— Митька? Да нешто вы его знаете?
И, не дожидаясь ответа, Аксинья стала жаловаться на Митьку: и лентяй-то он, и грубиян, и разбойник, совсем он от рук отбился и сладу с ним никакого…
А курносая рожица в это время выглядывала из своего убежища под соломой и корчила такие уморительные гримасы, что три мальчика едва могли удержаться от смеха.
— Митька ваш племянник? — спросил Юрик толстую Аксинью.
— И-и… какой он мне племянник, детушки! Просто он сирота бездомная, и приняла я его к себе по своей доброте, а он, заместо того чтобы помочь мне в чем по хозяйству, только проказничает. Невмоготу мне с ним!
И, говоря это, толстая Аксинья, раньше чем кто-либо из детей мог предвидеть это, тяжело уселась на кучу соломы, под которой притаился злополучный Митька. Уселась и тотчас же вскочила на ноги как ужаленная. Глаза ее, выпученные и испуганные, стали совсем круглые от страха, рот широко раскрылся.
— Разбойники! — завопила на весь двор и даже на весь хутор Аксинья. — Разбойники, режут! Караул! — и со всех ног бросилась вон из мезонина, оставив в голубятне трех громко хохочущих мальчуганов.
— Ну, таперича держись! — вскричал, вылезая из своей соломенной засады, Митька. — Коли узнает, што это я ее испужал — прибьет меня… как Бог свят — прибьет!
И прежде чем мальчуганы успели опомниться, он кубарем слетел с лестницы, и через минуту его потешную маленькую фигурку можно было видеть бегущею по полю от хутора к лесу.
Мальчики перестали смеяться и искренно пожалели сироту-Митьку, которому, должно быть, несладко жилось у его сердитой названой тетки. Потом они занялись птенчиками. Они решили оставить маленьких голубков в голубятне и навещать их как можно чаще, а заодно навещать и Митьку, успевшего сильно заинтересовать детей Волгиных.
Глава 2
Старший лесничий и его внучка. Юркино слово. В лесу. Митькины страхи. Снова фея Мая
На балконе небольшого лесного домика сидит старый седой господин в темном халате и круглой шапочке на голове. Старик весь погрузился в чтение газеты. А кругом него глухо шепчут старые ели, стройные березки и трепещущие осины… Солнце настойчиво проникает сквозь кружево листвы и нежными лучами ласкает старика. В этом густом, вечно что-то шепчущем лесу так хорошо и уютно! И маленький лесной дом кажется какой-то хорошенькой игрушкой среди громадного старого леса, в его густой, непроходимой чаще. А на опушке этого леса стоит большой княжеский дом. Его почти не видно сквозь стволы часто разросшихся деревьев, и он стоит одинокий, уже чуточку развалившийся, точно безмолвный сторож старого леса.
Старик сложил газету и задумался. Мало-помалу сон подкрался к нему, и он забылся дремотой, уронил голову на грудь.
Но недолго пришлось спать обитателю лесного домика. Невдалеке, в чаще молодого ельника, послышалась звонкая песенка:
Я эльфа лесная,
Я чащи дитя,
Веселая Мая,
Малюточка я!
И большой лист влажного от росы папоротника упал на колени спящего.
Старик открыл глаза и улыбнулся.
— Это ты, Мая? Ты, моя плутовка?
Маленькие елочки быстро раздвинулись под чьей-то рукой, и то же странное кудрявое и смеющееся существо, появление которого так удивило Лидочку Волгину в саду на хуторе, с хохотом выскочило из чащи ельника и повисло на груди старика.
— Мая! Шалунья дорогая! Маленькая фея! Что скажешь новенького?
— Твоя фея, дедушка, — зазвучал голосок девочки, — принесла тебе ворох новостей, и нехороших новостей, дедушка! — добавила она, надув свои губки.
— Какие же новости принесла ты мне, дитя?
— "Они" приехали, дедушка!
— Ты была на хуторе, Мая?
