Динка (ил. А.Ермолаева) - Осеева Валентина Александровна

Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146

— Ах, Катя… — расстроенно сказала Марина, наклоняясь за ложкой. — Кому ты делаешь назло? — тихо прошептала она, поднимая на сестру усталые глаза.

Марьяшка мгновенно утихла, и Катя ушла, но из комнаты выбежала красная как кумач Мышка.

— Мамочка! Пойдем скорей! Там Динка кричит и сердится на Лермонтова! — возбужденно сообщила она.

— Что такое?

Мышка путаясь и торопясь, рассказала, в чем дело. Мама встала, мадам Крачковская, запинаясь громким смехом, поспешила за ней.

— Ах, Гога, Гога! Неужели ты не можешь объяснить своей юной даме эти строчки? — шутливо сказала она сыну.

— Да я первый раз вижу такое невежество! Честное слово, с ней невозможно говорить о поэзия! — пожаловался Гога, чувствуя себя оскорбленным и беспомощным.

— Я после объясню ей, — сказала мама.

Динка стояла красная, сердитая и молча смотрела в пол.

— Дети, идите в сад! Поиграйте в крокет, — предложила: мама.

— Пойдем? — спросила Гогу Мышка.

— С удовольствием! С тобой хоть на край света! — галантно ответил Гога и, пропустив вперед свою «юную даму», пошел за ней.

Полина Владиславовна пожелала посмотреть комнаты. Когда все вышли, Динка схватила томик Лермонтова и жадно уставилась глазами в раскрытую страницу.

— Полуночи… — прошептала она с удивлением и, наморщив лоб, стала припоминать другое стихотворение. Там тоже было одно непонятное слово: «Подушу». Динка старательно припоминает всю строчку:

Когда Мышка прочитала эти стихи, Динка подумала, что господь послал больному бедняге такую сладкую и пышную, как подушка, булку — «подушу», а потом уже Лина объяснила, что это вовсе не булка, а просто господь послал за душой бедняги, чтобы тот умер.

«Умер так умер! И нечего тут какую-то «подушу» посылать!» — сердито думает Динка и, важно выпятив губу, сочиняет свои слова:

Глава восемнадцатая

КОСТЯ

В комнату заглянула Марина.

— Дина, ты тут? Отведи, пожалуйста, Марьяшку домой и найди Катю. Куда она исчезла… у меня же гости, — расстроенно добавила мать. Лицо у нее было усталое, на лбу лежала глубокая складка.

— Сейчас, мама! — вскочила Динка.

Марьяшка расхаживала по террасе и, словно из детского упрямства, лезла к незнакомой нарядной женщине, облокачивалась на ее колени, тянулась к золотой брошке, трогая пальчиком запонки на манжетах.

— Подожди, подожди, крошка!.. Я так отвыкла от детей… — брезгливо отстраняя ее, оправдывалась Крачковская.

Динка взяла Марьяшку за руку и пошла с ней к калитке. Девочка вырвалась и побежала вперед. Динка шла за ней по дорожке, прислушиваясь к оживленным голосам, доносившимся с крокетной площадки.

— Неужели ты не читала? Обязательно прочти! Это же интересная книга… говорил Гога.

Динка не слышала, что отвечала Мышка. Она была очень обижена и на сестру и на Гогу.

За калиткой стояли Катя и Костя, Они о чем-то тихо разговаривали.

Костя познакомился с семьей Арсеньевых еще на элеваторе. Сначала он приходил только на занятия в воскресную школу Марины, потом, сблизившись с Арсеньевыми, стал выполнять небольшие поручения товарищей, а когда в подпольной типографии понадобился знающий и верный человек, Костя привел к Арсеньевым своего друга, типографского рабочего, Николая… Бывали дни, когда Костя и Николай выходили из типографии с воспаленными от усталости глазами, но работа никогда не останавливалась. Потом Николая арестовали, Косте пришлось уйти со службы… Долгое время он жил в семье Арсеньевых и особенно сдружился с Катей. Дружба эта была неровна и часто кончалась ссорой, которую разбирала Марина… Шестнадцатилетняя Катя ходила еще в гимназическом платье, она была очень строга и не любила шуток, а Костя часто поддразнивал ее, выпрашивал на память ленточки, а потом терял их… Катя обижалась, плакала… В тысяча девятьсот седьмом году Костя был арестован. Когда он вышел из тюрьмы, семьи Арсеньева уже не было на элеваторе. Марина с Катей и с детьми уехала к Олегу, сам Арсеньев был в Финляндии. В эти тяжелые годы Катя выросла, повзрослела, Костя вступил в партию… Ему поручались серьезные, ответственные дела, в которых нередко участвовали и сестры.

