Цветущий репейник (сборник) - Дегтярева Ирина Владимировна

Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48

— Сейчас у мамы спрошу, — девчонка повернулась и побежала по дорожке.

Севка прильнул к калитке, глядя вслед. Мелькали загорелые икры, по розовым пяткам звонко хлопали оранжевые шлёпанцы, и подол сарафана лисьим рыжим хвостом мотался из стороны в сторону.

«Ох уж эти дачники, — Севка достал сигарету из кармана, а через секунду, морщась, скосил глаза на её дымившийся кончик. — Едкие же у папани сигареты… — он вернулся к мыслям о дачниках. — На огороде вырядятся так, будто в город собрались. Перед кем красоваться? Их же за забором никому не видно».

— Что это ты с таких лет табаком травишься?

Он не заметил, что к калитке подошла хозяйка, и вздрогнул. Торопливо отбросил сигарету, но, увидев, что женщина проследила взглядом за упавшим окурком, поднял его, обжигая пальцы, затушил и сунул в карман.

— Ты хотел поработать? — хозяйка открыла калитку. — Проходи, работник.

На этой дачнице было шелковистое платье почти до земли, кремовое, с алыми ромбами и кругами. Севка приуныл. «Эдакое платье мне точно будет не по карману. Если она на даче такие шмотки носит, какие же у неё в городском шкафу висят?»

Через полчаса Севка уже скинул рубашку и остался в тёмной от пота майке. Он таскал к сараю брёвна, брошенные после стройки посреди двора. Прикормленный рабочий загулял, и Севка получил работу.

Поверхность брёвен выглядела трухлявой, а внутри они оказались вполне целыми и оттого тяжеленными. Севка изгибался, пыхтел, но тащил. Насажал заноз и набил новых мозолей вдобавок к старым. В одном из брёвен устроила засаду орава рыжих муравьёв. Они заползли по рукам под майку работнику и отчаянно его покусали. Севка сдёрнул майку и вытряхнул налётчиков. Присел на бревно отдохнуть и закурил.

— Опять куришь? — девчонка выглянула из-за стены сарая. Она, видно, всё время там стояла, приглядывая за Севкой. — А что у тебя за татуировка? Наклейка?

— Вот ещё! Попробуй сотри! — Севка дёрнул плечом с наколкой в виде орлиного профиля с острым крючковатым клювом и растрёпанными перьями.

Это сейчас Севка хорохорился. А когда дома у него увидели на плече орла, Севка был похож на испуганного и потрёпанного кошкой гусёнка. Сначала мать прошлась полотенцем по его спине. Затем брат влепил затрещину, а потом и отец, вдруг вернувшись трезвым с работы, взгрел Севку за дурь по первое число. Так что орлиный профиль Севке в любом случае вышел боком.

Хозяйская девчонка послюнила палец и потёрла изображение орла. Севка усмехнулся. Тонкие насмешливые губы делали его лицо несколько надменным и независимым. Оттого что его частенько поколачивали дома, ему и оставалось только корчить независимый вид и обливать всех презрением.

— На велосипед копишь? — девчонка отступила на пару шагов, она будто бы побаивалась Севки.

— Вот ещё! — он досадливо дёрнул плечом. — Есть дела и поважнее. Я же не детсадовец. И не маменькин сынок. На меня с неба деньги не валятся, — Севка выразительно посмотрел на кирпичный особнячок хозяев.

— Важное дело! — передразнила его девчонка. — Небось, на сигареты?

Севка не удостоил её ответа, только острые лопатки дёрнулись и почти сошлись у позвоночника.

— Строит из себя! — девчонка закатила глаза, или кокетничая, или искренне возмущаясь.

— Мне работать надо, — он натянул майку и повернулся к девчонке спиной. Тренировочные штаны у него сползли, оголяя незагорелую полоску кожи. Хозяйская дочка фыркнула и ушла.

Загар у Севки на костлявых плечах забронзовел и отлакировался блестящим на солнце потом. Бритую голову крепко напекло. Короткая светло-каштановая щетина на шишковатой голове не скрывала нескольких шрамов. Они выдавали в Севке драчуна и его бурную тайную жизнь в глухих переулках посёлка.

Когда Севка работал, он всегда шевелил губами то сердито, то с улыбкой. Он вёл разговоры сам с собой и то и дело обращался к невидимому собеседнику.

