Старшины Вильбайской школы - Рид Тальбот

— Бедняжка! Какую скучную проповедь предстоит тебе выслушать! — сказал Виндгаму Джилькс, как только Риддель отошел от них.

— Мне ужасно жаль, что он видел нас, — отозвался Виндгам, и в голосе его слышалось искреннее огорчение.

— Ты боишься, что он пожалуется на тебя директору? — засмеялся Сильк.

— Нет, этого я не боюсь, но я знаю, что он огорчился, встретив меня здесь.

— Вот есть о чем думать! Послушай, Виндгам, прими совет опытного человека: не ходи к нему сегодня, — продолжал Джилькс.

— Как можно! Непременно пойду: я не хочу обижать его.

— Какое великодушие! — проговорил Сильк с насмешливой улыбкой.

— Удивительно, как внимателен бывает человек к ближнему, когда тот готовит за него уроки! — прибавил Джилькс.

Виндгам покраснел, но промолчал. Он знал, что его старший брат, которого он очень любил, не выбрал бы ему в товарищи этих мальчиков, да и самому ему они не особенно нравились; но ему льстило то, что они, старшие, искали его дружбы, и у него не хватало духу отвернуться от них. Впрочем, и сам Виндгам был не маленький: он был уже в четвертом классе, и те дни, когда он состоял фагом у одного из шестиклассников, были для него днями далекого прошлого. Будь он «мартышкой» вроде Тельсона или Парсона, наверное ни Сильк, ни Джилькс не стали бы возиться с ним, да и сам он не мог бы уделять им столько времени. Теперь же он был сам себе господин. С одной стороны, никто не имел уже прав на его услуги, с другой — он не дорос еще до звания классного старшины и сопряженной с этим званием ответственности. Вследствие всего этого он шел навстречу предлагаемой ему дружбе без всяких колебаний. Впрочем, это не совсем верно: колебания у него были, и причина их лежала в Ридделе. Виндгам видел, что Риддель принимает в нем искреннее участие; это сказывалось в обращении нового школьного старшины, и мальчик невольно привязался к нему. Боязнь Ридделя, или, вернее, боязнь сделать ему неприятное, заставляла Виндгама спрашивать себя иногда, хорошо ли он делает, водя дружбу с Сильком и Джильксом, которых, как он знал, ни брат его, ни Риддель не любили. Поэтому-то он решительно отказался последовать совету Джилькса и объявил, что непременно пойдет к Ридделю, хотя и не нашелся что ответить на насмешку по поводу помощи в приготовлении уроков.

— Ну, хорошо, — продолжал между тем Джилькс, — раз ты решился идти в львиную берлогу, так иди, но так как тебе предстоит быть съеденным, то повеселимся напоследок: пойдем в «Аквариум» играть в кегли.

— Что это за аквариум? — спросил Виндгам.

— Разве ты не знаешь? Бассейн с водой, в котором плавают золотые рыбки.

— Это я знаю. Но как же там играют в кегли?

— А вот пойдем, так увидишь. Говорят, игра в кегли забавляет рыбок.

И Джилькс расхохотался, очень довольный своей остротой. Шельпортский «Аквариум» был ресторан, отличавшийся довольно плохой славой, единственное право которого на название «аквариум» заключалось в том, что в темном углу общего зала стоял небольшой бассейн с водой, а может быть, и с рыбами, что, впрочем, никого не интересовало, так как в «Аквариуме» было много других, гораздо более привлекательных вещей, а именно: бильярд, кегли в маленьком садике и очень вкусное мороженое. Сами по себе эти вещи не представляли собой ничего предосудительного, но они привлекали в ресторан самое разношерстное общество — разных праздношатающихся и кутил, между которыми школьникам было, разумеется, не место. Впрочем, в это время дня ресторан был почти пуст, и когда после долгих упрашиваний Виндгам согласился войти в маленький садик, где были кегли, он нашел, что тут слишком тихо и что на школьной лужайке веселее. Воспитанники поиграли в кегли, съели по порции мороженого и отправились в школу.

Они пришли как раз к перекличке, так что никто, кроме Ридделя, не знал об их отлучке. Тем не менее Виндгам чувствовал себя очень неловко, и не столько потому, что обманул директора, уйдя из школы без его разрешения — к этому он уже привык, — сколько потому, что огорчил Ридделя.

