Собрание сочинений Яна Ларри. Том третий - Ларри Ян Леопольдович

Не зная, как же все-таки начать свои записки, я позвонила в редакцию журнала «Звезда» и спросила толстым голосом:

— Скажите, пожалуйста, если писатель задумал написать книгу о детстве, с чего он должен начать описание?

— С детства! — ответил мне голос в трубку.

Ну, вот я так и начну.

До четырех лет я совсем не помню, как жила, и если бы мне не сказали, что я все-таки что-то делала и что-то говорила, никогда бы мне и в голову не пришло, что я могла жить с папой и мамой. Так, что-то такое припоминается иногда, но все будто в густом тумане плавает. Хорошо я начинаю помнить себя только с четырех лет и с того почему-то дня, когда папа принес мне первую в моей жизни книгу и сказал:

— Развивайся!

И я стала понемножку развиваться.

Помню: в книге были нарисованы собаки, кошки, птицы и какие-то непонятные животные, похожие на лошадей. И самыми забавными у них были хвосты. С кисточками, понимаете? А на головах что-то вроде вешалки для пальто. Такие же, как в комнате у тети Шуры.

— Ой, какие смешные лошадки! — закричала я.

Папа сказал:

— Это не лошадки! Это коровы!

Я засмеялась, потому что слово «коровы» показалось мне смешным и потому еще, что я совсем не знала, что такое коровы. С лошадьми я была уже знакома немного. Одна знакомая лошадь привозила к нам на детскую площадку нашу няню — тетю Пашу. Но чем могли заниматься коровы и кого куда они возили, — этого я не знала, потому что еще не встречалась с ними.

— А ты уверен, что это коровы? — спросила я.

— Вполне! — сказал папа.

— Ну и что же они делают? — спросила я. — Зачем они?

Папа сказал:

— Коровы дают молоко и мясо!

Как это у них получается — с молоком и мясом — я не представляла. Ведь мне было всего четыре года, и я думала в то время, что молоко делают в магазинах из молочного порошка, а мясо — из костей и мясных консервов.

Вот какая глупая была я восемь лет назад.

Сейчас я учусь в пятом классе и скоро перейду в шестой. А в шестом никто вообще не может быть слишком глупым. Хотя, конечно, среди мальчишек встречаются довольно неразвитые. Вовка Волнухин, например, дергает постоянно девочек за косички. Ну а разве можно назвать умным или развитым мальчишку, который устраивает глупые развлечения с чужими косичками?

Сегодня произошел несчастный случай. Я получила двойку. Первую двойку за всю свою жизнь.

Вот как это случилось.

Нам задали очень непонятную задачку о двух пешеходах, которые вышли из пункта «А» и направились в пункт «Б». Что им там было нужно, — неизвестно. Но пешеходы должны были пройти тридцать восемь километров и прибыть на место в такое время, которое сошлось бы с ответом в задачнике.

Эту задачу я решала час, решала два часа и, наконец, решила, что пешеходы — ужасно глупые люди. Подумайте сами: идут пешком тридцать восемь километров и не догадаются сесть на электричку или подъехать на попутной грузовой машине. В общем-то, несообразительные пешеходы шагали и шагали и дошагались до того, что запутали мне всю задачку.

Чтобы лучше понять, как все-таки передвигаются они от пункта «А» до пункта «Б», я нарисовала одного пешехода впереди, а другого сзади. Но ничего хорошего из этого не получилось. Тогда я выкрасила переднего пешехода в зеленый цвет, а заднего разукрасила, как зебру, разными красками, но ответ все равно не получился.

— Дикари какие-то, а не пешеходы! — сказала я и поставила им по единице. За поведение! И за глупость!

И вот за этих несообразительных пешеходов я и схлопотала двойку.

Ну, где же справедливость?

Пешеходы не умеют ходить по дорогам, ничего не понимают, а я должна почему-то умножать, делить и складывать разные числа да получать двойки.

Терпеть не могу математику и с удовольствием не учила бы ее, но папа и мама сказали, что примут меры, если у меня появится хоть еще одна двойка по арифметике. Какие они примут меры — еще неизвестно, только я думаю, что ничего хорошего они, конечно, не примут. Подозреваю, что папа тогда ни за что не купит мне часы, о которых я мечтаю с первого класса, а мама не сделает мне летний сарафанчик.

