Ага, вон они, еще сидят на лесенке. Только уж больно они какие-то чистенькие. У мальчика — белый воротничок и галстук, на девочке — шляпка, в руках — маленький зонтик от солнца. Вашеку это не понравилось, но ребята были вроде его однолетки, и он не спеша стал приближаться к фургону. Вначале он двигался окольным путем, насвистывал, оглядывался по сторонам, делая вид, будто идет не к ним. Приблизившись, он решил, что пора привлечь их внимание. Крикнув: «Глядите!» — Вашек сделал возле фургона стойку, перекувырнулся, встал на ноги и посмотрел, какое произвел впечатление. Девочка прыснула и толкнула локтем мальчика, который почему-то насупился. Вашек подошел еще ближе, расставил ноги и крикнул:
— Ты тоже при цирке, как и я? Я буду прыгуном.
Мальчик еще больше помрачнел. Вашек сунул пальцы в рот и свистнул. Потом напыжился и заявил:
— Я буду прыгать, ходить на руках и кувыркаться. А ты что умеешь?
И тут случилось нечто такое, что буквально ошеломило Вашека. Пай-мальчик сунул руку за спину, взял цилиндр и трость с костяным набалдашником, встал и произнес писклявым злым голоском:
— Вы ошибаетесь, молодой человек, полагая, что мы дети. Мы взрослые люди и должным образом исполняем наши обязанности карликов. Если вам угодно подурачиться, извольте подыскать для этой цели кого-либо из ваших сверстников. Честь имею. Пойдем, Эмилия.
Мнимый мальчик надел цилиндр, спустился с лесенки и подал руку девочке, которая только что смеялась, но теперь поспешила придать своему лицу серьезное выражение. Она тоже сошла вниз, правой рукой подхватила шлейф, левой оперлась на руку супруга, и оба удалились, задрав носы.
Вашек остолбенел. Всю жизнь он представлял себе карликов маленькими белобородыми старичками, ему и в голову не приходило, что, прежде чем состариться и залезть в Подземные норы, карлики тоже бывают молодыми. Он никак не мог отделаться от впечатления, что перед ним мальчик и девочка, и злился на себя за свой конфуз: надо было дать разок этому мальчишке, тогда бы девчонка поняла, с кем они имеют дело. Он был огорошен и не сразу пришел в себя. Опомнившись, Вашек, дабы сохранить достоинство, вспрыгнул на лесенку фургона и закричал:
— От горшка два вершка
Лилипутова башка!
Он повторил дразнилку несколько раз, но чета лилипутов, ангажированная для предстоящего турне в качестве Мальчика с Пальчик и Принцессы Горошины, не поняла его и, даже не оглянувшись, скрылась в дверях цирка.
Вашеку поправилось на лесенке, откуда был хорошо виден весь пустырь. Некоторое время он еще кричал про карликов, а затем, по какой-то таинственной ассоциации подумав о сказках и о родных местах, вспомнил вдруг то, чего недоставало ему с той минуты, как он покинул деревню, — песню. Вашек широко расставил ноги, засунул руки в карманы и затянул во весь голос. Но пел он недолго.
— Sacre nom d’un chien, qui est-ce qui fait ce sal bruit?. [15] — прогремел за его спиной чей-то свирепый голос.
С перепуга Вашек словно подстреленный скатился с лесенки. Впервые в жизни он до того перетрусил, что, оглянувшись, споткнулся, шлепнулся, перекувырнулся и остался сидеть на земле. Дверца фургона была открыта, и на пороге, тараща глаза, стоял полуголый великан с растрепанной черной бородой и всклокоченными волосами; грудь и руки его были разукрашены какими-то синими картинками. На плече у великана, держась всеми четырьмя лапками за хозяина, примостилась обезьянка, пронзительный визг которой сливался с рокочущим басом хозяина. Вашек решил, что ему крышка: он обидел карликов, и вот теперь за ним явился людоед.
Но поспешность, с какой Вашек ретировался с лестницы, а также способ, каким он приземлился, и поза, в которой сидел теперь, опершись на руки, с перепуганной рожицей, едва сдерживая слезы, — все это вызвало у великана приступ раскатистого хохота.