— Сколько же можно пить? — Севка с кряхтением опустил очередное полено у сарая, потёр поясницу. — Ведь человек ты неплохой, — он поморщился, вспомнив, как «неплохой» человек вчера не смог догнать Севку на пьяно заплетавшихся ногах и швырнул ему вдогонку полено. На удивление метко. Угодил прямо между лопаток. И до ночи, пока отец не захрапел на терраске, сын выжидал в бане. Там он подпёр дверь кадушкой и вздрагивал от каждого шороха. Отец, хоть и пьяный, мог доковылять до бани и вломиться, сдвинув кадку, как детское ведёрко из песочницы.

— Нет, оно, конечно, — Севка развёл руками, — выпить можно, иногда. А так, чтобы… Интересно, сколько бабок дачница мне отвалит? Если мало даст, так свистну у них почтовый ящик, будут знать.

Дачница вынесла Севке аж пятьсот рублей. Он торопливо сунул их в карман, удивляясь беспечности и непрактичности хозяйки, и суетливо выскочил за калитку.

Вдруг передумает. Несколько раз проверив, нет ли дырки в кармане штанов, Севка развеселился.

— Муж её вечером приедет на своей крутой тачке, — бормотал он, весело пиная обломок кирпича по дороге, — плешь ей проест за эту пятисотку. Только пятисотка тю-тю, — он похлопал себя по карману. — Денёк обещает быть прелестным.

У Севки заурчало в животе. И денёк перестал быть прелестным. Пятьсот рублей таяли в Севкином воображении, и он боролся с этим феноменом. Пожалел, что на штанах нет ремня. Его бы затянуть посильнее — и до ужина можно прожить. Но подручных средств для утоления голода не оказалось.

Ноги сами понесли Севку к узкой, заросшей лопухами и крапивой тропинке. Она вела к станции, и тут надо было смотреть в оба. Того и гляди, осколок бутылки подвернётся, распорет кроссовку вместе с пяткой или вступишь во что-нибудь… Общественный туалет у станции — коричневое деревянное сооружение на две персоны — стоял под критическим углом к земле, и войти в него отважился бы не каждый, не говоря уже о том, что внутри и ступить было некуда от поразительной российской «чистоты», свойственной общественным уборным.

Поэтому несчастные пассажиры в ожидании электрички испещрили близрастущие кустики следами своей жизнедеятельности. Кроме того, среди этого пристанционного великолепия в зарослях крапивы и лопухов мог отдыхать кто-то не дошедший до магазина или, наоборот, до дома.

— A-а, Се-евка! — из кустов акации прямо перед мальчишкой вывалился отцовский дружок и напарник, тоже рабочий-путеец. В своём оранжевом жилете он, похоже, ушёл с объекта в поход за бутылкой. А обратно не мог вернуться, потому что бутылку водки, на которую они наверняка скидывались вместе с отцом, дядя Вася располовинил и забыл, в каком направлении железная дорога вообще находится. — Севка, где тут выход? — дядя Вася окинул широким жестом кусты. Узкие глаза на его опухшей сизо-коричневой физиономии глядели на Севку мутно и непонимающе. — Иди ко мне, — дядя Вася растопырил грязные лапищи, пытаясь схватить Севку. — Отведи меня на третий километр. Там твой батя ждёт.

Севка увернулся. Дядя Вася ухнул в овраг за кустами и застонал снизу.

— Что же ты?.. Своего крёстного… Я же тебя нянчил… — он всхлипнул.

— Пошёл ты! — яростно крикнул Севка. — Козёл вонючий.

Севка побежал по тропке, на бегу откидывая и ломая ветки. Лицо горело. Он бы заплакал от невнятной обиды и раздражения, но не признавал слёз. Он не боялся, что крёстный нажалуется отцу, слишком пьяным был дядя Вася, чтобы что-то как следует расслышать и запомнить.

В полумраке магазина было чуть прохладнее, чем на улице. Вяло колыхались лопасти вентилятора под потолком, разгоняя вялых и инертных мух, которых не привлекали даже хлеб и развесное печенье в деревянных лотках.

Севка сморщил тонкие губы в брезгливой гримасе.

— Что ты такой взъерошенный? — продавщица тётя Зина вечно что-то жевала и посверкивала золотым зубом. Белая заколка на волосах и грязно-белый передник поверх цветастого халата, стоптанные доисторические шлёпанцы, и при этом ярко накрашенные ногти на руках, в которые въелись огородная земля и сок одуванчика. Вечером-то после работы тётя Зина возилась в огороде, и Севка то и дело натыкался взглядом на её обтянутый цветастым халатиком зад, вздымавшийся над грядками на соседском участке.

Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48