Да, придется отложить писание книги и сесть за арифметику. Все-таки неизвестно еще: получится у меня книга или не получится, а двойка непременно получится, если я не решу сегодня все задачки.

Ну, с задачками все в порядке. Две решила сама, три списала утром у Нонки. Между прочим, списывать лучше всего, конечно, у Нонки. Она решает все задачки правильно и никого еще ни разу не подвела.

А теперь продолжу свои записки и, чтобы было интереснее их читать и слушать по радио, расскажу немного о себе.

Мне двенадцать лет и семь месяцев, но выгляжу я гораздо старше. Некоторые дают мне тринадцать и даже четырнадцать лет. Наверное, потому, что у меня густые черные волосы, высокий лоб и сильная воля. Силу воли я воспитываю уже две недели. Утром делаю гимнастику и обтираюсь холодной водой, а твердый характер закаляю уборкой комнаты и мытьем грязной посуды.

Какая я? Хорошая? Плохая?

Папа говорит: каждый человек считает себя хорошим, но хвалит себя сам только тот, кто знает, что его не похвалят другие. А дядя Вася сказал недавно: «Только пустые и глупые люди кричат о том, что они всех умнее, всех лучше».

Я про себя ничего не скажу. И не потому, что боюсь, как бы не подумали, будто я глупая, а потому, что, честно говоря, сама не знаю, какая я. Да и, кроме того, разве это так просто угадать, кто плохой, кто хороший.

Наши учителя, например, очень хорошо относятся к зубрилам и тихоням, всегда хвалят их, ставят всем в пример. Конечно, ничего удивительного в этом нет, потому что каждому учителю интересно, чтобы у него в классе было побольше отличников и поменьше шума.

А для наших ребят нет ничего хуже зубрилы, потому что каждый раз, когда не успеешь выучить урок и когда приходится «плавать» и «пускать пузыри» перед столом учителя, он всегда кивает на зубрилу и спрашивает:

— Почему же вот он (или она) знает, а ты не знаешь? Потому что он прилежный, а ты ленивая! Потому что он думает об уроках, а ты, наверное, по улицам гонялась весь день!

Конечно, учителя не говорят так грубо, но в общем-то их надо так понимать, а уж двойку они ставят без всякой жалости.

Не любят ребята и тихонь, а не любят потому, что знают их сверху донизу. Вот, например, учитель видит перед собою тихого, вежливого мальчика, который сидит и смотрит умильно в глаза учителя, словно ждет, когда он ему шоколадку в рот положит. Учитель, конечно, радуется, что у него такой внимательный ученик. Радуется потому, что видит его сверху и только глаза. Ну, а мы-то знаем, чего стоит образцово-показательное поведение этого тихони. Мы видим, как он старается достать ногою сидящего впереди, как левой рукой щиплет соседа, а правой укрепляет в парте кончик пера, чтобы потом «играть на нервах», как говорят ребята. Такого показательного тихоню надо бы выставить вон из класса, а учитель смотрит на него с удовольствием и, может быть, думает: «Ах, какой чудесный мальчик! Ах, если бы все были такими!»

Притворяться послушной и внимательной совсем не трудно, но я никогда не буду притворяться хорошей, а стану жить такой, какая уж есть. Хотя, признаться откровенно, я иногда и сама себе не нравлюсь.

Вот иной раз мне очень хотелось бы держать себя так же серьезно, как держится Света Дерябина, а иногда я хотела бы быть веселой, как наша Тоня Тимофеева. А в общем-то, и сама не знаю, что мне хочется. Иногда хожу совсем серьезная, серьезнее даже Светы, и вдруг чувствую, что мне ужасно хочется опустить кому-нибудь за воротник паука, например, или кузнечика. Чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Еще интереснее было бы сунуть за воротник жука, но, к сожалению, это невозможно, потому что я сама боюсь брать их в руки.

В нашей квартире говорят, что я расту отчаянной. А тетя Шура сказала недавно:

— Ах, Галка, Галка, ну почему ты не родилась мальчишкой? Право же, тебе нужно бы парнем родиться!