Вечером он отправился в комнату Ридделя, забрав с собою свои учебники, как обыкновенно делал это, когда шел к нему.

Когда Виндгам вошел в комнату, Риддель что-то писал, но поспешно отодвинул от себя бумагу и сказал, улыбаясь своей застенчивой улыбкой:

— А, Виндгам! Я очень рад, что ты пришел.

Виндгам положил на стол свои книги и не сел, как обыкновенно, а стоял, не поднимая глаз. Риддель надеялся, что мальчик сам заговорит о щекотливом предмете, но, видя, что тот молчит, начал:

— Я очень удивился, встретив тебя сегодня в Шельпорте. Ведь ты ушел потихоньку, не правда ли?

— Да, — отвечал Виндгам.

— Зачем же?

Этот вопрос, в котором не слышалось ни малейшего оттенка гнева или сознания своего авторитета, привел Виндгама в еще большее замешательство. Он ответил не сразу:

— Я знаю, что поступил дурно… Не сердитесь на меня, Риддель…

— Я не сержусь. Только не делай этого вперед.

— Я сам не знаю, как это случилось, — продолжал мальчик, волнуясь, но чувствуя, что он не так виноват, как это может казаться. — Джилькс и Сильк уговорили меня, то есть они собрались идти, и я пошел с ними… Мы не делали там ничего дурного, только стояли на пристани и смотрели, как отходит пароход.

— Дело в том, что уходить из школы без разрешения старших не дозволяется.

— Но ведь Сильк и Джилькс — классные старшины.

— К сожалению, да.

Настала новая пауза, на этот раз довольно продолжительная. Ни один из собеседников не чувствовал желания возвращаться к неприятной теме. Виндгам раскрыл книгу и сделал вид, что занялся ею, а Риддель придвинул к себе бумагу и взял перо, но не писал. В душе его шла борьба.

«Что мне делать с этим мальчиком? — думал он. — Если я пожалуюсь на него директору, его накажут, а за второй такой проступок могут и исключить. Может быть, для него это было бы и лучше, потому что общество Силька и Джилькса не доведет его до добра. А как отвлечь его от них? Меня он не послушает… Но все равно, я должен попытаться сделать для него, что могу; я обещал его брату заботиться о нем».

С последним решением мысли Ридделя прояснились. Он понял, что ему надо делать, но как он это сделает, еще не знал.

— Виндгам, я хочу спросить твоего совета, — начал он, обращаясь к мальчику. Он не мог бы дать себе отчета, почему он начал именно так, а не иначе.

— Моего совета? Насчет чего? — спросил Виндгам, поднимая на Ридделя удивленные глаза.

— Видишь ли, есть у меня один товарищ, которого я очень люблю. В настоящую минуту этот товарищ нуждается в помощи друга, и я очень хотел бы помочь ему, да не знаю, как…

— Это на вас похоже, — улыбаясь, сказал Виндгам,

— Суметь помочь человеку гораздо труднее, чем это кажется, — продолжал Риддель. — Дело в том, что я не знаю, как подступиться к этому мальчику.

— Не могу ли я вам в этом помочь? — спросил Виндгам.

— Может быть, и можешь. Он недурной малый, в нем даже очень много хорошего, но…

— Я его хорошо знаю? Верно, он из моего класса? — перебил Виндгам.

— …но, — продолжал Риддель, не отвечая на вопрос, — у него есть один огромный недостаток: он страшно бесхарактерен.

— А, я знаю, о ком вы говорите: о Тедбери, правда? — не утерпел опять Виндгам.

— Нет, этот мальчик гораздо лучше и честнее Тедбери, но, к сожалению, он попал в дурную компанию и так изменился, что теперь его даже трудно узнать…

Виндгам пристально взглянул на говорившего. Риддель продолжал:

— Я уверен, что если он и поступает дурно, то не потому, что это доставляет ему удовольствие, а просто по бесхарактерности. Его совсем забрали в руки, и я боюсь, чтобы он не испортился вконец…

Виндгам хотел что-то сказать, но Риддель перебил его, как будто не заметив этого:

— Так вот, я хотел бы, чтобы ты посоветовал мне, как мне быть. Дело в том, что мне известны некоторые неблаговидные проделки тех воспитанников, которые так дурно влияют на моего друга. Пожаловаться ли мне на них директору и тем избавить от них моего друга, так как они будут, по всей вероятности, исключены, или попытаться убедить его, чтобы он сам отстал от них?