— He, mon p’tit, tu as fait une belle courbette! Mais tu n’es pas du metier, quoi? Du bist nicht vom Zirkus, was? [16]
Вашек мигом уловил перемену в тоне великана и сообразил, что жизнь его в безопасности. Поняв вопрос, он поспешил собраться с мыслями, надеясь избежать последней беды, которая ему угрожала: ведь этот гренадер не иначе как замышлял порку.
— Вы ошибаетесь, — ответствовал Вашек на французско-немецкую речь великана, мешая чешские слова с немецкими, — мы из цирка, мой папа и я, но мы тут недавно.
— Тогда понять; каждый, кто прожить здесь хоть несколько дней, уже знать — когда капитан Гамбье поднять синий флаг на грот-мачта, все кругом быть тихо, потому что капитан Гамбье спать. Понимать?
— Не понял, — ответил Вашек по-немецки, а по-чешски добавил: — Если вы хотите меня поколотить, я убегу и приведу отца, и он вам намнет бока.
— Je nе comprends rien [17], — захохотал великан и спросил по-немецки:
— Ты откуда?
— Из Горной Снежны, — ответил Вашек.
— Quoi? [18]
— Из Горной Снежны, — повторил Вашек громче.
— Nom de Dieu! Qu’est-ce que cela? [19] Что ты сказать?
— Из Горной Снежны! — закричал Вашек. — Из Горноснежны, Горноснежны, Горноснежны!
— Ah, est-ce qu’il n’est pas rigolo? [20] — смеялся усач и, окончательно развеселившись, прибавил по-немецки: — Хотеть кофе?
Это Вашек понял превосходно и внезапно почувствовал острый голод.
— Угу, — кивнул он, — хочу.
— Так заходить, — сказал великан, уступая Вашеку дорогу.
— А обезьянка меня не укусит? — спросил на всякий случай Вашек.
— Джоки укусить? Джоки не укусить. Джоки идти в клетку. Заходи!
Великан взял уже успокоившуюся обезьянку на руки, и Вашек вошел. Отродясь не видывал он ничего похожего на эти загадочные домики, а от отца слыхал, что именно в таком им и предстоит жить. Теперь один из домиков гостеприимно распахнул перед ним свои двери. Мальчишеское любопытство взяло верх. Боже, как здесь было хорошо! Вашеку в третий раз за сегодняшний день показалось, что он попал в сказку: сначала карлики, потом людоед-великан и вот теперь что-то вроде пряничной избушки. Справа и слева стояло по кровати, у окна с занавесками — столик, шкаф, на шкафу — клетка, в которую господин Гамбье сунул Джоки. С другой стороны помещались печурка с трубой, умывальник и два стула, тоже у окошка. На полу лежали желтые с черными полосами шкуры, и на обеих стенах над кроватями тоже были растянуты шкуры со страшными головами. Выше, почти у самого потолка, висела голова с раскрытой пастью и оскаленными клыками.
Капитан Гамбье облачился в просторный бордовый шлафрок и подпоясался шнурком.
— Садись, — указал он Вашеку на стул возле стола.
Затем он подошел к противоположному окну, раскрыл его и потянул за что-то, висевшее снаружи. В окошке показались два флажка — красный и синий. Великан отвязал синий, а красный снова поднял наверх.
— Это синяя флаг, — пояснил он Вашеку, положив флажок на стол, — а там красная флаг. Красная флаг означать: капитан Гамбье дома. Синяя флаг: капитан Гамбье — спать. Понял?
— Понял. А что вы делали ночью?
— Э, ночью, малыш, много работ — понимать? Львица Наташа иметь младенца, получить котят, понимать? Три котята, маленький беби, понимать? А капитан Гамбье есть господин при львах, тиграх и медведях, понимать? И много дела с Наташа, целая ночь, милый, целая ночь!
Поколдовав над плитой, великан поставил на стол две кружки и налил в них из кофейника кофе с молоком. Потом на столе появилась сахарница, блюдце с маслом и хлебница с булочками.
— Угощаться, малыш, — предложил хозяин Вашеку, усаживаясь напротив. — И взять масло, мазать.
Вашека никак нельзя было назвать ломакой. Он привык принимать все, чем одаряла его жизнь, в которую он только-только вступал. Он уже понял, что растрепанный великан — хороший дядя, который любит детей и распоряжается львами и тиграми в цирке. Это ему очень понравилось. Он помешал кофе и нетерпеливо откусил от булочки, разглядывая при этом капитана.
