Что бывало (сборник) - Житков Борис Степанович

Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48

Утром явился Голуа. Он придирчиво осматривал лошадь и едва со мной поздоровался. Я молчал и почти не отвечал на его придирки. Да, признаться, мне не до того было: Осип побежал к школе с моей запиской. Я очень боялся, что вдруг ему скажут, что Наташка не ходит в школу, и тогда все сорвалось. Мне поэтому ничего не стоило равнодушно и холодно слушать французово брюзжанье. Я невпопад и рассеянно отвечал. Голуа даже глянул на меня раза два, нажал черными гляделками.

– Эй, Мироша! – услыхал я вдруг Осипов голос.

Я не дослушал Голуа и бегом бросился к Осипу:

– Ну что? что?

Уж по тому, как Осип хитро улыбался, я понял, что дело вышло. А он щурился и не спеша выкладывал:

– …И валит, валит, мать моя! «Какую бы, – думаю, – пошустрей прихватить? Не напугать бы». Смотрю, две идут и снежками, что мальчики… Я: «Стой! Чего, – говорю, – озоруешь?» И хвать одну. «Ну, – говорю, – отвечай: каких Наташек знаешь?» Она: такую, сякую – хвать и твою. «Ах ты, – говорю, – милая! Вот ей письмецо передашь». Дал ей письмо, а ее выпустил: «Беги, опоздаешь». Вот, брат, как. А с этим-то? – И Осип кивнул на Голуа.

– Не говорил пока ничего.

– И ладно. Не рвись. Дело, брат, это аховое.

– Мирон! – взвизгнул Голуа. – Мирон, идите сюда.

– Валиком! – крикнул мне вдогонку Осип.

Я неторопливо подошел.

– Ну? – сказал Голуа. – Ваш ответ. Я слушаю, – и наклонился боком.

– Насчет чего? – спросил я спокойно как мог.

– Насчет Короля, удава, змеи! Я жду! – закричал Голуа.

– А что вы, собственно, хотите? Ведь я не знаю, о чем мы договариваемся.

– Ну, работать, работать со змеей!

– Слушайте, – сказал я строго. Голуа удивленно на меня вскинулся. – Слушайте, Голуа, я не дурачок и не колпак, вы знаете. Объясните во всех подробностях, в чем состоит номер с удавом, а то вы хотите продать мне зайца в мешке.

И вдруг француз улыбнулся так очаровательно, как он улыбался публике. Он схватил меня под руку и, заглядывая в лицо, потащил из конюшни.

Осип крякнул нам вслед.

– Мой друг, – заговорил ласково Голуа, – месье Мирон! Между друзьями нет споров: я не могу предложить моему другу что-либо тяжелое или безрассудное. Здесь ничего не надо, кроме привычки и аккуратности. Змея – это машина. Глупая, бездушная машина. Локомотив может вас раздавить, но не надо становиться на рельсы. Это так просто…

Все дело в том, что змея будет обвивать вас своими кольцами. Она будет искать удобного положения, чтобы вас сдавить. – Голуа показал сжатый кулак. – Не пугайтесь, дорогой мой! Но она давит только при одном определенном положении: при том, в каком она наползает на свою жертву. Пока она наползает, кольца ее слабы, они едва висят, они свободны, подвижны. Стоит их сдвинуть – и змея вас никогда – никогда! – понимаете: никогда не сдавит. Она будет делать второе кольцо вокруг вас, – Голуа очертил линию вокруг своего живота, – но вы методически и спокойно сдвигаете и это кольцо. Она делает третье, – какой эффект! Вы представляете зрелище? Публика не дышит в это время. Но вы манипулируете и передвигаете и это третье кольцо. Змее негде навить четвертое, и она сползает.

Но она сейчас же начинает свою работу снова, как автомат, как машина. Так три тура, больше не выдерживает публика. Истерика, крики! Детей выносят! В это время в клетку – она тут же на арене – всовывают кролика, и змея стремится туда, чтобы его проглотить. Кролика выдергивают через заднюю форточку, а дверцу захлопывают. Номер кончен. Три минуты. И это мировое дело. Афиши и буквы в два метра. С этим номером вам откроют двери лучших цирков Нью-Йорка. Париж у ваших ног, дамы! Цветы! Слава! И вы через полгода откроете кафе на Итальянском бульваре… Мирон, Мирон! – И он хлопал меня по спине.

Француз заглядывал мне в глаза и со всех сил улыбался.

– Надо подумать, – сказал я.

