от макушки до самых пяток. Кончик его носа на мгновение замер у моего пупка. Мне было щекотно от его дыхания, а когда я засмеялась, стало совсем горячо.

Чуть дальше в парке было летнее кафе. К этому времени оно уже, разумеется, закрылось, но Ругер привел меня туда. Под досками веранды был спрятан ключ от подвальной двери.

Я стояла в нерешительности.

— Что нам здесь делать?

— Примем душ. Почистим зубы. Можешь взять мою щетку. А потом позавтракаем.

— Но это же не твой дом?

— Нет. Но я знаком с владельцем. Думаешь, иначе я ходил бы сюда?

— То есть, если нас заметят, это не будет считаться взломом?

— Никто нас не заметит.

— Но вдруг?

— Это не взлом. Мы просто пришли в гости.

Вдоль стен стояли мешки с пустыми бутылками из-под лимонада, но Ругер привычным движением нащупал выключатель лампы, а потом включил электробойлер. При звуке воды, бегущей по трубам, его лицо озарила улыбка.

Он взял меня за руку и открыл дверь в самом конце подвала. Там была душевая, туалет и умывальник. В углу стояла банка с кистями, на которых виднелись следы зеленой краски.

— Я помогал им красить этот домишко летом — нравится цвет?

Я улыбнулась. Ну разумеется: в какой же еще цвет Ругер мог покрасить дом, если не в цвет деревьев и травы? Зеленый снаружи и внутри.

Он достал из морозильника несколько булочек и поднялся по лестнице.

— Я приготовлю небольшой завтрак — можешь принять душ первой!

Я разделась и задернула шторку душевой. На ней были красные рыбы и желтые морские звезды. Я потрогала воду: сначала она казалась чуть ржавой, но потом посветлела. Я снова закрыла кран, чтобы вода еще немного согрелась, и посмотрела в зеркало над умывальником. Я разглядывала свое лицо, словно никогда раньше его не видела. С моими глазами явно что-то произошло. Обычно они напоминали две мутные лужицы неопределенного цвета — что-то между зеленым и карим. Теперь же они были скорее зелеными, чем карими, а зрачки чернели, как тоннели. Губы тоже переменились, хотя что именно с ними произошло, я не могла понять. Во всяком случае, они стали крупнее.

В запятнанном зеркале я увидела взгляд Ругера, внезапно возникшего у меня за спиной. Он положил руки мне на плечи и обнял за шею. Я смотрела прямо в отражение его глаз. Дна в них не видно, хоть даже встань на цыпочки.

Мы вместе вошли в душевую. Сначала я стеснялась: В домике мы скорее чувствовали, чем видели друг друга, а стоять без одежды в безжалостном свете лампочки — совсем другое дело. Наверное, и Ругер стеснялся: намыливался он, повернувшись ко мне спиной. Я тоже отвернулась и только протягивала руку за мылом. Но в душевой было тесно, и при любом движении наши тела касались друг друга. Я вздрогнула, когда его попа коснулась моей. Мы засмеялись, и от счастья дрожали не только наши ягодицы.

Мы, не сговариваясь, повернулись лицом друг к другу, и мыло упало на пол. Тело Ругера было скользким и мягким от пены. Душ поливал теплым летним дождем, и нас внезапно охватило новое желание — разрушить все преграды. Все преграды. Снова и снова.

Потом мы сидели в кухне на стульях, выкрашенных зеленой краской, и пили кофе с сухим молоком. Огромные булочки с корицей казались совсем свежими: мы разогрели их в микроволновке. За окном понемногу темнело.

Пальцами ног мы искали друг друга под столом. Сумерки сгущались.

За окном промелькнул чей-то силуэт.

Я мгновенно выпрямилась, одновременно поперхнувшись кофе. Из-за кашля я не могла вымолвить ни единого слова, но показала рукой на уходящего вглубь леса ссутулившегося мужчину.