В семье Арсеньевых Костя по-прежнему был своим, близким человеком, и, когда он долго не приезжал, Марина тревожилась, а Катя не находила себе места…

Теперь, стоя у калитки, Костя почему-то не шел в дом, а о чем-то тихо советовался с Катей. Потом громко сказал:

— Так ты иди, а я вслед за тобой. Только предупреди Марину Леонидовну, что мне необходимо это знакомство. Катя открыла калитку и увидела Марьяшку.

— Возьми ее за ручку! — сказала она Динке. Но Динка подбежала к Косте поздороваться.

— Здравствуй, здравствуй! — рассеянно сказал он, погладив ее по голове.

— Иди к нам. Костя! Что ты тут делаешь? — спросила Динка и, вспомнив мамино поручение, обернулась к Кате: — Катя, тебя мама ищет!

— Иди, иди! Мы сейчас… — ответила Катя. Динка взяла Марьяшку за руку и пошла. Посредине дороги девочка вдруг попросила:

— Понеси меня!

Но Динке не хотелось нести тяжелую Марьяшку, настроение у нее было испорчено, ссорой с Мышкой и Гогой, она злилась на Крачковскую за то, что эта гостья замучила маму, обижалась на Костю, который встретил ее как-то равнодушно, и жалела весь этот пропавший зря мамин день.

— Иди ножками, — сказала она Марьяшке.

Мать девочки была уже дома. Она подхватила дочку на руки и, целуя ее, сказала:

— Ишь выспалась, наелась, румяная какая! — И, обернувшись к Динке, добавила: — Спасибочко вам…

Марьяшка что-то защебетала, полезла с ногами на лоскутное одеяло и, показывая Динке бумажные цветы, спускающиеся двумя гирляндами с иконы, причмокнула языком:

— Эна!

— Не тронь, не тронь, дочка! — снимая ее с постели, сказала мать. — Это боженькины цветочки!

Когда Динка пришла домой, Костя уже сидел на террасе, пил чай и оживленно рассказывал что-то мадам Крачковской, Катя и Марина были тут же.

— Я очень люблю рыбную ловлю, — вдруг сказал Костя. — Хотелось бы недельки на две снять где-нибудь тут комнатку и порыбачить… Но, кажется, все комнаты и дачи уже заняты.

Динка с удивлением взглянула на мать. Как было б хорошо, если бы Костя пожил у них! Но мама как-то неуверенно сказала:

— Можно было б у нас… может, на террасе?

— Позвольте! У меня в саду совершенно пустует флигель. Там никто не живет… Вы сможете свободно располагаться в нем, когда вам угодно! — любезно предложила Крачковская. — Кстати, Гога тоже мечтает о рыбной ловле. Это было б чудесно!

— Ну что ж… Спасибо за гостеприимство! Я с удовольствием воспользуюсь им на недельку, — поклонившись, сказал Костя. На лице его действительно было выражение полного удовольствия, и Динка сердито пожала плечами.

«Очень надо идти к Крачковским! Как будто один Гога хочет ловить рыбу… обидчиво подумала она, искоса взглядывая на Костю. — Подумаешь, какой… Пойдет к Крачковской! И почему это ни мама, ни Катя ничего не говорят ему?»

Катя даже, наоборот, быстро сказала:

— Вот и хорошо! А то у нас и правда негде отдохнуть. На террасе шумно.

Костя еще раз поблагодарил за любезное приглашение.

— Я могу даже дать вам ключ. И познакомлю вас с нашим сторожем… Можете приходить когда угодно, вы никого не побеспокоите! — рассыпалась в любезностях Крачковская.

Костя был очень доволен. Высокий, черноволосый, с живыми карими глазами, Костя был бы даже красивым, если бы его не портил широкий нос и веснушки. Сейчас он казался моложе своих лет, смеялся, острил… И в конце концов пошел провожать мадам Крачковскую с Гогой до самой их дачи.

Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146