– О чем думать? Думайте о том, что вы будете получать за каждый вечер от меня двадцать рублей! Это будет… – И он назвал какую-то тучу франков. – А в месяц! – кричал Голуа. – В месяц, мой друг, в один месяц вы заработаете десятки тысяч франков.

Голуа стал и сделал рукой тот жест, за который ему хлопал каждый вечер весь цирк.

– Руку! – И он бравым жестом протянул мне свою руку в лайковой перчатке.

– Я подумаю, – сказал я и не торопясь поплелся в конюшню.

– Ну, что он там голосовал так? – спросил меня Осип.

Я рассказал. Осип качал головой, глядя в пол, и молчал.

– Что-то больно он старается около тебя. Сам-то с директора за номер сгребет – будьте здоровы. Долларами, каналья, гребет… А ты думал? А как же! Они все валютчики.

– Попробовать разве? – сказал я.

– Кака уж проба! – вскинулся Осип. – Уж если этот-то тебя попробует, так одного разу и хватит. И зовется удав. Удав и есть. Удавит – и край. Крык – и кишки вон.

Но я уж думал о том, что за пять раз я получу сто рублей, а через месяц я выплачу эти проклятые пятьсот рублей. Нет! Я буду посылать сто рублей жене и сто в Товарищество за растрату. Два месяца, и я свободен. Пускай тогда судят. Я не вор, не вор тогда. И я представил себе, как в банке будут удивляться: «Смотрите-ка, Никонов!» И все будут говорить: «Я всегда утверждал, что он порядочный человек. Ну, случилось, увлекся, со всяким может случиться, но не всякий же…» А дома! Вдруг сто рублей! От папы! И тут уж узнают, что и в банке получили… У меня запорхали, заметались в голове такие мысли, как цветы, и дыханье сперло.

– Осип, голубчик, – сказал я, – пусти, я попробую, ты знаешь ведь…

Осип рукой замахал:

– Да что ты! Господь с тобой, да разве я тебя держу, да что я тебе – отец иль командир какой? Только стой, стой! Меньше четвертного ни-ни! Никак! Двадцать пять за выход. И чтоб сто рублей вперед. А ну, не ровен час, с первого же разу – тьфу-тьфу! – да что случится! А за собак чтоб особо. Уж раз твое дело такое…

– Какое дело? – сказал из-за спины конюх Савелий.

– Тьфу, тебя не хватало! – Осип оттер его плечом. – Без тебя тут дело.

Я пошел к Голуа.

Голуа нетерпеливо ходил по коридору. Он бросился мне навстречу:

– Ну, ну?

– Двадцать пять рублей, – сказал я строго. – И сто вперед.

Голуа на секунду сдвинул брови, но сейчас же сделал восторженную улыбку и с размаху ударил рукой мне в ладонь:

– Моя рука. Честь, месье Мирон, это есть честь. Вуаля! А страховка? А, ха-ха-ха! – Он рассмеялся, как актер, отогнувшись назад. – Если я внесу три советских рубля в три советских кассы, то, вероятно, наш Король этого не испугается. Но вот страховка, вот! – Он вынул из кармана чистенький маузер и хлопнул по нем рукой. – Этот пистолет и мое искусство – вот страховка… Идем!

Он потащил меня в ту комнату, где был удав.

– Вот моя визитная карточка.

Он быстро вытащил из кармана серебряный карандашик и намазал посреди карточки черную точку величиной с горошину. Он ловко плюнул на стену и приклеил карточку.

– Это глаз Короля. Раз, два, три – пять шагов. Прикройте двери.

Француз, почти не целясь, выстрелил навскидку из маузера. Карточка слетела. Я поднял. Черная точка оказалась пробитой.

– Наклейте! – командовал француз. – Вуаля! Бах! Новой дырки не было на карточке. Голуа бил пуля в пулю.

– Но вы скажете, голова змеи не мешок, это не фантом из музея, голова движется. Великолепно! Бросайте карточку в воздух. Нет, выше!

Я бросил, и карточка завертелась в воздухе.

Бах! Карточка метнулась в сторону. Ясно было, что француз не промазал.

– Вы довольны? Вы поражены? Слово чести – так же будет прострелена голова Короля, если он только на секунду заставит вас почувствовать неловкость, – слово артиста. Вы можете перед каждым выходом проверять мое искусство. Для манежа я заряжаю разрывными пулями. Вы будете увереннее манипулировать кольцами Короля… Ле Руа! – обратился он к удаву. – Мы начинаем работать сегодня, после обеда. Ну!

Змею встревожили выстрелы. Она подняла голову и неподвижно глядела на меня.

Опять на меня…

Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48