— Увы! Да, дедушка! Я была на нашем хуторке, который теперь стал не наш. Ах, дедушка! — всплеснув руками, произнесла девочка. — Зачем они приехали! И зачем князь продал наш хуторок?
— Мая, Мая, разве хутор этот был наш когда-нибудь?
— Ах, все равно, ты управлял им, дедушка, и я его считала как бы своим. А теперь туда приехали чужие дети. Они бегают по нашему саду, рвут цветы, которые посадил ты, дедушка. Ездят на наших лошадях, кормят голубков, моих голубков, которых я так любила кормить…
— Ты познакомилась с ними, Мая?
— Нет, я не хочу с ними знакомиться. Они злые, гадкие дети! Они живут на нашем хуторе я их терпеть не могу за это!
— Мая! Мая! Стыдись!
— Я видела, впрочем, одну больную девочку в саду. Она — слепая и, кажется, приняла меня за фею…
— И ты можешь не любить слепую, обиженную судьбою девочку? Да разве у моей феи Май такое недоброе сердечко? — с укором спросил свою любимицу дед.
Мая! шалунья дорогая!..
— Ах, дедушка! — смущенно произнесла она и скрыла покрасневшее личико на груди старого деда.
Мая не солгала Лидочке Волгиной, сказав, что ее зовут феей Маей.
Когда маленькая сиротка — внучка старого лесничего и управляющего бывшего княжеского хутора, приобретенного теперь Волгиным была совсем крошкой, она не могла выговаривать своего имени «Маня» и называла себя Мая. Потом, когда девочка подросла, это имя так и осталось за нею.
Мая Лер неспроста называла себя феей. Когда звонкий, серебристый голосок девочки раздавался в чаще леса, ее дедушка, Дмитрий Иванович Лер, княжеский управляющий, говорил своему старому слуге Антону: "Точно маленькая фея поет в лесу". И дедушка и Антон с тех пор и прозвали Маю феей.
Маленькая Мая, как только начинала помнить себя, жила на хуторе у дедушки до тех пор, пока князь не продал хутора и не перевел Дмитрия Ивановича в лесной домик, назначив его управляющим своих лесных поместий. Мая, всей душой любившая хутор, была в отчаянии. Как и многие маленькие дети, она перенесла свой гнев на совершенно неповинных людей: на нового помещика Волгина, купившего их хутор, и на его детей.
Особенно Мая невзлюбила ребятишек Волгиных, занявших, как ей казалось, ее место на хуторе. Эти дети казались ей настоящими виновниками ее несчастия.
Но когда она встретила сегодня в саду бледную слепую девочку, сердечко Май забило тревогу. Ей было жаль несчастной слепой и в то же время она не хотела признаться в этом дедушке. Но Мая знала, что, помимо слепой дочери, у Волгина было еще три мальчика, и на них-то преимущественно она и перенесла свой гнев.
— Гадкие мальчишки! — ворчала про себя девочка. — Терпеть их не могу!
Дедушка не останавливал своей внучки. Он знал, что, когда на Маю нападали минуты каприза, лучшебыло оставлять ее в покое.
И Мая расположилась было как следует покапризничать, но внезапное появление на балконе Митьки разом прервало ее настроение.
— Ну что? — так и бросилась она ему навстречу.
— Што-што?
— Да как у вас?
— Дерется!
— Кто дерется?
— Да тетка Аксинья дерется!
— Ах, ты все про свое… Ну что, приехали?
— Известно, приехали!
— Много их?
— Не считал. А видать — много. Перво-наперво барин, потом мальчонков трое. Шустрые! На голубятню забрались. Меня в соломе отыскали. Я в солому схоронился, а она за вихры меня.
— Кто она? Голубятня?
— Не. Тетка Аксинья меня за вихры. Я оттелева шасть — и сюды. Уж я бег, бег, бег и к тебе сюды прибег.
— Слушай, Митька, знают они, что у моего дедушки есть внучка? — делая таинственную рожицу, спросила Мая.
